читал: "Нет более мирных мест, чем заброшенные крепости и форты, где на
солнце спят старые, никому не нужные пушки..." Вот и здесь так же...
еще дальше в глубь пустынной страны...
меня на решетчатую эстакаду, протянувшуюся от похожей на домну башни к
полуразваленному цеху. Мы заглядывали в люки подземелий, качали скрипучие
рычаги громадных насосов, старались повернуть ржавые шестерни непонятных
машин...
толщиной, труба. У ее изгиба, в метре от земли, приделано было колесо с
ручками. Как штурвал. Я взялся за рукоятку, Сережка за другую. В трубе
что-то ожило, словно хрипло вздохнул мамонт. И вздох этот отозвался под
землей и, кажется, прошел по всему Пространству. Мы отдернули руки.
Глянули друг на друга - перепугано. Сережка мигнул и засмеялся:
мы задремавшего "Кого-то"?.. Ой..."
наугад среди зарослей, буераков и штабелей полусгнивших шпал. Кресло
буксовало, Сережка усердно толкал его, я вертел колеса из всех сил, и руки
у меня уже гудели от усталости.
новую добычу.
бутылок. Сумка у меня под ногами отяжелела и брякала.
вагона. Неподалеку торчала из земли изогнутая железная трубка с медным
колесиком крана. Из трубки капало. Сережка покрутил колесико, и ударила
тугая струя. Сережка брызнул в меня, я обрадовано захохотал. Он тоже
засмеялся и стал смывать с колен пятна ржавчины.
порядком извозился. Особенно, когда лезли через широченную, метрового
диаметра трубу, в которой жило гулкое эхо. Сережка тащил меня на спине, а
сам полз на четвереньках.
этой дружбы.
дрожали брызги, и в брызгах горели искры. Я заморгал, закашлялся и
ворчливо сказал, что самое время вымыть бутылки.
струей, бултыхая внутри травяной жгут.
никого никогда не бывает! Откуда же бутылки-то?
такой есть. Прилетают американцы на Луну, вылазят из своего "Аполлона", а
на камне стоит четвертинка из-под "Московской" и рядом надпись: "Джон, ты
меня уважаешь?"
он, Сережка, превратился в самолет и мы летали среди облаков и сели у
костров, которые развели чуки...
тишина - продолжение того сна.
заулыбался так, словно что-то знал больше меня. Опустил голову, оттер с
колена остатки ржавчины.
трех измерений...
всякое думается зимними ночами, особенно в больнице, когда никак не можешь
уснуть и гложет тоска по дому...
длину, ширину и высоту. А что дальше, пока никому не известно...
Одномерное пространство - это точка, это как бы человек внутри себя, и вот
он бросает взгляд на другую точку. Получается линия... А потом человек
оглядывается - и возникает ширина плоскости, двухмерность. А трехмерное
пространство - это как взмах во все стороны! Когда открывается простор: и
вокруг, и в небе, везде! - Сережка широко раскинул руки. И я сразу
вспомнил, как он превращался в самолет.
опуская руки. - Когда вбираешь в себя все... все, что близко и далеко, и
вообще... все, что можешь представить... Ну, даже не знаю, как сказать...
- Он сделался виноватым.
Сережка, словно вбирал в себя и сон про полеты, и радость, что мой друг -
вот он, рядом, и память о Гулких барабанах Космоса, и эти солнечные
загадочные пустоши...
четвертом измерении? Когда вот этот... вздох...
трудно объяснить...
может быть, а он есть...
опять приблизилась необъятность Космоса. Где гудели Гулкие барабаны...
Сережка говорил очень серьезно.
как тогда, у Мельничного болота, про шкыдл и чук. Дал волю фантазии и
расширяет здешнее Безлюдное Пространство до бесконечности!
наверно, в панике!
Пространство до этой минуты завораживало меня, а сейчас я наконец очнулся.
И Сережка спохватился:
выдернул нитку, привязал к гайке, поднял грузик над бетонным блоком. Тень
от нитки упала на серую поверхность.
черта отошла от севера.
Не веришь?
боязно: вдруг Сережка обиделся? Я пошутил торопливо:
кирпичного домика, вроде проходной будки, только без забора. Сережка
подхватил меня на закорки - и в дом.
ней - гудок. Я завертел скрипучий диск.
узнал, что она пришла домой лишь за минуту до моего звонка и не успела
перепугаться как следует.
ума не сошла", и "я взгрею как следует и тебя, и твоего Сережку", и
"больше носу на улицу без меня не высунешь", и "мы еще вернемся к вопросу
о даче!" Но я чувствовал: сердитость у мамы не настоящая. А потом я
услышал в трубке другой голос, мужской. Он долетал издалека, слов не
разобрать.
всегда! Мужская солидарность, друг за друга вы горой... - И потом уже мне:
- Скажи спасибо, что со мной пришел Евгений Львович. Он за тебя всегда
заступается...