получилось - кладбище с упырями. Замок с привидениями. Кто же так
делает-то, а? Думать мозгом надо было...
засранцев-моралистов ни житья, ни проходу. Правда же, Федор Иванович?
уже не совсем улыбка. - Пойдем, дорогой, - она подала руку Айболиту.
туда, где взял. И - сразу вниз. Предупреждаю: чтоб никто не подглядывал за
мной, ясно? Это в основном к вам относится, полковник.
полную картинку местности.
Летчик забрался в кабину - и увидел, как Золтан, пригнувшись, бежит за
спинами людей куда-то и возвращается над самой землей, с автоматом в руке,
вцепляется в стойку лыжи и делает знак пилоту: молчи!.. Видеть его может
только летчик - и Алиса, если приподнимется и прижмется лицом к стеклу. Но
она сидит откинувшись на спинку кресла и смотрит на того невидимого, кто
будто бы сидит рядом с пилотом, и оборачивается, и смотрит на нее...
место, свободное от искривленных и тонких, но все же берез. Золтан лежал,
распластавшись, в промоине. Этот гад его не заметит... Он снова коснулся
лыжей земли, сделал знак: выходите! Айболит выпрыгнул сам, принял Алису.
Захлопнул дверь. Вертолет свечой ушел вверх, развернулся на сто
восемьдесят, завис на мгновение - и в полувитке спирали исчез над обрывом.
казались синими. За близким лесом начинались поля, потом видны были крыши
города, потом - река под обрывом. По обрыву неровной и лохматой черной
шерстяной неразрывной нитью тянулся далекий бор. Если идти пешком, то до
наступления темноты как раз и можно дойти до этого бора...
торопились?
скулящего щенка. Жутко, толчками, болела рука. Хотелось сосредоточиться на
боли - но не получалось. Одна, маленькая, заживо погребенная... под толщей
земли и камней... Мама, мамочка, мама...
дышать.
сказала Ветка, вставая. Ее схватили за ноги и уронили. Нет! Не-ет!!!
Жесткое и вонючее закрыло ей рот. Она билась насмерть. Потом - устала. Ее
держали за ноги, за плечи, за голову... Ее уже тысячу раз могли бы убить,
но не убивали.
умеешь лечить?
взять. И не брать того, что не нужно. Понимаешь?
напустить полную комнату тьмы.
человеку, хорошо?
оказалось, что целился он не туда. Промоина была слишком крутая, градусов
сорок пять - и после дождя еще совершенно не просохшая. Песок и щебень,
наполнявшие ее, тихонько плыли к обрыву под собственной тяжестью и под
тяжестью тела Золтана - и всякая попытка за что-то ухватиться, как-то
помешать этому сплыванию приводила лишь к продвижению вниз на
дополнительный десяток сантиметров.
Никаких корней, никаких прочно сидящих обломков. Если бы в руках был
ледоруб, а не тупой автомат... Он все-таки попытался воткнуть ствол в
сыпучку - бесполезно. Плывет, и все.
охватило нечеловеческое спокойствие. Не закричать, подумал он. Падать
молча. Как камень.
под бомбами - и никогда не чувствовал ничего похожего. Тогда - был страх,
ярость, желание жить. Сейчас - будто бы миг смерти уже позади...
пронзительной любовью ко всему и ко всем переполнило душу. Он чуть не
закричал, но не от страха, а от опаляющего счастья. Не закричал - и,
заскользив быстро, быстрее, быстрее - начал свое долгое падение.
поэтому ничего не услышали.
спускаются в заросшую густым кустарником лощинку - и вдруг исчезают в ней,
и даже тепла тел не ощущают приборы...
назначенному самим себе сроку. Ничего не ждем. Он поднялся в первый вагон,
поднес огонек зажигалки к осветительной ракете, воткнутой в густое
термитное тесто вокруг боеголовки. Сейчас все это загорится, и через
полминуты лопнут от жара шнурочки, удерживающие предохранительные скобы
гранат, вбитых снизу. Хорошо, что он вспомнил про гранаты, а то черт его
знает: вдруг не прогорит керамическая термозащитная рубашка? А так - все
вдребезги, и беззащитное нутро открыто пылающему железу...
Бросился к хвостовой части ракеты. Забрался по скобам наверх, поджег
запал. Здесь тоже модификация первоначального плана: приспособил ручной
гранатомет, были они у двоих... Даже если направляющая не прогорит - ее
пробьет кумулятивной струей.
ослеп от магния. Но нет, сзади горело, и отсвет пламени с его силуэтом
лежал на стене...
голову назад и перегрызли горло.
воду - в стеклянной бутылке. Она просунула горлышко бутылки между губ,
вода попала в рот - и Артем закашлялся и попытался приподняться. Островки
сознания у него еще жили. Он выпил почти все, и его тут же вырвало. Ветка
знала, что так и должно быть, держала Артема за плечи, подземников вновь
погнала за водой...
уходить надо...
вскрикнул он и откинулся без сил. - Ветка, уходить надо, уходить...
дала отпить несколько глотков. Потом набрала в большой шприц два флакона
метрагила, легко нашла вену и стала вводить лекарство. Старый Шиян по
прозвищу Акула научил Ветку попадать в любую вену и в любых условиях,
когда ей было еще восемь лет. Они жили в соседних палатках, у Шияна было
три с половиной пальца на обеих руках и множество осколков во всем теле.
Он был полковым врачом на той войне. Когда шел очередной осколок и не было
уже сил терпеть, он звал ее...
Ветка прижала его руку к земле, ввела до конца то, что оставалось в
шприце; выдернула иглу, согнула безвольную руку в локте. - Уходить...
надо...