наваленных далайном тварей, откуда так много мужчин не возвращается домой.
Так что, живя в трех оройхонах от берега, Энжин и не видывал далайна. И,
возможно, просуществовал бы всю жизнь, не подозревая о силе, дремлющей в
нем, и лишь иногда мучаясь яркими и страшными сновидениями.
человек, а легкий летучий огонь. Энжин не раз видал огонь возле
суурь-тэсэга, ведь трудолюбивые баргэды и храбрые цэрэги питаются горячим,
а горячее можно сделать лишь на огне или на аваре, если он поблизости. Но
огонь, в который обращался Энжин, совсем не походил на пламя горящей
соломы. Он мог перелетать с места на место, согревать разом целый мир, но
мог и ударить палящей струей. Это был бы изумительный сон, несмотря на
боль, которую пылающее тело причиняло Энжину, но едва Энжин отрывался от
земли, чтобы ринуться в полет, как появлялись враги. Порой они даже не
имели облика, но их всегда было много, и стремились они к одному: сбросить
Энжина на землю и погасить. Ночи, протекавшие в поисках спасения или
мучительных, безнадежных битвах были, пожалуй, самыми сильными
впечатлениями в спокойном существовании Энжина.
поскольку места в ней хватало на двоих, то судьба позволила прислужнику
жениться, а вернее, позволила выйти замуж его жене. Как и всюду женщин в
земле старейшин было почти вдвое больше, чем мужчин.
на второй ярус алдан-шавара - собирать и заготавливать наыс. И тоже
ежедневно получала миску каши, а в конце недели - горсть грибов. Только
мяса ей не полагалось, женщинам раз в год на пятый день мягмара выдавали
плод туйвана.
свою миску и начисто вылизывал ее. Каждый крошил в кашу грибы или хрустел
ими, запивая водой. Воды Ёроол-Гуй позволял пить сколько угодно.
пересказать ей привидевшийся кошмар, но Сай испуганно взмахивала руками и,
перебив мужа, твердила:
будет?
какого зверя они поймали сегодня, а какого упустили вчера. Но зато
охотники и не живут долго, и их жены остаются в одноместных палатках
изнывать от бессильной женской тоски и, надрываясь, растить детей, потому
что за миску каши для ребенка надо выработать дополнительную норму.
о них с похвалой: берег образцовую семью.
женщинах вместе с которыми она чистила и резала грибы или ткала на ручном
станке тонкую материю из соломенной пряжи. Обычно ее рассказы начинались с
одной и той же фразы:
сказала, что сбежит отсюда!
будет. Сбежишь... и что? Станешь бродить по мокрым оройхонам да ждать,
пока до тебя Многорукий дотянется, или цэрэги поймают.
бандитов.
одиноко, безо всякой надежды выйти замуж, несмотря на свою редкостную
красоту. Три года назад она получила завидное предложение - стать сестрой
непорочности. Сестры непорочности жили в алдан-шаваре и прислуживали самим
старейшинам. В сестры выбирали только самых красивых девушек, и, насколько
было известно Энжину, прежде никто от этой чести не отказывался. Атай была
первой. Она при всех заявила, что хочет не божественного, а простого
счастья, и сестрой непорочности не станет.
хотя дерзкую не наказали, но и в покое не оставили. На работу со всем
женщинами Атай выходила только если для нее не находилось особо тяжелого и
грязного труда. И, разумеется, никакого счастья она не получила; хоть
никто не запрещал ей выходить замуж, но на всем оройхоне не нашлось
желающего связать судьбу с женщиной, отмеченной клеймом бунтовщика. Атай
ходила высоко подняв голову, казалось, ей нет дела до любопытных и
недоброжелательных взглядов, и Энжин был удивлен, узнав, что и ее жизнь
трет шершавым по открытому сердцу.
принималось плодоносить особенно бурно, хозяйство старейшин начинало
лихорадить. Часть женщин отправлялась на мужские работы - на поля, а
остальные, чтобы справиться с бешено растущим наысом, работали
круглосуточно, получая лишь два небольших перерыва для еды и четыре часа
на сон. Но даже во время перерывов женщины домой не возвращались. Это
равно касалось и сборщиц, и привилегированных работниц, перебиравших
грибы.
неугодную вообще не допускали в алдан-шавар, на ее долю досталось поле, и
работать ей пришлось в паре с Энжином. Первый день они работали вровень:
жали, вязали снопы. Когда урожай был снят, баргэд вручил Энжину веревки и
пустые мешки, а его напарнице - тяжеленное било: выколачивать из гроздьев
зерна. Именно тогда, при взгляде на согнувшуюся под неподъемным
инструментом фигурку, Энжин понял, что так не должно быть. Не было
сомнения, возмущения и гнева, не мучили мысли, что он нарушает закон, была
лишь спокойная уверенность: так не должно быть. Энжин подошел к Атай, взял
у нее из рук цеп и начал молотить сам, хотя знал, что меняться работой
запрещено: каждый несет ту повинность, что определена ему по заслугам. И
Атай - видно крепко засели в ней семена бунта! - не возмутилась, а молча
принялась подтаскивать снопы, вязать солому и относить в сторону полные
мешки.
витую раковину, возвещая конец работы, лишь тогда они молча, так и не
сказав ни слова, поменялись инструментом, а сдав его баргэду, не
расползлись, как обычно, по своим норам, а уселись возле тэсэга,
прислонившись к его шероховатому боку.
гнать?
и отчаянно то, что не раз, должно быть, говорила самой себе за эти три
года:
именно сестры непорочности прислуживают целомудренным старейшинам. Сначала
они живут в роскоши, потом переходят к баргэдам и цэрэгам, услаждают их
похоть, хотя каждый из цэрэгов и так женат. Я не вижу, чем это лучше
многоженства, принятого в других землях и запрещенного у нас. По-моему,
это хуже. Когда кто-нибудь из сестер беременеет, ребенка душат и кидают в
шавар.
при ней засунули в мешок и отдали... там есть специальный человек для
этого. Я так не хочу. Я хочу... хотела когда-то, чтобы у меня была семья,
дети... живые...
всхлипнув, ткнулась ему лицом в грудь.
избитые работой руки умели быть бесконечно ласковыми.
продолжал нарушать его, не мучаясь больше никакими сомнениями. Гораздо
сложнее обстояло дело с Сай. За дюжину лет проведенных вместе он привык
ничего от нее не скрывать. Что из того, что скрывать было и нечего?
Все-таки, прежде он мог сказать: "Ты знаешь, Сай..." - и поделиться тем
немногим, что произошло с ним или около него. А теперь, когда в жизни
появилась настоящая большая радость и еще один родной человек, об этом
приходилось молчать. И только от молчания, от разделившей их тайны, а не
от чего-либо другого, Сай, близкая и любимая, начинала становиться чужой.
годы, но наполняли его нетерпеливое ожидание слишком редких встреч и еще
незаметная, но уже начавшаяся пытка молчанием. Лишь когда до нового
мягмара осталось меньше месяца, события понеслись словно спасающийся от
хищника авхай по поверхности далайна.
его подругой, и Атай сама сказала ему обо всем во время одной из случайно
выпавших встреч. В первый миг Энжин не поверил новости и, лишь положив
ладонь на округлившийся живот Атай и ощутив толчки еще не проснувшейся, но
уже существующей жизни, понял, что это правда.
придется делать...
в стране старейшин не было. Все остальное - увы! - было. Большинство
мужчин поступали просто. Немало законных супруг ходило, прикрывая ладонью
расползшийся на пол-лица синяк - призывающий к молчанию аргумент не
ночевавшего дома мужа. А среди вдов, озверевших от одиночества, и девушек,
Перумов Ник
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Березин Федор
Орловский Гай Юлий