она помогала мужу, лишь иногда замечая в небе белую точку планёра, и
вот, впервые, встретилась с одним из тех, ради кого забыла уют больших
городов. Мы прошли в дом, и сели ужинать за круглым столом, освещенным
керосиновой лампой. По тому, как бережно достали лампу из шкафа я понял,
что это роскошь, редкая роскошь для небогатой семьи. Мы сидели в круге
света, пили чай, я беседовал с ними, постепенно понимая, что и впрямь
жив. А за столом вертелся их сын, мальчик лет десяти. Когда ужин
подходил к концу, я понял, что никогда еще не встречал столь милую семью
- и такого отвратительного ребенка. Он дерзил отцу, угрюмо смотрел на
меня, вторгшегося в их крошечную крепость, капризничал, заставляя мать
краснеть и извиняться. Когда ребенка, наконец-то, выгнали из-за стола, и
он выбежал из дома, всем стало легче. Мы еще долго говорили, я
рассказывал им о полетах, о больших городах, о суровой жизни военных
лагерей, о своих товарищах. Потом вышел на крыльцо, чтобы выкурить
трубку. Редкие звезды сияли в разрывах туч - так подлинная красота
пробивается даже сквозь плотную вуаль. Было зябко, за дверью тихонько
спорили метеоролог и его жена - они решали, как поудобнее уложить меня
на ночь. Несносного ребенка нигде не было видно. И вдруг я услышал шорох
под крыльцом. Перегнулся через перила, посмотрел - и увидел мальчишку,
сидящего на корточках перед какой-то дырой в фундаменте дома.
Любопытство взяло верх над неприязнью, я спустился и присел рядом с
ребенком. Это оказалась нора, укрытие их мелкой беспородной собачонки, о
существовании которой я и не подозревал. Оттуда пахло теплом и жизнью. И
вдруг мальчик протянул в нору руки, достал что-то, и осторожно вручил
мне. "Смотрите, здесь щенки", - прошептал он. Крошечный щенок, и впрямь,
слепо тыкался в ладони. А мальчик смотрел на меня, глаза его были полны
восторга и настороженности - что я сделаю, пойму ли его восторг и то
доверие, что он вдруг решился оказать мне, залетному чужаку.
"Замечательные щенки", - только и ответил я. Мы вернули щенка
взволнованной матери, и пошли в дом, уже связанные общей тайной. Я вдруг
понял, как слеп был, глядя на этого ребенка. И ужаснулся, что мог
покинуть этот дом, так и не поняв его до конца, приняв волнение
мальчика, разлученного со своими любимцами, за капризы и нелюдимость.
трубку, кисет. Закурил.
Ты прав, и твой пример вполне подходит. Но, все-таки, у тебя больше всех
шансов понять Маркуса. Ты прекрасно знаешь, Антуан, как сильно может
быть человеческое слово... самое обычное слово. Потому и не стал
записывать свои истории. Не захотел принимать на себя ответственность. А
сейчас я прошу тебя принять груз куда более тяжкий. И это последний
выбор в твоей жизни, Антуан! Последнее испытание, от которого ты можешь
отказаться.
пробормотал летун.
человек молодой, принеси-ка из буфета еще бутылочку такого вина!
поставил на стол - подышать. А старый лекарь строго спросил:
Неаполя убраться вначале.
безопасности своей думает. Никогда он книжками про индейцев не
зачитывался, в краснокожих и поселенцев не играл. Что есть Вест-Индия,
что нет ее - ему безразлично.
при том на ее землях, среди привычного люда... Но теперь, когда ты в
плену, Маркус сразу довод против найдет.
Неинтересно ему это. И далеко... Знаешь, чем Маркус в детстве
интересовался?
темника Суворова и записок думца Ульянова. И развлечения всякие: "Три
стрельца", "Ханум Елисавета", "Кошкодёр"...
страна суровая, охранка ханская дело свое знает, а уж теперь наверняка
за Маркусом охота идет.
мальчик, опасность понимает... Одно дело в мечтах вместе со стрельцами в
Киев за кокошником скакать, а другое - под стрелецкие сабли свою голову
сунуть. Значит, что? Вест-Индия отпадает, Руссия тоже...
настолько уверен в своих догадках? Ему бы в разведке Державной работать,
а не клистиры графьям и принцам ставить!
красивая, богатая... Нет. Вряд ли! Был при дворе один учитель, географию
излагал, да в случае необходимости порол напроказивших
детишек-аристократов...
простолюдины детей через розгу уму учат? Порой и графеныш так учудит,
что без должной порки не обойтись. Маркусу, хоть нечасто, но тоже
перепадало... по заслугам. Так вот, тот учитель, он в Индии прожил
немало. Любил порассказывать про дела в колонии, и занимательно весьма!
Только вот слишком откровенно - кроме романтики и про грязь упоминал, и
про страшные болезни, про секты кровожадные и про нищету ужасающую. Вряд
ли Маркус захочет отправиться в Индию! Что у нас осталось?
карта расстелена.
Подумай, Жан... Может, на родину матери подастся?
когда его сам Владетель ищет...
него таяла. Нет, не получится такого, чтобы вновь он угадал путь
Маркуса. Ничего он не знает.
благостной улыбкой.
схватят. В колонии - не добраться, да и душа к ним не лежит. Значит,
через Персию. И путь почти как прямой, и побезопасней других!
ее поставят. Скажи... никогда он не говорил с тобой о земле иудейской?
вскрикнул Жан. - Понял, Ильмар? Ты что, думаешь, чтобы в силу вступить,
Маркусу надо возмужать? Это дело десятое! Где бы и как бы он ни
прятался, его в Иудею тянуть будет!
всплеснувшего руками Жана, его старый друг. - Чтобы прийти туда, откуда
начал свой путь Искупитель.
прошептал Йенс. - В Мегидду.
вроде как и не под Державой страна, и в то же время особых интриг не
плетет, живет себе помаленьку, своему Богу молится... Ильмар! Как бы ты
в Персию добирался? Если тебя ищут, если денег немного, если торопиться
приходится?
граница ханства, на нее все внимание. А с Персией вроде как тихо
сейчас... вряд ли слишком следят за рубежом.
подавили, - согласился со мной Жан. - С одной стороны, народ там теперь
не бунтует, а с другой - Дом недолюбливает.
за столом, и дружно друг другу кивали. Ни у кого слова против не
нашлось.
радость. - Даже если в Аквиникуме таится. В Миракулюсе лишь потому
встретились, что он сам встречи искал.
Конюшевский Владислав
Березин Федор
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман
Круз Андрей