Чтение 14–й страницы книги ~Холодные берега~

-- Летун далеко от машины не уйдет. Надо в тех домиках посмотреть.

Тоже мне -- машина! Деревяшки, да парусина. Видел я настоящие машины
-- насос паровой, что из шахты воду откачивает, главную машину
оружейного завода, от которой сто ремней ведет, и каждый станок вертит.

Вот это -- машины. Котел размером с карету. Десять кочегаров уголь
таскают. Пар ревет, колеса крутятся. Шатуны бронзовые ходят, блестят
смазкой.

А планёр, хоть и не суеверный я, скорее на колдовскую штуку
походит...

И все же я послушно шел за Марком. Голова у него работает, и сейчас
его наивная отвага -- полезнее моей осторожности.

Два строения были без окон, большие, хоть планёр в них загоняй. Марк
их миновал, не взглянув даже. А третье -- просто домик, аккуратный, но
небольшой. Может для обслуги, может для поста. Да разве станет
высокородный летун в таком ночевать? Он лучшую комнату форта займет,
коменданта из постели выгонит...

Марк потянул дверь и беспомощно посмотрел на меня. Ага, мальчик.
Заперто?

Я протянул руку -- он без слов дал кинжал, и получил в обмен
зажигалку.

-- Свет, -- шепнул я.

Теперь Марк светил, а я работал. Замок был простенький, халтурный. Я
провернул механизм, даже не выбив ключ, вставленный изнутри. Подергал
дверь -- так, еще засов.

Засов не поддавался. И щели не было, чтобы клинком отодвинуть.

-- Никак? -- одними губами спросил Марк.

-- Зачем человеку голова дана? -- так же тихо спросил я.

-- Чтобы рукам было меньше работы.

-- А руки зачем, знаешь? Чтобы не думать там, где думать не надо...

Я отошел шагов на пять. Еще раз окинул домик взглядом.

Нет, не может тут быть крепкого засова. Никто не ожидал, что придется
в домишке осаду выдерживать.

Разбежавшись я ударил в дверь плечом. Задвижка звякнула, выдирая
гвозди, дверь распахнулась. Кубарем вкатившись внутрь, я вскочил --
Марк, умница, заскочил следом, подсвечивая. Нормальному человеку от
жалкого язычка огня пользы никакой, а я разглядел шкафы, грубую лавку,
кадку с водой, вторую дверь. Пнул ее ногой -- распахнулась.

А вот в этой комнате живут. Раздался шорох, испуганный вскрик. Марк
уже заглядывал следом. Я скорее почувствовал, чем увидел движение,
прыгнул, навалился, нащупал горло и прижал к коже кинжал. Человек
испуганно затих. Страшно оно -- просыпаться с ножом у горла.

-- Лампу ищи! -- крикнул я. Марк заметался по комнате, зажигалка
погасла. Ойкнул, налетев на что-то. -- На столе ищи! -- уже спокойнее
добавил я. В комнате явно больше никого не было, лишние секунды роли не
играли.

Наконец-то звякнуло стекло, зашипел разгорающийся фитиль. Не
карбидный фонарь, керосинка...

Я посмотрел на своего пленного.

Вот незадача!

Не летун -- молодая девица.

Застонав от досады, я убрал нож, сел на краю постели. Девушка сжалась
у стены, натянув одеяло до подбородка. Хорошенькая. Светловолосая,
волосы в косу заплетены, по модному руссийскому обычаю, мягкое голое
плечо белой кожей светится.

-- Не бойся, -- сказал я. Посмотрел на Марка, зачарованно глядящего
на девицу: -- Нет фарта, мальчик. Нет.

Девица всхлипнула.

-- Где летун? -- спросил я, строго, но без грубости.

-- В форт пошел... комендант его позвал...

Голос приятный. Гулящая девка, а ведь еще не затертая, свеженькая и
соблазнительная. Куревом не балуется, с солдатами не спит. Расстарался
комендант ради высокородного летуна.

-- Давно?

-- Нет... шум был... -- она всхлипнула. -- Не убивайте меня, люди
добрые, ради Искупителя -- не убивайте. Я вам обоим хорошо сделаю, я
умею...

-- Спасибо на добром слове, -- я хмуро улыбнулся. -- Когда голова в
петле, о забавах не думаешь. Да не хнычь ты, не трону.

Марк оторвался наконец от созерцания голого плечика, пошел по
комнате, словно вынюхивая что-то. В шкаф заглянул, потом вдруг к
диванчику у стены метнулся, вскинул в руке голубые тряпки.

-- Ильмар, форма!

-- Так, -- на этот раз моя улыбка была совсем не мирной. -- А что,
летун голый к коменданту пошел?

-- Только плащ накинул...

Девка разревелась, не хуже чем Марк накануне. Ох, у детей да у женщин
всегда глаза на мокром месте...

-- Ильмар, ты погляди, -- очень спокойно сказал Марк.

До меня дошло не сразу. А уж когда дошло, то пришлось глазами
поморгать, прежде чем я им поверил.

-- А что, подружка, -- спросил я. -- Летун-то твой в юбке ходит?

Словно кистенем по морде отвесили!

Я и заметить не успел, как девица из-под одеяло кулаком замахнулась.
Откуда такая сила... да такой навык... на два метра от кровати меня
унесло. Лежал я на полу, кинжал, правда, не выпустив, и никак подняться
не мог.

А девушка -- девицей или девкой ее назвать больше язык не
поворачивался, уж больно зубы болели, стояла у кровати. Голая, красивая
и быстрая, словно не спала вовсе. Один взгляд на меня -- и рванулась к
Марку. Мальчишка так и застыл, таращась, видно не приходилось ему еще
голых женщин видеть. Сейчас и ему достанется. Только он от такого удара
напрочь сознания лишится...

Марк ускользнул. В последний миг, так же ловко, как девушка. Юбкой
взмахнул, набросил ей на голову, да и отскочил к стене. Девушка в окно
влетела -- чудо, что стекло не разбилось. Через миг оба они стояли в
хитрых позах, и было это одинаково смешно, потому что никогда раньше я
не видел ребенка, который бы русское або знал, а уж голая женщина в
стойке задиристого петуха -- ничего смешнее на свете нет.

-- Не сопротивляйся, мальчик, -- процедила девица. -- Никуда тебе не
деться больше.

Он молчал, то ли дыхание берег, то ли на движении ее ловил.

Я помотал головой и стал подыматься.

-- Тебе мало? -- не поворачивая головы спросила девушка. -- Остынь,
вор, не за тобой охота.

Может и не за мной, верю теперь. Только когда охота медведя гонит,
лисой случайной тоже не побрезгуют.

-- Лицом к стене стань, да ноги раздвинь, -- сказал я. -- Не бойся,
не трахну... даже бить не стану.

Чего я хотел, того и добился. Вновь она на меня развернулась, да и
бросилась в атаку. Ну и фурия! Чисто черная дикарка, из тех что в цирках
выступают, в грязи друг с другом бьются... только ее бой куда страшнее.
Русское або -- вещь страшная, оно не для обороны придумано, для
убийства.

Об этом я и думал, когда задирать ее начал. Если хороший удар або
пропустишь -- можно и не подняться. Зато и поймать бойца або в атаке --
одно удовольствие.

Налетела она на мой кулак -- что уж тут поделать, руки у меня
длиннее, а ловкостью Покровительница не обделила. А дальше я полный ряд
провел -- от подсечки под колено, до удара в пах. На мужиков, конечно,
рассчитано, только и ей несладко пришлось.

Прости, Сестра, но ты же сама видишь -- не женщина это, а дикий
зверь!

Сел я ей на живот, будто собирался снасильничать по-обидному, прижал
покрепче, и сказал Марку:

-- Кидай сюда ее тряпки. Только карманы проверь.

Мальчишка повиновался. Я заглянул девушке в глаза, удовлетворенно
кивнул. Пропала из них вся уверенность.

Неужто и впрямь считала, что может с мужиком в честном бою сладить?

-- Одевайся... летунья, -- сказал я, поднимаясь. Быстренько так, пока
не опомнилась, а то достанет таким же ударом, как я ее. -- Не срамись
перед мальчишкой.

Марк ухмыльнулся. Он весь был в горячке драки, а глаза все равно
нет-нет, да и стреляли по голому телу.

-- А ты отвернись, -- велел я. -- Нечего позорить девушку, не
душегуб...

-- Чего я тут не видел, -- огрызнулся Марк, но все же отвернулся к
окну. В стекле все отражалось, но я спорить не стал. Уж больно опасная
девица, глаз да глаз нужен.

Всхлипывая -- снова за старое взялась, только теперь меня не
проведешь, девушка встала. Глянула мне в глаза:

-- И ты отвернись!

Я засмеялся в голос, и она молча стала одеваться. Мне сейчас было не
до ее прелестей. Многие на девицах залетают, особенно сразу, как с
каторги вырвутся. Вмиг голову теряют, и насильничать готовы, и воровать
без ума, лишь бы на девку заработать.

-- Нужно нам кое-что от тебя, летунья, -- сказал я. -- Дашь --
свяжем, но не тронем. А нет... прости, только все равно боли не
выдержишь.

Она молчала, застегивая небесно-голубой жакет. Форма у летунов -- как
праздничная одежда. Голубые шелка, медные пуговицы, белые кружевные