Предвечный мстителен и всемогущ.
ужасна была улыбка, что Ронф против воли отвел глаза. - Или одно или
другое, Ронф! Мстительность - это болячка слабых. Ты видел когда-нибудь
звезды? - спросил он резко.
мир, как и наш, со своими людьми и своими богами. Если Предвечный творец
всех этих миров, то что ему до человеческих дрязг? Почему он всемогущ лишь
здесь, в Ланнеране?
уносит ночная смерть?
здравого смысла - и он уже не сможет вас одолеть. Мне нужны болорцы, -
сказал он Ронфу. - Пока сражаются боги, людям стоит заняться своей
судьбой. Если кто-нибудь выступит против черных...
вражде. Честный враг надежней продажного друга. Ты меня понял?
острому, гибельному острию, и случись ему оступиться, он как истинный
ланнеранец рассмеялся бы смерти в лицо.
крепком доме, набитом стражей, под защитой _С_а_м_о_г_о_ - и озноб
непонятного страха тяжело сотрясал его плоть.
страх безмолвным криком взорвался в нем - и погас, как лампадка в бурю.
он, - садись. Или ты убьешь меня сразу?
тогда, даже еще моложе. Если б не взгляд и не складка губ, он казался бы
просто мальчишкой.
живых. Но я предлагаю, как ты когда-то: ответь на вопросы, и получишь
легкую смерть. Ты ведь помнишь - моя была неприятной.
только печаль.
лоб, не сдержать метнувшийся взгляд.
неважный хозяин, - сказал ему бог, - и не вступится за тебя, хоть служишь
ты верно.
ее получил.
Ланнеране не клянутся Предвечным и не просят его ни о чем. Если исчезнет
страх, вас всех перебьют и храм ваш сравняют с землей. А твоя власть в
чем, Ваннор? В том, чтобы кого-то убить? Но кого испугает смерть от меча,
раз по городу бродит ночная смерть!
в обрез. Я мог бы заставить тебя говорить. Немного усилий - и ты мне все
выложишь и будешь молить меня о смерти.
поначалу тошнило. Тебе же будет еще противней, потому что я жирен, а это
зрелище мерзко вдвойне. Но я, пожалуй, рискну.
глазах уже не было грусти - только острый холодный огонь.
конца, а мне не хочется умирать растоптанной тварью. К тому же ты прав: я
его ненавижу. А вот тебя, как ни странно, нет. А что тут странного? -
спросил он себя. - Я даже немного тебе благодарен. Я, Ваннор, ничей сын,
палач и подручный для грязных дел - перед смертью чувствую себя человеком.
Даст ли больше самая достойная жизнь? Ладно, - сказал он, - я не беру в
долг. Ты узнаешь все, что захочешь, но сначала я кое-что скажу. Не
снисхождения ради - просто я должен это сказать. Это не я пытался схватить
Аэну. Мне не надо было ее искать - я знал, где она. Когда я пугал тебя -
это были только слова. Не отдал бы я _Е_м_у_ самый чистый цветок
Ланнерана!
знал, что она родила сына. Целых пятнадцать лет это знал только я, пока
О_н_ не учуял сам.
дело для смертных мешаться в распри богов. Да! - сказал он, - я его
ненавижу. Но если бы пришлось выбирать - я снова бы выбрал его. Мне лучше
быть грязью под ступнями бога, чем грязью под ногами людей. Да! - сказал
он, - я вышел из грязи. Я был воришкой, доносчиком, наемный убийцей. Все
меня презирали, и сам я себя презирал. А теперь - спросил он, - где они -
те, что были не запятнаны и благородны? Кто из них попробовал
сопротивляться? Кто из них хоть раз осмелился на то, на что я - мерзавец -
осмеливаюсь ежечасно? Ладно, - сказал он, - это глупые речи. Наверное, я
все-таки люблю Ланнеран так же сильно, как ненавижу. Спрашивай, - сказал
он, - теперь я на все отвечу.
и пустое; в дальних предместьях уже зазвучала жизнь, а на улицах Верхнего
Города спало молчание, и молчание камнем лежало в нем. Он пытался
почувствовать Торкаса - хоть дыхание, хоть тепло, но внутри у него был
только он. Он единственный. Он один.
собрать все силы. Телу - еда и сон: я возьму от него все, а душе угрюмую
ярость - черную ярость сотен смертей и тысяч боев; это будет мой главный
бой - бой за Торкаса и свободу.
спутников Торкаса, и всевидящий взгляд Майды. Мне нужна только ярость -
ярость, а не печаль, ничего человеческого - только то, что поможет
драться.
доме. Лег на грязный истоптанный пол, поудобней устроил тело и заставил
его заснуть. И опять потащило его в лабиринт перепутанных жизней: бой -
поражение - смерть, ловушка - смерть, просто смерть.
как седельный мех. Только ярость, только отчаянье, только гнев, только
безжалостное каменное упорство...
его. Нет, не все. Только те, о которых знал Ваннор.
бесшумнее тишины; рядом с ним прошел караул, и никто его не заметил. Он
пошел вдоль стены, чутко вслушиваясь в себя, а когда почувствовал: здесь,
разбежался и прыгнул. В два человеческих роста была стена, но он легко
допрыгнул доверху. Ухватился руками за край, перебросил тело и почти
бесшумно спустился с той стороны.
через двор, огляделся, полез наверх, словно видел пальцами стыки плит и
трещины в камне.
смотрового окна.
заперты - не для него. Он бесшумно выдавливал их, как полоски тумана, - и
все ниже, ниже; черный винт лестницы, черный зов далекой угрозы, черная
сила упруго вибрирует в нем. Ниже и ниже, снова закрытая дверь, и когда он
вышиб ее, на него набросились двое.
вонзил их мечи прямо в их сердца. И пошел вперед, не истратив ни капли
гнева, в черный зев коридора, в черный зов далекой угрозы.
ловушек и полон тайн. Глупенькие, скучные были тайны, простенькие были
ловушки, и те, что хранят лабиринт, были только людьми. И они умирали
молча, не успев осознать, что они умирают; он убивал их без гнева, как
вырывают траву. Он хранил свой гнев для _Н_е_г_о_, для того, кто за все
ответит...
Тугое удушье, горячая дурнота... он впился пальцами в грудь, и тяжела
черная ярость, которую он так любовно, так злобно копил, тараном ударила
из него по силе, по воле, по мраку чужой души.