Предвечный мстителен и всемогущ.
ужасна была улыбка, что Ронф против воли отвел глаза. - Или одно или
другое, Ронф! Мстительность - это болячка слабых. Ты видел когда-нибудь
звезды? - спросил он резко.
мир, как и наш, со своими людьми и своими богами. Если Предвечный творец
всех этих миров, то что ему до человеческих дрязг? Почему он всемогущ лишь
здесь, в Ланнеране?
уносит ночная смерть?
здравого смысла - и он уже не сможет вас одолеть. Мне нужны болорцы, -
сказал он Ронфу. - Пока сражаются боги, людям стоит заняться своей
судьбой. Если кто-нибудь выступит против черных...
вражде. Честный враг надежней продажного друга. Ты меня понял?
острому, гибельному острию, и случись ему оступиться, он как истинный
ланнеранец рассмеялся бы смерти в лицо.
крепком доме, набитом стражей, под защитой _С_а_м_о_г_о_ - и озноб
непонятного страха тяжело сотрясал его плоть.
страх безмолвным криком взорвался в нем - и погас, как лампадка в бурю.
он, - садись. Или ты убьешь меня сразу?
тогда, даже еще моложе. Если б не взгляд и не складка губ, он казался бы
просто мальчишкой.
живых. Но я предлагаю, как ты когда-то: ответь на вопросы, и получишь
легкую смерть. Ты ведь помнишь - моя была неприятной.
только печаль.
лоб, не сдержать метнувшийся взгляд.
неважный хозяин, - сказал ему бог, - и не вступится за тебя, хоть служишь
ты верно.
ее получил.
Ланнеране не клянутся Предвечным и не просят его ни о чем. Если исчезнет
страх, вас всех перебьют и храм ваш сравняют с землей. А твоя власть в
чем, Ваннор? В том, чтобы кого-то убить? Но кого испугает смерть от меча,
раз по городу бродит ночная смерть!
в обрез. Я мог бы заставить тебя говорить. Немного усилий - и ты мне все
выложишь и будешь молить меня о смерти.
поначалу тошнило. Тебе же будет еще противней, потому что я жирен, а это
зрелище мерзко вдвойне. Но я, пожалуй, рискну.
глазах уже не было грусти - только острый холодный огонь.
конца, а мне не хочется умирать растоптанной тварью. К тому же ты прав: я
его ненавижу. А вот тебя, как ни странно, нет. А что тут странного? -
спросил он себя. - Я даже немного тебе благодарен. Я, Ваннор, ничей сын,
палач и подручный для грязных дел - перед смертью чувствую себя человеком.
Даст ли больше самая достойная жизнь? Ладно, - сказал он, - я не беру в
долг. Ты узнаешь все, что захочешь, но сначала я кое-что скажу. Не
снисхождения ради - просто я должен это сказать. Это не я пытался схватить
Аэну. Мне не надо было ее искать - я знал, где она. Когда я пугал тебя -
это были только слова. Не отдал бы я _Е_м_у_ самый чистый цветок
Ланнерана!
знал, что она родила сына. Целых пятнадцать лет это знал только я, пока
О_н_ не учуял сам.
дело для смертных мешаться в распри богов. Да! - сказал он, - я его
ненавижу. Но если бы пришлось выбирать - я снова бы выбрал его. Мне лучше
быть грязью под ступнями бога, чем грязью под ногами людей. Да! - сказал
он, - я вышел из грязи. Я был воришкой, доносчиком, наемный убийцей. Все
меня презирали, и сам я себя презирал. А теперь - спросил он, - где они -
те, что были не запятнаны и благородны? Кто из них попробовал
сопротивляться? Кто из них хоть раз осмелился на то, на что я - мерзавец -
осмеливаюсь ежечасно? Ладно, - сказал он, - это глупые речи. Наверное, я
все-таки люблю Ланнеран так же сильно, как ненавижу. Спрашивай, - сказал
он, - теперь я на все отвечу.
и пустое; в дальних предместьях уже зазвучала жизнь, а на улицах Верхнего
Города спало молчание, и молчание камнем лежало в нем. Он пытался
почувствовать Торкаса - хоть дыхание, хоть тепло, но внутри у него был
только он. Он единственный. Он один.
собрать все силы. Телу - еда и сон: я возьму от него все, а душе угрюмую
ярость - черную ярость сотен смертей и тысяч боев; это будет мой главный
бой - бой за Торкаса и свободу.
спутников Торкаса, и всевидящий взгляд Майды. Мне нужна только ярость -
ярость, а не печаль, ничего человеческого - только то, что поможет
драться.
доме. Лег на грязный истоптанный пол, поудобней устроил тело и заставил
его заснуть. И опять потащило его в лабиринт перепутанных жизней: бой -
поражение - смерть, ловушка - смерть, просто смерть.
как седельный мех. Только ярость, только отчаянье, только гнев, только
безжалостное каменное упорство...
его. Нет, не все. Только те, о которых знал Ваннор.
бесшумнее тишины; рядом с ним прошел караул, и никто его не заметил. Он
пошел вдоль стены, чутко вслушиваясь в себя, а когда почувствовал: здесь,
разбежался и прыгнул. В два человеческих роста была стена, но он легко
допрыгнул доверху. Ухватился руками за край, перебросил тело и почти
бесшумно спустился с той стороны.
через двор, огляделся, полез наверх, словно видел пальцами стыки плит и
трещины в камне.
смотрового окна.
заперты - не для него. Он бесшумно выдавливал их, как полоски тумана, - и
все ниже, ниже; черный винт лестницы, черный зов далекой угрозы, черная
сила упруго вибрирует в нем. Ниже и ниже, снова закрытая дверь, и когда он
вышиб ее, на него набросились двое.
вонзил их мечи прямо в их сердца. И пошел вперед, не истратив ни капли
гнева, в черный зев коридора, в черный зов далекой угрозы.
ловушек и полон тайн. Глупенькие, скучные были тайны, простенькие были
ловушки, и те, что хранят лабиринт, были только людьми. И они умирали
молча, не успев осознать, что они умирают; он убивал их без гнева, как
вырывают траву. Он хранил свой гнев для _Н_е_г_о_, для того, кто за все
ответит...
Тугое удушье, горячая дурнота... он впился пальцами в грудь, и тяжела
черная ярость, которую он так любовно, так злобно копил, тараном ударила
из него по силе, по воле, по мраку чужой души.
Орловский Гай Юлий
Сертаков Виталий
Шидловский Дмитрий
Пехов Алексей
Глуховский Дмитрий
Плотников Александр