вопросительно, христианский рыцарь без креста, что черт без рогатины, и
Томас нехотя ответил:
отполированной стали. Томас бережно принял обеими руками, благоговейно
поцеловал, но было видно, что думает в этот миг о потерянной невесте, а не
о самом кресте. Олег скривился, будто хлебнул вместо вина уксуса, но
смолчал. Томас перестал замечать на его шее обереги, не заметит и он
оберег новой веры.
длинными рыжими волосами, что падают на плечи, неопрятная бородка. Дикарь
не выглядит достойным спутником молодому королю. Пусть даже, как говорят,
помог доблестному Томасу в битве с демонами. Хотя такой больше навредит,
чем поможет.
красивый, хлопнул железной ладонью по рукояти меча.-- Со мной Шлеморуб, а
также мой боевой конь, которому нет во всей Британии соперника. Нас
четверо, а если считать и дубинку сэра калики, он ее зовет посохом, то нас
пятеро. А это уже боевой отряд!
печалью, рвущей сердца:
впереди огонь и кровь... Томас, мальчик мой, ты -- единственный в роду
Мальтонов! Мы жили честно, за чужими спинами не прятались, боевой клич
Мальтонов звучал во всех битвах. Но железный град сражений выбил все наше
поле... И теперь ты -- последний.
комок. Он отправлялся туда, откуда еще ни один воин Христа не вернулся.
серьезны и молчаливы. Рыцари обнажили мечи и ударили рукоятями о щиты. Над
двором пронесся глухой звон железа, предвещающий кровь, боль и смерть вне
надежных стен замка.
клок травы, листья с куста. Сам Олег сидел в седле неподвижный,
погруженный в думы. Конь Томаса двигался тяжело, ровно, сам рыцарь весит
не меньше калики, да еще тяжелые доспехи, щит, длинное копье, которое
держит острием вверх, а нижним концом упер в стремя.
хотя дорожка вела к деревьям широкая, утоптанная, Томас внезапно ощутил,
что мир все еще дик, неустроен, всюду чудища и дикие звери. До отъезда в
Святую Землю был уверен, что здесь середина белого света, но когда побывал
там, узрел руины древнейших городов, увидел храмы, которым тысячи и тысячи
лет -- подумать о таком страшно! -- когда не нашел ни единого дикого
дерева, все высажены людьми, то ощутил с потрясающей ясностью, что живет
не в центре, а на краю отвоеванного у дикости мира, а за краем -- тьма,
неведомое...
наполнило гордостью. Только на краю мира, на острие цивилизации можно
совершать подвиги во славу Пречистой Девы! Нести свет огнем и мечом
язычникам, истреблять чудовищ, которых в Старом Свете давно перебили герои
подобные Персею и Гераклу: там даже в древнюю эпоху Ахилла и Гектора чудищ
уже не осталось, и героям пришлось истреблять друг друга, после чего
перевелись вовсе, а здесь самое время геройских подвигов...
свет остался там, по ту сторону крон, а здесь пахло гнилью, муравьями,
старым перепрелым мхом. На дорожку с обеих сторон напирали кусты, деревья
опускали ветви пониже, дабы никто не смел здесь пройти кроме диких зверей.
Лес знал своих, а человека впускать не хотел.
развернутыми совсем не по-отшельчески плечами, порывался вступить в ученую
беседу, можно бы поговорить и об устройстве мира, но почему-то робел.
Вдруг да калика в самом деле как раз сейчас отыскивает ту самую Истину,
узнав которую все люди враз запоют от счастья. Хотя, по чести говоря,
сейчас куда нужнее философский камень или меч, который не выщербится и не
переломится в трудный час.
сердце и верой в душе мы, если и не достигнем цели, то погибнем
достойно...
Сарацинии, героя штурма башни Давида!
Помню как-то... Совсем я был молод, зелен, неопытен. Шел по лесу, вдруг
вижу -- навстречу прут человек пять разбойников. Здоровенные, как медведи,
злые, свирепые. Я едва успел шмыгнуть в кусты. Затаился, дрожу как заяц.
Они не заметили, идут мимо. Так бы и обошлось, как вдруг внутренний голос
говорит: да что ты сидишь, счастье теряешь? Выйди из кустов, подойди к
вожаку, дай в морду! Я в ответ: сдурел? Да они меня размечут на клочья! А
голос настаивает. Решился я, хоть душа тряслась как овечий хвост.
Разбойники уже прошли мимо, а я тут вылез из кустов, крикнул: погодите!
хвост. А они стоят как огромные волки на задних лапах, смотрят ожидающе.
Ну, подошел я, дал вожаку в морду...
лопух под дождем. Томас спросил нетерпеливо:
сообразить как же калика вывернулся, расспрашивать нехорошо, явно же не
хочет рассказывать, а сам Олег, словно бы чтобы отвести от себя разговор с
преувеличенным неодобрением начал коситься на огромный, с ладонь, крест на
груди Томаса. Тот болтался на толстой цепочке, гнусно звякал по стальному
доспеху. Чересчур тяжелый, без привычной филигранной резьбы или
позолоты...
умельцы что хоть переиначат... Не тяжело-то? Вон у меня оберег из
черепашьего панциря, он же и застежка на перевязи: и легко, и польза. Ты ж
почти король, тебе бы поменьше, но из чистого золота! А то и чтоб камешки
по всему кресту, как бородавки на большой старой жабе.
слабая девица, чтобы выбирать полегче!.
бы защитить от нападок подарок любимой женщины. А вообще-то за ним не было
припадков благочестия. Это изделие неуклюжего деревенского кузнеца носит
лишь потому, что его касались руки любимой...
калика сказал:
желтые клочья пены, а брюхо было в мыле. Хотя вскачь не пускались, но и
шагом везти рыцаря в полном вооружении мог далеко не всякий конь, не
всякий.
что калика расседлает коней, разожжет костер, но тот сказал наставительно:
нас рассуждают, как обустроить Русь, а сами с печи не слезают. Я же
пройдусь, погляжу.
то давай, не стесняйся. Только отойди вон к тем кустам, чтоб ветер был
отсюда.
сумерками. Томас выругался. Попробовал бы, дикарь лохматый, ходить так,
чтобы веточка не хрустнула, когда на плечах доспехи весом с наковальню!
Томас их ощущал только по здоровому запаху. Сам он разогревал у костра
ломти мяса, насадив на тонкие прутики, предавался размышлениям. Когда за
деревьями послышался треск, он уже знал, что калика топает нарочито, чтобы
он сдуру не выстрелил из арбалета. Забыл, видать, что арбалета не
захватили.
схватился с баньши или хотя бы с троллем, сел прямо на землю. Томас
протянул прут с ломтиками жареного мяса.
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Панов Вадим
Никитин Юрий
Суворов Виктор
Смоленский Вадим