обязательные книжки о животных стоят не в том порядке...
подряд. Однолюбом бы был. А тут, так сказать, во избежание легче что-нибудь
годное на каждый случай: лапушка, кошечка, ласточка, птенчик... Гм, для
птенчика крупновата. Еще обидится! Но не коровой же звать... Или китом.
Ну-ка, ну-ка... В одном из предыдущих вариантов называл одну такую же,
только попышнее, Облачком. Сойдет.
килограммов назад, но до того часа так и жил в том же дне, бесконечном,
раздробленном на двадцатичетырехчасовые интервалы, а следующего дня так и
не наступило, когда бы сделал следующий шаг, неважно какой, но чтобы настал
другой день.
бояться. Включить телевизор?
величаво задвигались оперные певцы, аккомпаниатор за роялем исправно
барабанил по клавишам. Умница, передачу выбрала правильно, а то если бы
футбол или детективчик, то все время бы невольно косился в телевизор,
отвечал бы невпопад и вообще даже внизу был бы на нуле.
ощутил, как ей не хочется снимать трубку, - телефон рядом с моим локтем, -
уже приподнялся, чтобы выйти в туалет и дать ей возможность поговорить, но
она дотянулась и сняла трубку:
нахмурилась, наконец сказала нейтральным голосом:
понятливый...
указателями с именами звезд, поворотными знаками. Уже показалась
расстеленная постель, но путь к ней шел еще через трехминутный разговор о
музыке, без нее нельзя, нужно упомянуть о выставке молодых художников:
"талантливые, но зажимают ребят", вскользь коснуться гастролей Мирей
Матье... Успеваю! К метро можно выйти для гарантии на четверть часа раньше.
нестандартно...
музыке, не забыть о выставке картин, теперь о театрах, вскользь о
консерватории - здесь дуб дубом, но нельзя не упомянуть вовсе - еще о
турпоездке, а там уже два последних этапа, где отдыхал и куда поеду в
следующий отпуск...
подставлял имена новых звезд, названия новых книг, и дуэты с женщинами
стали слаженными, словно обе стороны тайком друг от друга разучивали партии
на два голоса.
осталось мало, но все-таки откуда-то берутся. Им и свет выключи, и не
пытается руководить, сама подстраивается молча и стеснительно, языком не
молотит, что мне мешает всегда, а сказать неловко.
под собой голую женщину, увидел себя, вспотевшее и еще разгоряченное
животное, увидел всю эту чужую комнату, и внезапный стыд как кувалдой
ударил по голове.
груди, внутри свистело, но мозг начал работать лихорадочно, взахлеб, словно
все это время его держали за горло, а теперь властные пальцы разжались, и
он что-то кричал, верещал, торопил, предостерегал...
слышал его сотни раз, и разумоноситель ответил за меня так, как отвечал
всегда:
тоже в чужой, но привычной для разумоносителя квартире. Но пока я в этом
теле, пока я в этой эпохе, я обречен подчиняться законам этого дикого мира.
А это значит, что до метро придется рысцой, а там поезд может не сразу,
ночью интервалы размером со щели между галактиками.
прозвучало что-то от человеческой интонации, робость, что ли, меня
передернуло. В полутьме ее тело странно белело, призрачное и нереальное,
пресное, как рыба в тумане.
понял, что ответил верно, когда она обронила обычное дежурное:
в тело которого всажен. Она перевалилась на бок, наблюдала за мной с
насмешливым сожалением. Я сказал, прыгая на одной ноге, - никак не мог от
спешки попасть ногой в другую штанину:
сейчас даже старомодные вовсю отстаивают независимость. Уже разобрались в
разных своих преимуществах, да и побаиваются, что на шею сядет пьяный
чмурик, за которым надо ходить, убирать, стирать за ним вонючие носки.
но молчала. У нее, естественно, на языке вертится только один вопрос, но
именно он раздражает мужчин больше всего, и она только смотрела большими
печальными очами.
холодный воздух врывался в легкие, вычищал внутренности, крохотными
фонтанчиками вырывался из каждой поры на коже, вымывая человеческое тепло.
Стало холодно, я все ускорял шаг, наконец вдали замаячила ярко-красная "М".
неопрятный мужик, отшагнул в сторону, но и я шагнул туда же. Так дергались
некоторое время, тупо копируя друг друга, потом мужик выругался, пошел
корпусом и отпихнул меня.
туннеля. Металлическое чудовище с яркими фарами пронеслось, притормаживая,
распахнулись двери. Я шагнул... в переполненный вагон, упершись в спины
мужчин. Инстинктивно напрягся, ибо воздух в вагоне пропитывала
враждебность.
возвращаются зрелые мужики, знающие в жизни многое, обжегшиеся на многом,
потому и возвращающиеся, не оставшиеся, и к себе ни-ни, а то не
расхлебаешься, законы теперь призвезденные, только и знают, что жизнь
портить...
спят. Кто повалился соседу на плечо, кто откинулся на спинку сиденья и
расслабленно открыл пасть, храпит, показывая не только выщербленные зубы,
но и гортань с бледным гнойным налетом...
через раскрытую дверь, а когда механический голос назвал станцию, этого
дурака словно катапультой выбросило вместе с "дипломатом" через уже
охлопывающиеся створки.
спрашивать: оно тебе надо? - и существа держатся на простейших рефлексах
выживания: доползти до норы, а там гори все пропадом, больше через весь
город не поеду, на что оно мне, да чтоб я из-за бабы...
поезда как на этой линии, так и на встречной, на кольцевой и на всех
радиальных. Огромное, несметное количество поездов - и все заполнены этими
существами! Этими же самцами заполнены в этот миг все автобусы,
троллейбусы, трамваи...
один-единственный зверь. Этот зверь - я, Егор Королев!
сплю, прижимая к животу портфель, рожа перекосилась, изо рта выползают
слюни... И рядом тоже я - длинный и худой, как стремянка, бледный от
недосыпания, даже россыпь угрей поблекла. И вон тот, что сплошное тесто в