хоть покормят потом. Посмертно...
ярус...
по переходам шли, как у себя дома. Я - за паузу.
Они все там наверху с ума посходили. Конец света...
конец света, мы - посередке, а внизу - что? Начало?!
охране. Ничего, дескать, продолжайте, продолжайте... Один из мальчишек
машинально махнул в ответ, потом дернулся, с испугом посмотрел на
собственную руку и сжался, косясь на Сырого Охотника. Тот с отсутствующим
выражением лица отошел в сторонку.
фокусе... У них тут что, никто вообще не соображает, что куда?!
направлялся к помосту, и дошел, дошел! - и стража не тронула, и
Подмастерья отвлеклись на неожиданных гостей, и даже чудной старичок
ободряюще ухмылялся... Дошел, пододвинул три стойки поближе к центру - и
замер, глядя на одного из Подмастерьев, через весь помост направлявшегося
к распятому. Скил узнал ножик в руке Подмастерья, и кривой серпик у гарды
аккуратно обнял запястья висящего. Тот обмяк на веревках, и человек с
ножом подставил под струю, неразличимую на фоне черного помоста, тускло
блестевшую чашу. Потом поднял чашу на уровень глаз и стал говорить. Он
говорил, а Скила тошнило.
созвучия поставленного голоса Подмастерья выворачивали Скила наизнанку.
Трупожог захлебывался сгустившимся воздухом, дышать было солоно и влажно -
и вдруг все прекратилось. Скил в изнеможении опустился на пол и с трудом
повернулся к помосту.
стоявшие у помоста замерли в напряженном ожидании, человек на щите тихо
умирал... Ничего не произошло. И ничего не происходило.
управляющие миром - то очень хорошо, что их время давно прошло, и лучше бы
ему никогда не возвращаться. Не то половина людей на щитах сдохнет, а
вторая половина им позавидует. Он вытер рот рукавом, оглядел себя, затем -
зал. Руки-ноги вроде на месте, кровоглоты эти тоже лучше не стали, и стены
не рухнули... Тогда - зачем?
отобрать пустую чашу у разочарованно молчащего Подмастерья. Юноша глядел
на Девону измученными глазами и не отвечал.
вон за тобой кончается, сейчас нас туда подвесят, а тебе язык всего
дороже!.. И меня втянул, купил на жалость, паскуда придурочная!.. Нет, не
купил. Сам купился. Сам, и нечего...
кровь, значит, плохая. То есть надо лучшую. Чью? Мою - хочешь? Моя -
хорошая.
станешь?! Говорят, сырые яйца помогают, только тебе подскажи - ты опять не
за то схватишься... Дубины вы тут... Вами по башке бить надо. Ты ж слова
говоришь, а веришь в них, как червяк в небо, и пить кровь противно, и
тоска в глазах такая, что выть впору... Ведь противно, а?!
Времена такие... порванные.
вы...
контрастно освещенная маска безумца разлепила узкие обгорелые губы...
медленно падавших в присмиревший ужас молчащего зала; слов знакомых,
привычных, но каждый раз создаваемых заново - это он, занюханный уличный
трупожог, стоял сейчас на помосте, чувствуя обжигающее дыхание свечей у
лица, обжигающее дыхание несчастных брошенных мальчишек где-то далеко
внизу; это он был сейчас в зале и, болезненно морщась, вслушивался в тихий
грустный голос из пятна света; и это он, он висел сейчас на шершавом щите,
и жизнь, текущая по белеющим рукам, задержала свой последний ток и
прислушалась, цепенея и сворачиваясь тяжелыми набухшими каплями...
старика взял легкий задыхающийся аккорд. Пятиструнный лей бросил к ногам
говорящего россыпь серебра, и оно, звеня, покатилось и угасло в черноте
плюша. Худые пальцы скользнули вдоль потертого, некогда лакированного
грифа; человек на сцене поднял голову, вглядываясь в ответивший мрак, и
улыбка мелькнула на усталом лице, улыбка - или блики от мигающих свечей?..
Все-таки улыбка... и упрямый голос выпрямился в полный рост...
Потом спустился вниз, быстро прошел сквозь расступившихся Подмастерьев и
вышел из зала. Скилъярд обогнул застывшего охранника и заспешил за
Девоной. У самых дверей он обернулся.
смотрел на удлинившееся обескровленное тело, толчками выбрасывающее из
себя совершенно невозможное дыхание. Человек жил, и это было страшно.
стуча, подкатилась к краю помоста.
взглядом. Ну и ладно, хорошо хоть вообще услышал - а то как уставился по
возвращению в бронзовый диск, так и не отрывался до сих пор от
собственного отражения, словно ответа ждет... Из блестящей глубины диска
рельефно проступало твердое окаменевшее лицо, плотно сжатые губы, тяжелая
складка, залегшая между сдвинутыми бровями... Чужое лицо. Плохое лицо.