ты перестанешь понимать, где кончается Доброй начинается Зло, и сам
станешь воплощением Зла! Это будет страшный день для тебя и страшный час,
не дай Бог, чтобы они настали, ибо не помогут тебе тогда ни Животворящая
Сила Креста Господня, ни мои напутствия и добрые слова. Помни, в какой бы
мир ты не вознамерился вступить, не меч в него ты привнести должен, не
злобу и ненависть, вражду и раздоры, а одну любовь только. Добро на острие
меча не преподносят. Ты же, сын мой, собираешься в чужой мир идти с мечом.
Подумай обо всем хорошенько. Благословляю тебя на свершение праведных дел!
Потом положил ему руку на плечо, привлек к себе и трижды поцеловал.
о чем я говорил, о чем говорила тебе твоя совесть, ибо если вступишь на
дорогу Зла и отринешь Добро, будешь проклят на веки вечные. Иди! И да будь
благословен!
голову и образам. Повернулся. Пошел к выходу.
предлагала Ивану свою помощь. Она молча заглянула в лицо ему, потом быстро
и мелко, трижды перекрестила.
головном уборе, седой? - спросил Иван.
отчитывая нерадивого ученика:
женщина замялась, но все-таки спросила неуверенно: - Что он вам сказал? Я
все видела - он вас благословил. Он вам сказал доброе слово, да?
поспешно вышел из Храма. В глаза ударило ослепительное майское солнце.
назад нет, что он должен лететь туда, что не будет ему места на Земле,
пока не исполнит он своего долга, что не будет покоя даже в самой покойной
и уютной норе, что избегнуть того часа, когда сойдутся в смертельной
схватке Добро и Зло, ему не удастся, что он должен сделать свои выбор.
выси золотые купола Несокрушимого Храма Христа Спасителя.
брови нависли над самыми глазами, почти скрывая их. - Ты все себе
поломаешь, о карьере я вообще не говорю, пиши, пропало! Через пять-шесть
лет ты бы сел в удобное и мягкое кресло, а там бы и в Управление попал...
Не-е, расстанься с мечтами об этом, Ваня!
свои грезы не приписывай.
с какой-то печатью, - на Эрте получишь баки. Но учти, я тебе их даю для
прогулочных целей. Вот, гляди, - он вытащил из стенысейфа другой листок, -
это продление отпуска, как обещал, на полгодика. Но не больше, Ваня!
Отдохнешь, развеешься... А где, меня не касается, понял! Все, Ваня, вали,
куда тебе надо! Но на меня не пеняй!
выпученными красными глазищами, тяжело задышала. Потом она разинула
клыкастую черную пасть и долго облизывалась огромным желтым языком с
водянистыми присосками. Ивану всегда становилось не по себе при виде этих
облизывающихся гиргейских рыбин. И он отвернулся.
маленькому задвижному лючку, и бросил рыбине какую-то гадость в кормушку.
Он всегда сам заботился об обитателях аквариума. Рыбина набросилась на
кусок падали, словно ее целый год не кормили. Про Ивана она тут же забыла.
ничего не выклянчишь! Нету ничего, Ваня, понимаешь, нету!
превратиться в клыкастую рыбину, чтобы сожрать друга - Толика. Но
проситель должен быть смиренным, он это уже давно понял.
голоском.
смотайся на Тилону, там сейчас классные развлекатели поставили! С
гипнолокаторами, Ваня, и шикарными психотренажерами! А какие там девочки
собираются, Ваня! - Толик чуть не свалился от чувств с лесенки. Но успел
ухватиться за поручень - выучка космолетчика пригодилась. - Я бы махнул
туда, не раздумывая!
стоят. Где я тебе возьму?! - Лоб у Толика покрылся испариной.
уже и не назовешь Толиком, и стареет, и матереет, вон какой солидный стал,
прямо туз! А ведь совсем недавно мальчиком прыгал по лугам Сельмы, гонялся
с камерой за фантомамиупырями. Иван тяжело вздохнул. И ткнул кулаком в
большой и мягкий живот Толика.
не вернусь, может, последний раз видимся!
слезинка, и он не стал ее смахивать.
ты их знаешь... не откажут! Я свяжусь с Дилом. Ежели он тебе не даст
возвратника, пусть на Землю не возвращается, я его и за океаном разыщу да
рожу надраю. Ну ладно, Ваня, давай уже - отваливай, не жми из меня слезу,
я и так уже рыдаю!
всему не было. Позабыт, позаброшен! Но оно и к лучшему.
каждую каплю топлива. Он лежал на полу капсулы лицом вниз и, не отрываясь,
смотрел на удаляющуюся Землю сквозь пластиконовую прозрачную обшивку. Он
ограничил радиус прозрачности двумя метрами. Но все равно-казалось, что
это не капсула, а он сам, раскинув руки и ноги, парит над огромным
затянутым белыми облаками шаром.
лежал и глядел. Он сам не знал, что именно хотел увидать напоследок. А
может, просто не мог налюбоваться родной планетой. Каждое расставание с
ней отдавалось в груди щемящей болью. Правда, раньше, в предыдущие отлеты,
Иван был полностью, непоколебимо уверен - он обязательно вернется,
обязательно увидит этот голубовато-белый шар, а потом и ступит на его
поверхность... В этот раз такой уверенности почему-то не было.
Когда Земля уменьшилась до размеров обычного яблока, подернутого легкой
просвечивающей местами пеленой, когда все на ней уже должно было слиться и
пропасть в зыбком удаленном мареве, вдруг пробился сквозь заслоны пелены
тоненький золотой лучик, сверкнул - чисто, ясно, путеводно - и пропал.
Только тогда Иван понял, чего он ждал, и сразу же почувствовал облегчение.
Нет, рано еще его отпевать, рано хоронить! Еще поглядим, чья возьмет, кому
суждено вернуться, а кому и нет. Он с силой сжал виски ладонями, замжурил
глаза.
железный крестик, приник к нему губами. И почти сразу спрятал его обратно,
словно застеснявшись. Встал... Отключил прозрачность.
триста болтавшийся между орбитами Юпитера и Сатурна, злополучная
развалюха, последнее пристанище спивающихся космолетчиков и
администраторов Флота, допотопная пробабушка нынешних заправочных станций
- Эрта-387.
прицепить баки и гнать прямиком до Дубля, за возвратником. Но давнишний
знакомец по гадрианским болотам Хук Образина, затащил его в
одну-единственную на Эрте гостиную. Он волок упирающегося Ивана по
коридору и приговаривал:
скорехонько не проскочишь! Экий ты мерзавец, Ваня! В кои-то годы
повстречались, а ты норовишь улизнуть! Не-е, нехорошо это.
падал, только трясся беспрестанно. В последнюю их встречу Хук выглядел
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Елманов Валерий