Виканька уже приехала и зашла к подруге по дороге с вокзала... Безопасный,
но весьма недалекий мальчик. Откровенно сказать, я не понимать, как
Виканька столь долго выносит его дружбу. Правда, он поступил куда-то, но
ведь просто диплом в наше время мало что значит, не правда ли?
Анна Аркадьевна небрежно оправила складки кимоно, слегка сместившиеся,
когда она протягивала руку к телефону. Рука была полной и холеной.
столь же свободно, сколь и в семье. Я имею в виду как материальную, так и
духовную свободу, вы, конечно, понимаете.
Воспитала кому-то подарочек.
выражающейся не только в цветах и билетах в кино. Я вспоминаю, как в
послевоенные годы скиталась вслед за мужем по всей стране. Нищета, грязь,
гарнизонное хамство... Он меня любил, да, любил безумно. Но горячая вода
от этой любви из водопровода не текла. Дом с горячей водой появился только
тогда, когда Пахарев получил майора, - она поджала чуть подкрашенные,
чувственные губы. - Виканька не должна повторить этот горестный путь. В
конце концов, не сороковые и не пятидесятые сейчас годы, не правда ли?
говорят, славный мужик... Зачем я пришел? Зачем я вообще сюда хожу? А
Поляков, Рахлевич, Непорода? Мы ведь ее в грош не ставим! Он отхлебнул из
бокала. Она, зараза, слушает. Нам ведь всем говорить надо - а она слушает.
Да еще дочку-куколку тоже приучила. Подойдет юное создание, в глаза тебе
уставится с благоговением, к месту еще и вставит что-нибудь
молодежненькое, умненькое, а ты ей - у-тю-тю! Он допил. Да еще и нальет
иногда, подумал он.
сотый раз гадал Сабуров. По ногам судя - не больше тридцати, но ведь это
же бред... Он отрицательно помотал головой.
распрямившись в своем мягком кресле, возразила Анна Аркадьевна. - И потом,
кстати, он опоздает, у него завтра визит из Москвы. То ли маршал, то ли
кто... Давайте еще немножко. Вы ведь так и не рассказали мне, над чем
работаете сейчас, - она улыбнулась с лучезарной укоризной. - Очень
некстати прервал нас тот дурачок.
же мальчугана...
перестанет волновать сердца. Меня вообще привлекают те периоды в жизни
нашей страны, когда выявляется все лучшее в советском человеке, все, что
выгодно отличает его и делает непобедимым в любых испытаниях...
телевидению сегодня.
следующий день после возвращения из командировки, когда я усталый и
поганый. Как бы честь оказана, а на самом деле явно подставили, в надежде,
что я ляпну что-нибудь. Придется еще разбираться, с чьей это подачи меня
почтили таким доверием, будь оно неладно... А сегодня надо быть очень
осторожным, очень. И ни в коем случае больше не пить.
сказала она и прошествовала в соседнюю комнату. Широкие бедра, затянутые
яркой тканью, царственно колыхнулись. Школьница в войну, да? Скажем, в
сорок пятом - восемнадцать, плюс тридцать... черт возьми, она же чуть
моложе меня, а я - как гриб перестоялый... Что ты допытываешься? О том ли
рассказать, как идешь в запой после каждой главы, чтоб достало сил и
дальше монтировать из высочайше утвержденного набора деталей очередную
серию надлежащих манекенов, пытаться хоть чуть-чуть оживить их, заведомо
зная, что это невозможно, гонять их по мифическим полям сражений? Знаешь,
как отличается Курская битва в моей книге от настоящей Курской битвы? Как
бюст Ленина от Ленина. Как сталинская конституция от сталинских лагерей. А
знаешь, что такое положительный герой? Это - герой. Но ведь для
жизненности ему нужно что-то неидеальное. Не в общественно-политической
сфере, боже упаси! Ага, хорошо. Ну пусть в личной. Пусть-ка он будет груб
с беззаветно любящей его девушкой! А отрицательный, который потом струсит
на позициях, и из-за него немецкие танки прорвутся и размозжат медсанбат,
из этаких все знающих, все критикующих интеллигентов, напротив, будет
обходителен, остроумен, приятен в обращении. И как бы даже гуманнее
положительного, который жесток, потому что жестока сама война. Трусливый,
скептичный прохиндей, он примется умело кадрить ту святую девушку, но
тщетно. Она будет верна, она будет санинструктор и погибнет, спасая
раненых от тех самых танков, а положительный исстрадается до седины и
беспримерного героизма, будет тяжко ранен, искалечен, списан с
ограничениями; послан в колхоз председателем, где порадеет о
восстановлении сельского хозяйства, выступит против перегибов и
волюнтаризма и найдет наконец свое счастье: производительный труд на
опаленной земле России и эвакуированную вдову с пятью детьми, двумя своими
и тремя подобранными во время бомбежки эвакопоезда...
кардиамина, дибазола и черта в ступе, что там еще бывает, ползешь с новой
бутылкой в портфеле, скажем, к "Светлане", караулить какую-нибудь
тщеславную пролетарку?
смотреть... Подумать только, вы сказали это совершенно случайно. Могли
ведь и не сказать. И я просмотрела бы, и не смогла бы порадоваться за
своего друга... Да, но год назад вы обещали роман о современности, не
правда ли?
них глаз острей...
расплачиваешься... Пишите, ребята, искренне подумал он. А я вас буду
долбать. А вы не обращайте внимания. Разные у нас работы...
и близких теряли, самых любимых, без которых жизнь не в жизнь, и
калечились, видел сам, помню! Под гремящие "панцеры" ползал со связками
гранат по черному от пожарищ снегу; вот эти три пальца срезало осколком,
аккурат когда завопил "ура" на атакующем бегу, - до сих пор мне их жалко,
этих пальчиков невосполнимых, с девятнадцати лет без них живу, а
привыкнуть не могу; в окопе, залитом по колено дождевой жижей, застрелил
мародера - хрен его знает, интеллигент он был или нет, просто падло...
Кого теперь пристрелить? Кто мародер? Я же и мародер! Обдираю красивости с
безобразного трупа общими усилиями убитой войны и продаю официальным
скупщикам с целью личного обогащения... Но разве я один? Разве я это
начал? Разве этого требую от других я? Да-а... А ну-ка, вслух! Тут уж не о
трех пальчиках разговор завяжется! И ужас-то в чем: не побежит вслед
буксующей по распутице "эмке" особиста святая девушка, не оскользнется в
грязи, не закричит, задыхаясь: "Они разберутся, я верю! Я буду ждать тебя!
Я приеду к тебе!" Все, все знают, как они разберутся. Жена скажет: "Ты о
детях подумал, старый истерик?" А лети скажут: "Тебе что, больше всех
надо?" А Наташка скажет: "Только не вздумай упоминать мое имя. У меня муж,
между прочим, мне с ним еще жить и жить". А парторг скажет: "Ох, Михалыч,
вот уж от тебя не ожидал... Но теперь - извини".
немного.
столь занятого человека.
хочет, догадался Сабуров. - Право, если вам действительно приятно мое
общество...
слегка поклонился.
этого, конечно, не сказал.
только к вечеру. Там была напряженная программа.
спят.
выдержал он. - Хоть раз?
закрытую дверь. На миг стало шумно.
Женечка была на месте. День кончился, но раз шеф не ушел, она продолжала
работать. Пахарев притворил дверь, перед зеркалом тщательно пригладил