дряхлеет и умирает. Это закон.
своим умом дошел до того, что "ОВУХ" существует. И эта твоя догадка
произвела определенный эффект в определенных кругах.
мудром принципе основан кабинет Бессмертных. Вот взгляни на меня. Кто я,
по-твоему?
Правда, паспорт в данный исторический момент у меня на другое имя, но это
неважно.
обойти, ежели ты ловок, расторопен и не горд. Я прожил семь жизней и одну
из них даже в образе попугая. Плевал я на этот закон, он всегда был мне не
писан! Я царей лицезрел! Федька Басманов собственной рукой меня за бороду
таскал! Царская фаворитка мне плешь горчицей мазала! Какие времена! Какие
люди!
распирает желание стать чьим-либо ментором, хотя бы моим. Он избоченился и
начал свой рассказ:
чуть что не по нем, сразу посохом по башке трахал или от престола
отрекался, смотря по настроению. Грозная персона! Я сначала у него в
хороводе состоял. Бывало, обряжусь в сарафан и ну по-бабьи выплясывать:
этак плечиком дерг-дерг, ножкой топ-топ - умора... При дворе у нас что
творилось - ахнешь! То Курбский, собака, сбежит, то Рюриковичи морды друг
другу побьют, то очередная, царица помрет, то фаворита прикончат. День
проживешь и Бога благодаришь: "Спасибо, господи, что сегодня не тронули!"
А уж когда опричники разгулялись, я сообразил божьим человеком
прикинуться. Что меня не спросят, я в ответ гнусавлю: "Блаже-енны чистые
сердцем, ибо они Бога зрят!" Так только в живых и остался - любят на
Москве юродивых-то. И очень было выгодное занятие: всякий человек на мою
убогость монетку подавал. При Федоре Иоанновиче у меня уже порядочный
капиталец был. Жил я в царских хоромах, с царского стола кормился, горя не
знал, с царем Федором калякал. Что, спрашивает, Николка, часто ли Бога
зришь? Часто, говорю, почитай, каждый день. А про меня, спрашивает, не рек
ли чего Господь? А как же, говорю, рек - молиться советовал. Так веришь
ли, царь плачет, лобызает меня, замурзанного, и богатую вещицу дарит:
сапоги, золотом шитые, жемчуг или алмазик какой-нибудь крупный. При царе
Борисе хуже стало - бояре распоясались, особенно один, Шуйский по фамилии.
Подумал я было тогда политикой заняться: переметнуться к ляхам и
порассказать им кое-что про нравы двора - был слух, что за это хорошо
платят. Но тут случай вышел - царь Борис просит меня при Шуйском:
"Помолись, Николка, за меня Богу!" Нервный был очень - совесть замучила. Я
уж и руку для крестного знамения поднял, да вдруг вижу: Шуйский на меня
зыркает. Ох, лю-у-тый взгляд, аки вепрь! Как бы, думаю, не озлить его -
того и гляди, в государи скакнет. Опустил я руку и говорю с кротостью
голубиной: "Никак невозможно, Борис Федорович, молиться за царя Ирода". А
сам трепещу - что-то будет... Так ведь ничего мне, окромя богатых даров,
не было - оба наградили, и Борис, и Шуйский! Ох, Русь, Русь... Загадочная
Русь... И кто тебя выдумал?! Очень во мне тогда патриотические наклонности
обострились - не продал я ляхам родину. А при Шуйском-царе сижу как-то в
рубище у Новодевичьего монастыря, и вот подходит ко мне смиренный инок.
Разговорились - оказалось, не инок он вовсе, а сотрудник "ОВУХа", демон по
кличке Кур. Мы, говорит, в "ОВУХе" давно следим за твоей судьбой и находим
тебя человеком очень нужным обществу, потому как ты свое дело знаешь,
умеешь быть гибким и совершенно лишен мерзостной гордыни. У нас же,
говорит, в "ОВУХе" сейчас внедряется новаторское предложение по продлению
жизни образцовым "Делам". Как это, спрашиваю, господин Кур? А очень
просто, отвечает: надоело перед начальством краснеть за то, что образцовые
"Дела" часто в архив сдаем. Начальство ревизоров полчища шлет, а те нас
мурыжат: "Что это у вас, братцы-демоны, деловые люди мрут как мухи? Ведь
так и прогресс остановиться может! Нехорошо". Вот демоны посовещались и
решили: хотя бы выборочно лучшим "Делам" жизнь продлевать. Мудрено понять,
говорю, господин Кур. А ничего мудреного, отвечает. К примеру, тут в одном
монастыре настоятель помирает - уже соборовали. "Дело" его - пальчики
оближешь: из простого смерда в настоятели выбился, как это у него вышло,
даже наш брат-демон не разумеет; монастырь его от золота ломится; самого
государя деньгами ссужает! Такое "Дело" в архив сдавать совестно, тем
более, что ревизоры сильно лютуют. Тут я смекнул, куда демон клонит, и
говорю: "Со всем удовольствием готов вам помочь, господин Кур. К тому же
мне это рубище обрыдло, а от вериг в костях ломота. Но только что я,
извините, буду с этой помощи иметь?" Ах, отвечает, не беспокойся - богат
будешь, ибо в монастыре несметные сокровища скопились, поживешь в свое
удовольствие в обличьи настоятеля, пока ревизия у нас не кончится, а уж я
тебе потом за оборотистость и деловую сметку другое "Дело" присмотрю.
Авось бессмертным станешь. Тут же мы с ним договорчик составили. Помер
юродивый Николка, но дух его возродился среди монастырской братии под
песнопения и славословия святых отцов. Умора! Сначала боязно было: ведь
монастырем руководить надо, а что я знаю? Но недаром я всегда изворотлив
был, пока, думаю, Кур у себя перед ревизорами отчитывается, я тут
следствие организую, воров стану искать. Вот и будет видимость бурной
деятельности! Украл я из ризницы икону "Богоматерь Умиление" в окладе из
жемчугов, парочку священных сосудов византийской работы и золотое кадило -
подарок патриарха. Припрятал вещицы, а монахам строго наказал искать
вора-антихриста. Уж как они, бедолаги, рясами затрясли, как забегали! А я
знай себе ем, пью, катаюсь как сыр в масле. Но на людях сердит! Что,
грохочу, не нашли еще богохульника? Никак нет, пищат, ищем. Патриарх мне
за служебное рвение и исключительную святость помыслов несколько
благодарностей прислал. Господин Кур тоже очень довольны были - за
рекордно малое число сданных в архив образцовых "Дел" начальство их к
ордену представило - Серебряной скрепке. Когда ревизоры сгинули, "Дело"
настоятеля пошло в архив, а мой дух господин Кур переселил в "Дело"
Епишкина, беглого человека боярина Красношеева. Это при Петре Алексеевиче
случилось, в Санкт-Питербурхе. Еще только строился державный город: тут
тебе мужики бревна таскают, тут корабли на воду спускают, тут бороду
кому-то силой бреют. Кипит работка! Я, понятно, издали любуюсь горением
творческой энергии народа. Вдруг меня Красношеев за ухо - цоп! Выследил...
Ну, думаю, финита, пропадай, моя телега, все четыре колеса... И тут
подоспело чудесное избавление от казни - всадник к нам скачет. Красношеев
перед ним ниц бухнулся, ну и я прилег рядом во избежание недоразумений.
"Ты как же это посмел моего царского слова ослушаться?! - гремит всадник.
- Отчего не брит?!" Красношеев мордой об землю трется - плачет. Тут меня
осенило! Дозвольте, говорю, потешить ваше царское величество и бороду
этому супостату откромсать. Захохотал царь: валяй, мол, режь. Через эту
поганую рыжую бороденку получил я графский титул и сменил фамилию Епишкин
на Безбородов. Феерическая карьера! Оружием своим избрал я скромное
шутовство. Одному опальному князю за шиворот Кубок Большого Орла опрокинул
и, пожалте, - табакерка, царский подарок, вся в брильянтах! Был у меня в
ту пору особняк работы Расстрелия и загородный дом с прудиком: при Бироне
- дача с дивными оранжереями; при Елисавет Петровне я жил во дворце,
правда, под лестницей, но зато на сувенирах и подачках сиятельных особ
сделался ска-а-зочно богат. Что я всегда презирал, так это ложную
гордость. Па-адумаешь, в голом виде петухом прокричать! Да я за это
кукареканье при Павле Петровиче генеральский чин получил! В политику я
ни-ни. Боже сохрани. Я - всегда близ государей и всегда патриот.
Иностранным послам как-то кукиш показывал с царского соизволения: мол,
выкусили? Неча на наши земли зариться! Шесть "Дел" я вынес на своих плечах
с поразительным достоинством и за это был зачислен вечным сотрудником в
Кабинет Бессмертных. Тут-то и грянул гром: господин Кур не потрафил
какому-то ревизору, и тот потребовал меня вычистить. Как это можно,
кричал, чтобы в Кабинете Бессмертных рядом с душой крепкого организатора
Аракчеева шлялась душа юродивого и шута! Прижали Кура, Серебряную скрепку
отобрали, а мой дух за его неистребимую скоморошью сущность вселили в
попугайское тело. Это лет так сто пятьдесят назад было. Проживал я в
трактире купца Шебулдыкина. Ах, прелестное житие было! Клетку мне
соорудили из двух отделений. Оттуда я: комфортно мог изучать нравы и
делать философские умозаключения. И одну историйку не премину поведать
тебе. Служил у Шебулдыкина половым некий Епишка Ась. Кликнут его, бывало:
"Полово-ой!" Епишка будто из-под земли выскакивает: "Ась? Чего изволите-с?
Водочки-с?" Бегал, бегал, брал чаевые, а потом выяснилось, что он в
полиции тайным агентом числится. Заметь, Флейтист, добровольным! Все
раскрылось, когда он донес на врага отечества. Заприметил его, мерзавца, в
нашем трактире. Правда, потом оказалось, что это не совсем враг отечества,
а один француз из Парижа, сочинитель, по-русски - ни бум-бум. А к нам в
Россию приехал кушанья а ля рюсс все, какие ни на есть, испробовать и
рецепты в книжечку занести. Так вот, раскрывают книжечку в полицейском
отделении, а там, пардон, расстегаи всякие, кулебяки и блины в сметане.
Ба-альшой конфуз вышел, тем более, что француза, не разобравшись, сгоряча
выпороли. Раньше это просто было. Ну, укатил французишка в свой Париж и
там роман сочинил. Говорят, нечто возвышенное, у нас так не умеют. Слух
прошел, что он письмо генерал-губернатору написал. Мол, спасибо за науку.
В том смысле, что не зря выпороли, на пользу пошло. А Епишку отличили как
героя. Жандармский офицер так и сказал: "Если бы все половые были столь
усердны, государь-император мог бы "барыню" плясать спокойно!" Эх, Ась,
Ась! Чуток до Кабинета Бессмертных не дотянул. Не выдержал славы, спился.
Истинно русская душа!