- Трудно привыкнуть. У нас все это не так.
давай после операции поедем прямо домой. Ну, что ты так смотришь? Я очень
соскучился по Раде. А ты нет? Ребят мы завезем в казарму, а потом на
грузовике поедем домой. Шофера отпустим...
громкоговорителя на столбе почти над их головами зарычал, и голос
дежурного по бригаде скомандовал:
рванулся, но Гай поймал его за ствол автомата. - Я тебя очень прошу, -
сказал он. - Как все! Держись, как все! Сегодня сам ротмистр будет за
тобой наблюдать...
прожектора. Позади строя мягко ворчали двигателями грузовики. Как всегда
перед операцией, господин бригадир в сопровождении господина ротмистра
Чачу молча обошел строй, осматривая каждого гвардейца. Он был спокоен,
глаза прищурены, уголки губ приветливо приподняты. Потом, так ничего и не
сказав, он кивнул господину ротмистру и удалился. Господин ротмистр,
переваливаясь и помахивая искалеченной рукой, вышел перед строем и
повернул к гвардейцам свое темное, почти черное лицо.
коже. - Перед нами дело. Выполним его достойно... Внимание, рота! По
машинам! Капрал Гаал, ко мне!
негромко:
машины не выходить. Командовать буду я сам.
чувствовалось на отвратительной булыжной мостовой. Кандидат Мак Сим, зажав
автомат между коленями, заботливо придерживал Гая за поясной ремень,
рассудив, что капралу, который так заботится об авторитете, не к лицу
реять над скамейками, подобно какому-нибудь кандидату Зойзе. Гай не
возражал, а может быть он и не замечал предупредительности своего
подчиненного. После разговора с ротмистром Гай был чем-то сильно озабочен,
и Максим радовался, что по расписанию им придется быть рядом, и он сможет
помочь, если понадобится.
канала Новой Жизни, потом свернули по длинной, пустой в этот час Заводской
улице и принялись колесить кривыми переулочками рабочего предместья, где
Максим еще никогда не бывал. А побывал он за последнее время во многих
местах и изучил город основательно, по-хозяйски. Он вообще много узнал за
эти сорок с лишним дней и разобрался, наконец, в положении. Положение
оказалось гораздо менее утешительным и более причудливым, чем он думал.
откуда он, Максим, взялся. Рисунки не помогали. Гай воспринимал их с
какой-то странной улыбкой и продолжал повторять все тот же вопрос: "Откуда
ты?" Тогда Максим в раздражении ткнул пальцем в потолок и сказал: "Из
неба". К его удивлению Гай нашел это вполне естественным и стал с
вопросительной интонацией сыпать какими-то словами, которые Максим вначале
принял за названия планет местной системы. Но Гай развернул карту мира в
меркаторской проекции, и тут выяснилось, что это вовсе не названия планет,
а названия стран-антиподов. Максим пожал плечами, произнес все известные
ему выражения отрицания и стал изучать карту, так что разговор на этом
временно прекратился.
очень странная передача, нечто вроде кинофильма без начала и конца, без
определенного сюжета, с бесконечным количеством действующих лиц - довольно
жутких лиц, действующих довольно дико с точки зрения любого гуманоида.
Рада смотрела с интересом, вскрикивала, хватала Максима за рукав, два раза
всплакнула, а Максим быстро соскучился и задремал было под
уныло-угрожающую музыку, как вдруг на экране мелькнуло что-то знакомое. Он
даже глаза протер. На экране была Пандора, угрюмый тахорг тащился через
джунгли, давя деревья, и вдруг появился Олег с маяком в руках, очень
сосредоточенный и серьезный, он пятился задом, споткнулся о корягу и
полетел спиной прямо в болото. С огромным изумлением Максим узнал
собственную ментограмму, а потом еще одну, и еще, но не было никаких
комментариев, играла все та же музыка, и Пандора исчезла, уступив место
слепому тощему человеку, который полз по потолку, плотно затянутому
пыльной паутиной. "Что это?" - спросил Максим, тыча пальцем в экран.
"Передача, - нетерпеливо сказала Рада. - Интересно. Смотри". Он так и не
добился толку, и в голову ему пришла мысль о многих десятках разнообразных
пришельцев, добросовестно вспоминающих свои миры. Однако он быстро
отказался от этой мысли: миры были слишком страшны и однообразны - глухие
душные комнатки, бесконечные коридоры, заставленные мебелью, которая вдруг
прорастала гигантскими колючками; спиральные лестницы, винтом уходящие в
непроглядный мрак узких колодцев; зарешеченные подвалы, набитые тупо
копошащимися телами, меж которых выглядывали болезненно-неподвижные лица,
как на картинах Иеронима Босха, - это было больше похоже на бредовую
фантазию, чем на реальные миры. На фоне этих видений ментограммы Максима
ярко сияли реализмом, переходящим из-за Максимова темперамента в
романтический натурализм. Такие передачи повторялись почти каждый день,
назывались они "Волшебное путешествие", но Максим так до конца и не понял,
в чем их соль. В ответ на его вопросы Гай и Рада недоуменно пожимали
плечами и говорили: "Передача. Чтобы было интересно. Волшебное
путешествие. Сказка. Ты смотри, смотри! Бывает смешно, бывает страшно". И
у Максима зародились самые серьезные сомнения в том, что целью
исследований профессора Бегемота был контакт и что вообще эти исследования
были исследованиями.
Гай прошел по конкурсу в заочную школу претендентов на первый офицерский
чин и принялся зубрить математику и механику. Схемы и формулы из
элементарного курса баллистики привели Максима в недоумение. Он пристал к
Гаю, Гай сначала не понял, а потом, снисходительно ухмыляясь, объяснил ему
космографию своего мира. И тогда выяснилось, что обитаемый остров не есть
шар, не есть геоид и вообще не является планетой.
ногами аборигенов была твердая поверхность Сферы Мира. Над головами
аборигенов имел место гигантский, но конечного объема газовый шар
неизвестного пока состава и обладающий не вполне ясными пока физическими
свойствами. Существовала теория о том, что плотность газа быстро растет к
центру газового пузыря, и там происходят какие-то таинственные процессы,
вызывающие регулярное изменение яркости так называемого Мирового Света,
обуславливающие смену дня и ночи. Кроме короткопериодических, суточных,
изменений состояния Мирового Света, существовали долгопериодические,
порождающие сезонные колебания температуры и смену времен года. Сила
тяжести была направлена от центра Сферы Мира перпендикулярно к ее
поверхности. Короче говоря, обитаемый остров существовал на внутренней
поверхности огромного пузыря в бесконечной тверди, заполняющей остальную
Вселенную.
но очень скоро оказалось, что они с Гаем говорят на разных языках, что
понять друг друга им гораздо труднее, чем убежденному коперниканцу понять
убежденного последователя Птолемея. Все дело было в удивительных свойствах
атмосферы этой планеты. Во-первых, необычайно сильная рефракция непомерно
задирала горизонт и спокон века внушала аборигенам, что их земля не
плоская и уж во всяком случае не выпуклая - она вогнутая. "Встаньте на
морском берегу, - рекомендовали школьные учебники, - и проследите за
движением корабля, отошедшего от пристани. Сначала он будет двигаться как
бы по плоскости, но чем дальше он будет уходить, тем выше он будет
подниматься, пока не скроется в атмосферной дымке, заслоняющей остальную
часть Мира". Во-вторых, атмосфера эта была весьма плотна и
фосфоресцировала днем и ночью, так что никто никогда здесь не видел
звездного неба, а случаи наблюдения Солнца были записаны в хрониках и
служили основой для бесчисленных попыток создать теорию Мирового Света.
сделается возможным только тогда, когда ему удастся буквально вывернуть
наизнанку естественные представления, сложившиеся в течение десятилетий.
По-видимому, это уже пытались здесь проделать, если судить по
распространенному проклятию "массаракш", что дословно означало "мир
наизнанку"; кроме того, Гай рассказал о чисто абстрактной математической
теории, рассматривавшей Мир иначе. Теория эта возникла еще в античные
времена, преследовалась некогда официальной религией, имела своих
мучеников, получила математическую стройность трудами гениальных
математиков прошлого века, но так и осталась чисто абстрактной, хотя, как
и большинство абстрактных теорий, нашла себе наконец практическое
применение - совсем недавно, когда были созданы сверхдальнобойные
баллистические снаряды.
во-первых, что все это время выглядел здесь сумасшедшим и недаром его
ментограммы включены в шизоидное "Волшебное путешествие". Во-вторых, он
понял, что до поры, до времени он должен молчать о своем инопланетном