карьеры, о которой мечтал Дюруа, казалось ему еще очень далеким. Он все
еще прозябал в безвестности, и самолюбие его от этого страдало, но он не
видел путей, которые привели бы его на вершину житейского благополучия.
Он чувствовал себя заточенным, наглухо замурованным в своей жалкой про-
фессии репортера. Его ценили, но смотрели на него свысока. Даже Фо-
рестье, которому он постоянно оказывал услуги, не приглашал его больше
обедать и обращался с ним, как с подчиненным, хотя продолжал говорить
ему по-приятельски "ты".
свое перо и приобретя такт, недостававший ему прежде, когда он писал
вторую статью об Алжире, он уже не боялся за судьбу своих злободневных
заметок. Но отсюда до очерков, где можно дать полную волю своей фанта-
зии, или до политических статей, написанных знатоком, расстояние было
громадное: одно дело править лошадьми на прогулке в Булонском лесу, бу-
дучи простым кучером, и совсем другое дело - править ими, будучи хозяи-
ном. Особенно унижало его в собственных глазах то обстоятельство, что
двери высшего общества были для него закрыты, что никто не держал себя с
ним на равной ноге, что у него не было друзей среди женщин, хотя некото-
рые известные актрисы в корыстных целях время от времени принимали его
запросто.
рисы, испытывают к нему особое влечение, что он обладает способностью
мгновенно завоевывать их симпатию, Дюруа с нетерпением стреноженного
скакуна рвался навстречу той, от которой могло зависеть его будущее.
бительный прием, который ему оказали прошлый раз, удерживал его от этого
шага, а кроме того, он ждал, чтобы его пригласил муж. И вот наконец,
вспомнив о г-же де Марель, вспомнив о том, что она звала его к себе, он
как-то днем, когда ему нечего было делать, отправился к ней.
чик, сказала:
ряшливо прибранная. Вдоль стен тянулись старые выцветшие кресла, - долж-
но быть, их расставляла по своему усмотрению служанка, так как здесь
совсем не чувствовалось искусной и заботливой женской руки, любящей до-
машний уют. На неодинаковой длины шнурах криво висели четыре жалкие кар-
тины, изображавшие лодку, плывшую по реке, корабль в море, мельницу сре-
ди поля и дровосека в лесу. Было видно, что они давно уже висят так и
что по ним равнодушно скользит взор беспечной хозяйки.
лась, и вбежала г-жа де Марель в розовом шелковом кимоно с вышитыми зо-
лотом пейзажами, голубыми цветами и белыми птицами.
вашей стороны, что вы пришли меня навестить! Я была уверена, что вы обо
мне забыли.
вав себя легко в этой скромной обстановке, взял их в свои и поцеловал
одну, как это сделал однажды при нем Норбер де Варен.
- Вы явно похорошели. Париж идет вам на пользу. Ну, рассказывайте новос-
ти.
запно возникшей простотой отношений, чувствуя, как идут от одного к дру-
гому токи интимности, приязни, доверия, благодаря которым два близких по
духу и по рождению существа в пять минут становятся друзьями.
заметила она. - Мне кажется, я знаю вас лет десять. Я убеждена, что мы
будем друзьями. Хотите?
менее изящна, чем та, другая, в белом, менее женственна, не так нежна,
но зато более соблазнительна, более пикантна.
говорившей: "Вы мне нравитесь", и в то же время: "Берегитесь! ", притя-
гивавшей и вместе с тем отстранявшей его, - улыбкой, истинный смысл ко-
торой невозможно было понять, - вызывала желание броситься к ее ногам,
целовать тонкое кружево ее корсажа, упиваясь благоуханным теплом, исхо-
дившим от ее груди. Г-жа де Марель вызывала более грубое, более опреде-
ленное желание, от которого у него дрожали руки, когда под легким шелком
обрисовывалось ее тело.
денными остротами, - так мастеровой, применив особый прием, к удивлению
присутствующих, добивается успеха в работе, которая представлялась непо-
сильной другим Он слушал ее и думал: "Хорошо бы все это запомнить. Из ее
болтовни о событиях дня можно было бы составить потом великолепную па-
рижскую хронику".
Лорину.
время серьезно начал расспрашивать ее, что она поделывала это время. Она
отвечала ему с важностью взрослой, нежным, как флейта, голоском.
как сегодня, я всегда вам рада. А почему вас больше не видно у Форестье?
днях мы там встретимся.
ощущение нереального, хотя и постоянного присутствия этой женщины. Ему
казалось, что он унес с собой частицу ее существа - внешний ее облик
стоял у него перед глазами, внутренний же, во всей пленительности, запе-
чатлелся у него в душе. Он жил под обаянием этого образа, как это бывает
порой, когда проведешь с любимым человеком несколько светлых мгновений.
Это некая странная одержимость - смутная, сокровенная, волнующая, восхи-
тительная в своей таинственности.
раз она уже не протянула ему руки, а подставила для поцелуя лобик.
четверть часа, она еще не одета. Я посижу с вами.
четверть часа. Но только вы, пожалуйста, не думайте, что я человек
серьезный, - я играю по целым дням. А потому предлагаю вам поиграть в
кошку и мышку.
женщины, когда они несколько шокированы и удивлены, и тихо сказала:
меня!
она шла за ним, не переставая улыбаться снисходительно учтивой улыбкой,
время от времени протягивала руку и дотрагивалась до него, но все еще не
решалась за ним бежать.
тельными шажками подойти к нему, - и он, подпрыгнув, как чертик, выско-
чивший из коробочки, перелетал в противоположный конец гостиной. Это ее
смешило, в конце концов она не могла удержаться от смеха и, оживившись,
засеменила вдогонку, боязливо и радостно вскрикивая, когда ей казалось,
что он у нее в руках. Преграждая ей дорогу, он подставлял стул, она нес-
колько раз обегала его кругом, потом он бросал его и хватал другой Те-
перь Лорина, разрумянившаяся, увлеченная новой игрой, без устали носи-
лась по комнате и, следя за всеми его шалостями, хитростями и уловками,
по-детски бурно выражала свой восторг.
не уйдет, Дюруа схватил ее на руки и, подняв до потолка, крикнул:
Лорину посередине Им хотелось поговорить, но Лорина, обычно такая молча-
ливая, была очень возбуждена и болтала не переставая, - в конце концов
пришлось выпроводить ее в детскую.
Афанасьев Роман
Володихин Дмитрий
Майер Стефани
Грабб Джеф
Суворов Виктор
Посняков Андрей