догнать ее и, может быть дать ей понять, что он сожалеет о несостоявшейся
встрече, однако какой-то подсознательный, но несравненно более сильный
аргумент заставил его продолжить свой путь.
повернуть обратно, как вдруг увидел, что из-за угла дома вышла и направилась
ему навстречу Валя. От неожиданности Саша замедлил шаг. Валя, увидев его,
тоже приостановилась, но затем решительно подошла и подала ему свою руку.
театральном поклоне поцеловал ее руку.
лучше доложи, где ты пропадал все эти дни. Как переехал, так о тебе ни
слуху, ни духу. Наверно, по соседству какую-нибудь девчонку подыскал. Между
прочим, знаю я там одну красотку из вашего дома, кудрявенькая брюнетка
такая, стрижка под мальчика. Она в прошлом году нашу школу закончила,
Светланой зовут, поступала на филфак, но не прошла по конкурсу. Сейчас...
Впрочем, что сейчас делает - не важно. Чем занимаешься ты, я тебя спрашиваю?
- она взяла Сашу под руку и развернула его. - Тебе, кажется, в ту сторону
надо идти. Давай-ка я тебя провожу.
рукой показала на противоположную сторону улицы, где и впрямь женщин уже
почти не было и прохаживались в основном молодые парни.
появишься и непременно на этой стороне улицы, вот и решила проверить свое
предположение. Уловил?
и, исходя из этой модели, сделала прогнозы в отношении поведения некоторых
субъектов.
прогноз этот подтвердил ты сам, собственной персоной, появившись на улице
именно в позднее время и именно на этой безлюдной стороне.
собирался...
именно они-то и занесли тебя вот сюда, - она пальцем указала на тротуар, а
затем многозначительно подняла руку вверх.
предположение оправдалось, но мне кажется, тебе не следует продолжать эти
опыты. Дело в том, что твои модели могут повлиять на мое настроение...
дорогу.
опытов, но не придала ей должного значения. Извини меня, Саша, она виновато
посмотрела ему в лицо и опустила глаза. - Впрочем, если бы я тебе не сказала
об этом, то все было бы нормально. Я хочу сказать,
не испортили, тебе настроение. Саша осторожно дотронулся рукой до ее
подбородка, приподнял ее голову и внимательно посмотрел в глаза. В ее словах
он снова уловил мысль о том, что порой не само действие, а лишь знание о нем
может привести к каким-то результатам. Он был удивлен и тем, что эту мысль
Валя просто обронила как нечто само собой разумеющееся и вполне очевидное, в
то время как ему самому пришлось провести не одну бессонную ночь, прежде,
чем он сделал те же самые выводы. Может быть, и у нее были такие же
бессонные ночи, - подумал он и уже вслух спросил: - Значит ты полагаешь, что
если человек не знает, что окружающим известно о каком-либо его поступке, то
это для него хорошо. - Конечно. Поведение человека зависит от того, что о
нем думают и как относятся к нему окружающие. И если эти люди так деликатны,
что в своих отношениях с этим человеком способны скрывать то, что они думают
о нем что-то плохое, то это хорошо, потому что, человек в такой обстановке
чувствует себя свободно, его не угнетает сознание вины перед этими людьми.
Часто человека волнует не сам поступок, а вопрос о том, по каким каналам
будет распространятся информация о нем. Если же учесть то обстоятельство,
что человек порою не сознает, а часто и не в состоянии предусмотреть все
последствия своего поступка или даже слова, то вполне очевидно, что
окружающие его люди должны быть достаточно рассудительными и благосклонными
к нему. Они также должны учитывать и тот факт, что некоторые детали
обстоятельств им могут быть неизвестны. - Я вижу, Валя, у тебя на этот счет
существует целая теория, но мне хочется задать тебе еще вот какой вопрос. Ты
опираешься в своих рассуждениях на следствия. Если здесь обратиться к
аналогии, то ты утверждаешь, что Татьяне Лариной было бы стыдно, если бы о
ее письме к Онегину стало известно в свете. А есть ли чисто логическое,
дедуктивное обоснование того, что чужих писем читать нельзя? То есть, если
бы никто и никогда не читал чужих писем, то можно ли в этих условиях сделать
вывод о том, что их читать нельзя? Или еще одна аналогия: для того, чтобы
доказать, что два плюс два - четыре, ты берешь два предмета, прибавляешь к
ним еще два и пересчитываешь. Тем самым ты на практике показываешь, что в
результате получается четыре. До тех пор, пока Пеано не построил
аксиоматическую арифметику, мы действительно, только таким способом и могли
доказать это. Однако сейчас, когда аксиоматическая арифметика существует, мы
можем, не обращаясь к опыту, доказать то же самое чисто логическим,
формальным путем. Так вот, можно ли исходя из каких-то постулатов или аксиом
и правил вывода, не обращаясь к опыту, сделать заключение о том, что чужие
письма читать нельзя? - Но такой аксиомой может служить моральная норма. - Я
думаю, что эта норма сама есть следствие практического опыта людей. - Ну
тогда я не знаю, Саша. А есть ли смысл задумываться над такими вопросами.
Ведь мы знаем, что можно, а что нельзя, и я думаю, не так важно, откуда
появилось у нас это знание: из практики или из аксиом. - Это, конечно, имеет
смысл, только вряд ли я сейчас смогу объяснить тебе толком. Хотя, впрочем,
есть одно соображение... Ведь если мы одну моральную заповедь сможем
обосновать дедуктивно, то, по-видимому, мы сумеем таким же способом
обосновать и все другие нравственные нормы, а может быть даже и нормы права.
Да и это, пожалуй, не все... - Уж не думаешь ли ты стать законодателем? -
Нет, что ты, я просто думаю над логическим обоснованием твоей модели. -
Знаешь, Саша, никакой модели у меня нет. Я сердцем чувствовала, что увижу
тебя здесь. И, кажется, я тоже тут совершенно случайно, так как тоже не
хотела сюда выходить. - Почему же? - Пожалуй, по той же причине, что и ты...
Ковалев понимал ее, но ему было неловко от того, что и она тоже понимала
его. Разубеждать ее было бесполезно, искать какое-то оправдание тоже,
поэтому он сделал попытку перевести разговор на другую тему. - Ты не знаешь,
Валя, когда в горсаду открываются танцы? - Это зависит от погоды. Если будет
также тепло, как сейчас, то могут даже на Девятое мая открыть. А вообще
открывают обычно во второй половине мая, - она сделала паузу и спросила:
Скучаешь по танцам? - Не очень, но, я вижу, весной здесь устраивают нечто
вроде каникул. В ДК вечера прекращаются, а в горсаду не открываются. -
Каникулы должны быть во всяком занятии. И перерыв в танцах, я думаю, идет
людям на пользу. Они ищут другие занятия, осмысливают очередной танцевальный
сезон и очередное знакомство, а затем с новой энергией и энтузиазмом
пускаются в неведомое и небезопасное плавание... Разговор снова клонился к
той же самой теме, и Саша решил сменить предмет. - Извини, Валя, меня за
нескромный вопрос, но почему ты не встречаешься ни с кем из ребят? - Как это
не встречаюсь? С тобой вот встретились сегодня. - Со мной ты встретилась
случайно, а вот по договоренности, по соглашению, по интересу или, скажем,
по любви. - Насчет любви мы говорить не будем. В моем представлении это
нечто сверхъестественное, а вот по интересу я встречаюсь. - Странно, что я
об этом не знаю. - А об этом нельзя знать достоверно. Об этом можно только
догадываться. - Ты говоришь такими загадками, что я не в состоянии их
разгадать. - Их между прочим, уже поздно разгадывать. - Почему же? - Потому
что после экзаменов я уезжаю. - И далеко? - Поеду в большой город, устроюсь
на большой завод и поступлю на вечернее отделение в институт. - В
педагогический? - Да, буду учить детей русскому языку и литературе. А может
когда-нибудь напишу роман, нарисую твой образ и останется он во веки
веков... - В таком случае с тобой надо быть осторожнее, а то выведешь
какого-нибудь черта с рогами или вообще дурачка. - Нет, он должен получиться
положительным, но недогадливым. Саша смутился, но через минуту, овладев
собой, остановился. - Слушай, Валя, можно я поцелую тебя? - Тебе конечно
можно, - чуть усмехнувшись прошептала она. Он нежно поцеловал ее и, потупив
взор в землю, задумался. Очнувшись, он увидел в ее глазах слезы. - Что с
тобой, Валя? Почему ты плачешь? - Извини меня, Саша, но я не могу проводить
тебя дальше. - Ну что ты, Валя, пойдем, лучше я тебя провожу. - Нет,
спасибо, не надо меня провожать. До свидания. А может и прощай... - она
развернулась и быстрым шагом направилась к дому. Саша стоял и смотрел ей в
след. Наконец она скрылась за углом здания, из-за которого час назад
появилась. Улица уже опустела, и он медленно побрел домой.
переменились. Чувство одиночества и никчемности своего бытия, чувство
протеста и бессилия, охватившее его в первые дни после размолвки с Таней,
сейчас стало менее острым, а продолжительность депрессий заметно
уменьшилось.
Акунин Борис
Верещагин Олег
Трубников Александр
Муркок Майкл
Афанасьев Роман
Шилова Юлия