была три десятка своих по вещей мудрости воеводы. Для охраны разоренного
града от зверя да от ускользнувших с побоища хазар оставили горстку пеших
воинов. Остальные - все нужны.
оставленным полем.
Женщина позвала, ей ответил мужской голос:
напрасно.
Через вал. Ваш двор строен вплотную к тыну.
ход прорезали ножом. Осязание чудесно обострилось. Светильню зажгли один
раз, когда начинали подкоп. Огонь отразился в блестящих, как у зверя,
глазах. В тайнике - трое взрослых, два грудных ребенка и девять детей.
Свет - надежда. К нему все потянулись. Но огонек, слабый, как мошка, сам
угасал в густом воздухе. Огню нужно больше простора, чем человеку.
Ратибор и Дончик - отмечали время. Они жадно брали холодную грудь, и мать
старалась, чтобы глина не попадала в глупые рты.
старшим. Сырая земля студила тело, но воздух был жаркий, удушливый. Мрак
утомлял, руки обессиливали. Пора съесть кусок. В тайнике был накоплен
припас. Арсинья берегла бадейку с молоком последнего удоя. Старуха делила
мясо, на зубах пища мялась вместе с землей. Арсинья, нащупывая лица,
подносила к губам лубяной ковшик, ворчала:
Слышно, как шепчет, рыхло возится, как быстро-быстро дышит тайник. И
молчит.
землей. Они вечно томятся во мраке, истлевают без света. Страшно остаться
без погребального костра. Павно устал и не в силах справиться с ужасом. В
подкопе не повернешься. Павно пятится ползком. Спина задевает за верх
подкопа. Кротовая нора завалит, сейчас завалит!.. Сердце останавливается.
Не человек - мышь давленая. Голые ступни упираются в плечи Млавы: тебе,
женщина, пора покопать...
взята из старшего рода. Мужнин род - младший. Матушка Анея знала: род
живет, род держится женщиной. Широкий нож переворачивается в руке. Ногти
сорваны. Нужно копать. Млаве казалось, что она копается на огороде.
Женщина, лежа ничком, рылась, зажмурив глаза. Сильно пахнуло травой.
Впереди осыпалась земля.
четырнадцатая. Род сохранится. Открыв глаза, Млава увидела серый свет.
Будто бы голоса слышно. Слышно, как комок земли плеснул в воду.
с сорванными ногтями. И в тайнике, в темноте настоящей, черной, подземной,
она шепнула, чтобы снаружи не услышали бы:
свежести. Ее можно было учуять только тому, кто дышал тяжелым смрадом
подземелья.
Настоящей войны не было. Большая война впервые пришла к Всеславу.
сраженьях с гуннами. В молодости, посещая в дни весеннего торга островок
на Днепре, Всеслав слушал рассказы ромеев, запоминал трудные для
славянского уха имена полководцев. Ганнибал и Кесарь Юлий, Ксеркс,
Александр, Ахилл, Август, Октавий, Феодосии, Иуда Маккавей, Пирр,
Константин, Юлиан, Хосрой, Фабий, Агафокл, Кир, Помпей, Феодорих,
Ксенофонт, Филипомен, Леонид, Марий, Агамемнон... Когда они жили, сколько
поколений истекло со времени их побед, их поражений? Когда-то. Давно или
недавно - это не интересовало повествователей и слушателей. О полководцах
говорили, как о живых. Некоторые рассказчики будто сами участвовали в
знаменитых сражениях.
продолжал труд. Кто мог сказать, сильно ли росское войско, умеет ли
воевода водить войско. Теперь Всеслав уверился в своей силе.
Всеслава. Здесь ему было знакомо все. Двое людей вылезли навстречу войску.
Свои родовичи.
конь пошел боком.
значит, тот разорен дотла, вытоптан, выжжен.
легли на железную грудь доспеха. Князь-воин обоерукий.
причитаниях:
всех посекли-порубили, всех подушили, всех полонили. Нет нашего рода.
Побили князь Горобоя, Красу твою побили, деток побили. Горе нам, не стало
нашего рода, не стало, не стало... Деревья плачут, трава, горем
сожженная...
нет, солнце не ждет, хазары не ждут. Где твой костер, былой воевода
Гудой?!.. Что в победе тому, кто, всех потеряв, остался один? Горе ему,
победителю...
род, семья, племя, своя кровь. Конные, бронные, тихие в походе
молчальники. Не идут, не едут - парят ястребами на мягком крыле. Всадников
больше двух сотен, пеших почти три сотни. Мало их легло, сохранилась
росская сила. Теперь Всеслав знал, что мог бы он не пустить хазар за
Рось-реку. Свои все полегли бы, ни один не сплошал бы. Зато у хазар не
хватило бы смелости и силы пойти через Рось, разбивать грады.
хотел напомнить безродному воину, что есть в градах тайники. Раздумал. К
чему манить сердце на двойную утрату, бередить боль надеждой. Будем жить
без надежды. Свершилось. Не вернется. Тихо, но с внятностью голоса птицы
Всеслав сказал двоим уцелевшим:
не будет более.
гудение била. Этот град еще жил, еще взывал к мужеству женщин, детей и
горстки мужчин, оставшихся за тыном после ухода бойцов в ополчение
племени.
хитрость, погубившую хана Эгана-Саола. Князь-воевода не хотел дожидаться,
пока хазары войдут в град.
Хазары-стрелки, на конях и пешие, густо стояли перед тыном, и ни одна
голова, ни одна рука не могла подняться над палями, ни один глаз не мог
взглянуть из града в поле. Под надежным прикрытием хазары забрасывали ров
жердями, укладывали на жерди поперечины, щиты. Широкий мост даст подойти к
валу вплотную, на тын поднимутся сразу сотни. Защитники вслепую метали
смоляные факелы. Вот-вот хазары-работники обернутся бойцами и хлынут в
град, подобно воде, которая, вскипев, переливается через край полного
котла.
собственным и для тех, кто, как Всеслав или Ратибор, знал - нет больше их
градов.
било, явно зовя на помощь. А хазары, как казалось, не сразу заметили
дерзкую горстку. Они продолжали мостить ров.
нацелились в их тыл. Лихие всадники были похожи на соколов, которые
заходят косым полетом, чтобы ударить сверху на утиную стаю.
остановилась. Неожиданность лишила хазар порыва. Степная конница замялась
перед копьями, из-за которых густо сыпались стрелы. Стрелы били в лицо, в
бок конным, и всадники откатились. Шамоэл-Зарол понял, что перед ним не
кучка росских, жертвующих собой, чтобы продлить агонию града, обреченного
на гибель волей Степи.