Чтение 14–й страницы книги ~Молотобойцы~

цепные у нас злобные, разорвут в клочья.

Тимофей с внучкой вошли во двор и остановились около резного крыльца.
Четыре громадных пегих волкодава подняли яростный лай и рвались с цепей.

Около крыльца стояли два верховых коня, их держал под уздцы молодой
стрелец в долгополом малиновом кафтане с кривой саблей, подвешенной у
пояса.

Дворник поднялся на ступеньки и скрылся внутри избы. Ждать пришлось
недолго. Вскоре на крыльцо вышел молодой черноглазый посыльщик царский в
зеленом кафтане до колен, заморского покроя, в необычной иноземной шапке и
высоких желтых сапогах со шпорами.

Хозяин Антуфьев шел за ним и низко без конца кланялся.

- Спасибо тебе, Никита Демидович, на хлеб-соли. А этот старик тоже из
твоих самопальщиков? - заинтересовался гость Тимофеем.

- Тоже из моих мастеров. Большой затейник. Хочет пищали по-новому
заваривать. Пообещался, что ружья лопаться не будут.

- Таких-то мастеров нам теперь и нужно.

Стрелец подвел коня, и хозяин, спустившись, придерживал стремя.

- А ты сумеешь починить заморский пистолет? - спросил царский
посыльщик. - Справятся ли с таким делом наши тульские мастера?

- Дай-ка сперва взгляну, какая пистоля, а тогда и скажу, -
невозмутимо ответил Тимофей.

Посыльщик вытащил из передней седельной кобуры большой кремневый
пистолет и протянул его Тимофейке.

- Видишь, замок не бьет. Эту пистолю с убитого шведа сняли.

Тимофей осмотрел пистолет, взвел кремневый курок.

- Пружина сломана, запал заржавел, рукоятка расшаталась, - бормотал
Тимофей. - Оставь ее хозяину, мы ужо постараемся, будет как новенькая.

- Будьте уж покойны, - отвечал Антуфьев. - Мои молодцы будут работать
и денно и нощно. Сам я с плетью буду ходить и запорю мастеровых, но уж
обещанное исполню.

Антуфьев вместе с дворником отворил ворота и с низкими поклонами
проводил знатного гостя.

6. КАБАЛЬНАЯ ЗАПИСЬ

Вся угодливая предупредительность Антуфьева перед царским посланником
исчезла. Опять это был суровый хозяин, владелец кузнечного заведения,
сжавший в своем костлявом кулаке всех своих служащих.

- Ты, старик, насчет работы пришел? - сказал он, повернувшись боком.
- Я могу еще наймовать людей - по царскому приказу надо еще белого оружи
наковать. Только, брат, человека неведомого, без отпуска брать для мен
опасно. Значит, с тебя нужно кабальную получить. Сам знаешь, железо теперь
в какой цене. Неравно пропадет - с кого взыщешь? С тебя, голого, что
возьмешь? Потому и говорю, что для верности ты мне сейчас бумагу подпишешь
и "целование господне ей-же-ей"* дашь. Кондрат, кликни-ка Афанасьича.

_______________

* Обычная форма клятвы в то время.

- Я здесь, Никита Демидыч!

Пожилой человек в потертом кафтане с предупредительной улыбкой
мелкими шажками спешил на зов хозяина. На поясе у него болтались медна
резная чернильница и пук очиненных гусиных перьев.

- Напиши-ка старику.

- Уже готова, Никита Демидович, только "имярек" надо вставить.

Антуфьев стоял, выжидая, а писец положил бумагу на перила крыльца и,
ткнув в нее пальцем, сказал:

- Пиши здесь.

- Аленка, ты у дьячка Феопомпия училась, прочти-ка мне бумажку, -
ответил Тимофей. - Без оглядки я тоже ничего писать не стану.

- Но ты порядился идти в рабочие к Никите Демидычу, так и пиши
обязательство, - объяснял вкрадчиво писарь.

Аленка водила тонким пальчиком по бумаге.

- Деда, я хорошо часослов читаю, а здесь как-то мудрено написано. Вот
это я уразумела: "Быть по сей записи и впредь за хозяином своим во рабочих
крепку, жить, где мой господин Никита Демидыч укажет, с того участку
никуда не сойти, жить на заводе вечно и никуды не сбежать..."

Тимофей замотал головой и снял шапку.

- Спасибо, Никита Демидыч, на добром приеме, только нынче дураки
повыпахались, и на себя петлю одевать я не стану.

- Постой, говори не борзяся, - отвечал спокойно Антуфьев. - Разве
тебя неволю? Работай у меня и без записи, только тебе же хуже. У меня рука
широкая, сердце отходчивое, а бог меня не оставил своей милостью: и завод
мой растет, и изба брусяная полная чаша, а там еще пристрою. Все этой
рукой сам наладил. - И Антуфьев протянул ладонь с длинными сухими
пальцами. - В первую очередь мне заморский пистолет почини. Коли сможешь,
я тебя не оставлю. В моей лавке можешь взять на рубль всякого товару:
муки, крупы, масла постного. У меня и кони гладкие, хочу, чтобы деловцы
были сытые.

7. ГОМОН НА ПЛОЩАДИ

Через несколько дней дед пошел на Посадскую площадь искать лавку
Антуфьева. С ним увязались бабка Дарья и Аленка.

- Не твое кузнецкое дело муку или крупу получать, - ворчала Дарья. -
У тебя нюх подгорелый. Тебе отсыплют муку, мышами подъеденную или с
куколем. Сам же есть не станешь.

В пути они который раз толковали, куда мог деваться Наумка Кобель,
"букой" припечатанный. С той ночи, как он остался на заводе колотить в
доску, Наумка не догнал их, как обещал. Где же ему было теперь отыскать
своих новых друзей, если он днем боится людям показаться.

Едва ли и сегодня они встретят его на Посадской площади. Отметина на
щеке может привлечь взгляд земского ярыжки или других целовальников.
Станет ли Наумка себя подводить опять под наручни, колодки и кнут?

День был базарный, и по всем улицам тянулись к Посадской площади
пешеходы и крестьянские возы. Морозный утренник затянул серебристыми
льдинками все лужи. Посадские люди шли, накинув на плечи желтые шубы с
длинными до земли рукавами; они говорили о ценах на хлеб, об ожидаемом
приезде в Тулу молодого царя Петра, о новых наборах ратных людей дл
свейской войны. Чем ближе к базару, тем гуще становилась толпа.

Под воротами окружной стены стояли сторожа и опрашивали идущих. Тут
же распоряжался земский ярыжка с нашитыми на груди большими буквами "З.
Я".

Крестьяне запрудили дорогу, выплачивая сторожам "мытную пошлину" по
семь денег с воза, получали ярлыки и въезжали в широкие каменные ворота.

Когда Тимофей хотел пройти с толпой в ворота, он заметил, что все
двигавшиеся держали в руке над головой ярлыки. Сторожа бегло их
осматривали и движением указательного пальца разрешали проходить дальше.

Дед шел, недоумевая, что с ним будет. Ярыжка взглянул на него, быстро
подошел и ухватил старика за грудь.

- Ты почто не бритобрадец?

- А на что мне бороду трепать?

- А, ты против царского указу! Давай две деньги.

- А почто?

- Зачем бороду бережешь? Царский знак есть?

- Не ведаю, какой такой царский знак.

Напиравшие сзади прохожие подняли крик:

- Чего народ запруживаешь? Гони плату за бороду или ходи обобренный!*

_______________

* О б о б р е н н ы й - обритый.

- Эй, целовальник, получай со старика две деньги! - крикнул ярыжка.

- Две деньги платить мне на один раз или на вся дни?

- Вестимо, на один раз. А похотишь ходить с бородой и с усами -
откупись на весь год. Ты кто? Какой деловец?

- Я коваль, - отвечал дед. - Работаю у кузнеца Антуфьева.

- У Никиты Демидыча? Тогда сойдешь за уездного крестьянина. С теб
должен иметь две деньги. Не хотишь платить - садись к брадобреям или
вертай назад, откудова пришел.

- Сюда, дед, вминт обреем! - кричали брадобреи, стоящие с большими
бритвами в ряд около скамеечек, на которых сидели, завернутые полотенцами,
посадские люди.

Дед отмахнулся, покряхтел и достал из-за голенища кожаный кошель,
вытащил оттуда две деньги и отдал ярыжке.

- Виданное ли дело, за бороду платить! Да верно ли это, братцы? -
обратился дед к ближайшим прохожим.

- Ты из лесу, что ли пришел? Есть купцы, что за годовой знак и по
тридцать и по шестьдесят рублев платят.

Толпа двинулась дальше в ворота, и с ней поплыл Тимофей с бабкой и
Аленкой, которые испуганно посматривали по сторонам, опасаясь, не спросят
ли и с них какой-либо пошлины.

Большая Посадская площадь была полна шумным народом, говором, криком.
Рядами стояли возы крестьян и продавцов, приехавших из округи со всякими
товарами: глиняной посудой, щепным товаром, деревянными мисками и ложками;
тут же виднелись свиные туши, куры, связанные за ноги попарно, мешки зерна
и муки, изделия домашних кустарей, свежая и соленая рыба.

Вокруг базара тянулся Гостиный двор, или ряды лавок, перед которыми в
лубяных коробах лежали московские и местные товары - холсты, нитки,
румяна, белила, бусы и прочие заманчивые для покупателей вещи, а на