ного кота. Голова, как хозяин, сидел в одной только рубашке и полотняных
шароварах. Орлиный глаз его, как вечереющее солнце, начинал мало-помалу
жмуриться и меркнуть. На конце стола курил люльку один из сельских де-
сятских, составлявших команду головы, сидевший из почтения к хозяину в
свитке.
кладя крест на зевнувший рот свой, - поставить вашу винокурню?
бьюсь об заклад, что пан голова будет писать ногами немецкие крендели по
дороге.
лись лучи до самых ушей; все туловище стало колебаться от смеха, и весе-
лые губы оставили на мгновение дымившуюся люльку.
улыбке. - Теперь еще, слава богу, винниц развелось немного. А вот в ста-
рое время, когда провожал я царицу по Переяславской дороге, еще покойный
Безбородько...
насчитывали и двух винниц. А теперь... Слышал ли ты, что повыдумали
проклятые немцы? Скоро, говорят, будут курить не дровами, как все чест-
ные христиане, а каким-то чертовским паром. - Говоря эти слова, винокур
в размышлении глядел на стол и на расставленные на нем руки свои. - Как
это паром - ей-богу, не знаю!
батогом их, собачьих детей! Слышанное ли дело, чтобы паром можно было
кипятить что! Поэтому ложку борщу нельзя поднести ко рту, не изжаривши
губ, вместо молодого поросенка...
ги, свояченица, - будешь все это время жить у нас без жены?
ненный кошелек. - И низенькое строение винокура расшаталось снова от
громкого смеха.
жик, не снимая шапки, ступил за порог и стал, как будто в раздумье, пос-
реди хаты, разинувши рот и оглядывая потолок. Это был знакомец наш, Ка-
леник.
обращая никакого внимания на присутствующих. - Вишь, как растянул вражий
сын, сатана, дорогу! Идешь, идешь, и конца нет! Ноги как будто переломал
кто-нибудь. Достань-ка там, баба, тулуп, подостлать мне. На печь к тебе
не приду, ей-богу, не приду: ноги болят! Достань его, там он лежит, близ
покута; гляди только, не опрокинь горшка с тертым табаком. Или нет, не
тронь, не тронь! Ты, может быть, пьяна сегодня... Пусть, уже я сам дос-
тану.
мейке.
ся, как дома! Выпроводить его подобру-поздорову!..
Это полезный человек; побольше такого народу - и винница наша славно бы
пошла...
там, и тотчас прогнать человека, уже севшего на лавку, значило у него
накликать беду.
Добро бы, еще сказать, пьян; так нет же, не пьян. Ей-богу, не пьян! Что
мне лгать! Я готов объявить это хоть самому голове. Что мне голова? Чтоб
он издохнул, собачий сын! Я плюю на него! Чтоб его, одноглазого черта,
возом переехало! Что он обливает людей на морозе...
гневно подымаясь с своего места; но в это время увесистый камень, раз-
бивши окно вдребезги, полетел ему под ноги. Голова остановился. - Если
бы я знал, - говорил он, подымая камень, - какой это висельник швырнул,
я бы выучил его, как кидаться! Экие проказы! - продолжал он, рассматри-
вая его на руке пылающим взглядом. - Чтобы он подавился этим камнем...
нокур. - Боже сохрани тебя, и на том и на этом свете, поблагословить ко-
го-нибудь такою побранкою!
щею моей?
вечерять: покойная теща, покойный тесть, да наймыт, да наймычка, да де-
тей штук с пятеро. Теща отсыпала немного галушек из большого казана в
миску, чтобы не так были горячи. После работ все проголодались и не хо-
тели ждать, пока простынут. Вздевши на длинные деревянные спички галуш-
ки, начали есть. Вдруг откуда ни возьмись человек, - какого он роду, бог
его знает, - просит и его допустить к трапезе. Как не накормить голодно-
го человека! Дали и ему спичку. Только гость упрятывает галушки, как ко-
рова сено. Покамест те съели по одной и опустили спички за другими, дно
было гладко, как панский помост. Теща насыпала еще; думает, гость наелся
и будет убирать меньше. Ничего не бывало. Еще лучше стал уплетать! и
другую выпорожнил! "А чтоб ты подавился этими галушками!" - подумала го-
лодная теща; как вдруг тот поперхнулся и упал. Кинулись к нему - и дух
вон. Удавился.
только ночь, мертвец и тащится. Сядет верхом на трубу, проклятый, и га-
лушку держит в зубах. Днем все покойно, и слуху нет про него; а только
станет примеркать - погляди на крышу, уже и оседлал, собачий сын, трубу.
Сперва тихо звукнули струны бандуры, к ним присоединился голос. Струны
загремели сильнее; несколько голосов стали подтягивать, и песня зашумела
вихрем:
и оборотившись к голове, остолбеневшему от удивления при виде такой дер-
зости. - Славная! Скверно только, что голову поминают не совсем благоп-
ристойными словами... - И опять положил руки на стол с какие-то сладким
умилением в глазах, приготовляясь слушать еще, потому что под окном гре-
мел хохот и крики: "Снова! снова!" Однако ж проницательный глаз увидел
бы тотчас, что не изумление удерживало долго голову на одном месте. Так
только старый, опытный кот допускает иногда неопытной мыши бегать около
своего хвоста; а между тем быстро созидает план, как перерезать ей путь
в свою нору. Еще одинокий глаз головы был устремлен на окно, а уже рука,
давши знак десятскому, держалась за деревянную ручку двери, и вдруг на
улице поднялся крик... Винокур, к числу многих достоинств своих присое-
динявший и любопытство, быстро набивши табаком свою люльку, выбежал на
улицу; но шалуны уже разбежались.
века в вывороченном шерстью вверх овчинном черном тулупе. Винокур,
пользуясь временем, подбежал, чтобы посмотреть в лицо этому нарушителю
спокойствия, но с робостию попятился назад, увидевши длинную бороду и
страшно размалеванную рожу. "Нет, ты не ускользнешь от меня!" - кричал
голова, продолжая тащить своего пленника прямо в сени, который, не ока-
зывая никакого сопротивления, спокойно следовал за ним, как будто в свою
хату.
ную комору! А там разбудим писаря, соберем десятских, переловим всех
этих буянов и сегодня же и резолюцию всем им учиним.
ру. В это самое время пленник, пользуясь темнотою сеней, вдруг вырвался
с необыкновенною силою из рук его.
бою, меня не проведешь! - и толкнул его в темную комору так, что бедный
пленник застонал, упавши на пол, а сам в сопровождении десятского отпра-