сем схватили меня и закинули веревку на шею, но взмолился пану, сказал,
что подожду долгу, сколько пан хочет, и пообещал еще дать взаймы, как
только поможет мне собрать долги с других рыцарей; ибо у пана хорунжего
- я все скажу пану - нет и одного червонного в кармане. Хоть у него есть
и хутора, и усадьбы, и четыре замка, и степовой земли до самого Шклова,
а грошей у него так, как у козака, - ничего нет. И теперь, если бы не
вооружили его бреславские жиды, не в чем было бы ему и на войну выехать.
Он и на сейме оттого не был.
рей-арендатор...
мне тычешь свое жидовское племя! Я тебя спрашиваю про наших запорожцев.
вале? в яме? обесчещен? связан?
ь... Далибуг, я не узнал! И наплечники в золоте, и нарукавники в золоте,
и зерцало в золоте, и шапка в золоте, и по поясу золото, и везде золото,
и все золото. Так, как солнце взглянет весною, когда в огороде всякая
пташка пищит и поет и травка пахнет, так и он весь сияет в золоте. И ко-
ня дал ему воевода самого лучшего под верх; два ста червонных стоит один
конь.
разъезжают; и он учит, и его учат. Как наибогатейший польский пан!
по своей воле перешел к ним?
голову я врал? Разве я не знаю, что жида повесят, как собаку, колк он
соврет перед паном?
перешел к ним.
путаешь, собака!
всякий наплюет на могилу отца, матери, свекора, и отца отца моего, и от-
ца матери моей, если я путаю. Если пан хочет, я даже скажу, и отчего он
перешел к ним.
расставив руки, прищурив глаз и покрививши набок рот, как будто чего-ни-
будь отведавши.
равно что подошва, которую, коли размочишь в воде, возьми согни - она и
согнется.
ны, что многих сильных погубляла она, что податлива с этой стороны при-
рода Андрия; и стоял он долго как вкопанный на одном и том же месте.
шал я шум и увидел, что проходят в городские ворота, я схватил на всякий
случай с собой нитку жемчуга, потому что в городе есть красавицы и дво-
рянки, а коли есть красавицы и дворянки, сказал я себе, то хоть им и
есть нечего, а жемчуг все-таки купят. И как только хорунжего слуги пус-
тили меня, я побежал на воеводин двор продавать жемчуг и расспросил все
у служанки-татарки. "Будет свадьба сейчас, как только прогонят запорож-
цев. Пан Андрий обещал прогнать запорожцев".
Там ему лучше, туда и перешел.
ему здоровья, меня тотчас узнал; и когда я подошел к нему, тотчас ска-
зал...
я: "Пан Андрий!" - говорю. "Янкель! скажи отцу, скажи брату, скажи коза-
кам, скажи запорожцам, скажи всем, что отец - теперь не отец мне, брат -
не брат, товарищ - не товарищ, и что я с ними буду биться со всеми. Со
всеми буду биться!"
бака! Ты и Христа распял, проклятый богом человек! Я тебя убью, сатана!
Утекай отсюда, не то - тут же тебе и смерть! - И, сказавши это, Тарас
выхватил свою саблю.
вынести его тонкие, сухие икры. Долго еще бежал он без оглядки между ко-
зацким табором и потом далеко по всему чистому полю, хотя Тарас вовсе не
гнался за ним, размыслив, что неразумно вымещать запальчивость на первом
подвернувшемся.
табору с какой-то женщиною, и поник седою головою, а все еще не хотел
верить, чтобы могло случиться такое позорное дело и чтобы собственный
сын его продал веру и душу.
один был не выжжен еще козаками. А запорожцы, и пешие и конные, выступа-
ли на три дороги к трем воротам. Один за другим валили курени: Уманский,
Поповичевский, Каневский, Стебликивский, Незамайковский, Гургузив, Тыта-
ревский, Тымошевский. Одного только Переяславского не было. Крепко кур-
нули козаки его и прокурили свою долю. Кто проснулся связанный во
вражьих руках, кто, и совсем не просыпаясь, сонный перешел в сырую зем-
лю, и сам атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, очутился в
ляшском стану.
пред козаков живая картина: польские витязи, один другого красивей, сто-
яли на валу. Медные шапки сияли, как солнца, оперенные белыми, как ле-
бедь, перьями. На других были легкие шапочки, розовые и голубые с перег-
нутыми набекрень верхами; кафтаны с откидными рукавами, шитые и золотом
и просто выложенные шнурками; у тех сабли и ружья в дорогих оправах, за
которые дорого приплачивались паны, - и много было всяких других уб-
ранств. Напереди стоял спесиво, в красной шапке, убранной золотом, буд-
жаковский полковник. Грузен был полковник, всех выше и толще, и широкий
дорогой кафтан в силу облекал его. На другой стороне, почти к боковым
воротам, стоял другой полковник, небольшой человек, весь высохший; но
малые зоркие очи глядели живо из-под густо наросших бровей, и оборачи-
вался он скоро на все стороны, указывая бойко тонкою, сухою рукою своею,
раздавая приказанья; видно было, что, несмотря на малое тело свое, знал
он хорошо ратную науку. Недалеко от него стоял хорунжий, длинный-длин-
ный, с густыми усами, и, казалось, не было у него недостатка в краске на
лице: любил пан крепкие меды и добрую пирушку. И много было видно за ни-
ми всякой шляхты, вооружившейся кто на свои червонцы, кто на королевскую
казну, кто на жидовские деньги, заложив все, что ни нашлось в дедовских
замках. Немало было и всяких сенаторских нахлебников, которых брали с
собою сенаторы на обеды для почета, которые крали со стола и из буфетов
серебряные кубки и после сегодняшнего почета на другой день садились на
козлы править конями у какого-нибудь пана. Много всяких было там. Иной
раз и выпить было не на что, а на войну все принарядились.
лота, только разве кое-где блестело оно на сабельных рукоятках и ружей-
ных оправах. Не любили козаки богато выряжаться на битвах; простые были
на них кольчуги и свиты, и далеко чернели и червонели черные, червонно-
верхие бараньи их шапки.
дой, другой постарее, оба зубастые на слова, на деле тоже не плохие ко-
заки: Охрим Наш и Мыкыта Голокопытенко. Следом за ними выехал и Демид
Попович, коренастый козак, уже давно маячивший на Сечи, бывший под Адри-
анополем и много натерпевшийся на веку своем: горел в огне и прибежал на
Сечь с обсмаленною, почерневшею головою и выгоревшими усами. Но раздоб-
рел вновь Попович, пустил за ухо оселедец, вырастил усы, густые и черные
как смоль. И крепок был на едкое слово Попович.
сила у войска?
вайте, холопы, ружья и коней. Видели, как перевязал я ваших? Выведите им
на вал запорожцев!
ренной атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, - так, как схвати-
ли его хмельного. И потупил в землю голову атаман, стыдясь наготы своей
перед своими же козаками и того, что попал в плен, как собака, сонный. В
одну ночь поседела крепкая голова его.
Зыков Виталий
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Смоленский Вадим