Чтение 14–й страницы книги ~Игрок~

помню, в один вечер она проиграла чрезвычайную сумму. Но всего хуже, что un
beau matin24 ее князь исчез неизвестно куда; исчезли и лошади, и экипаж -
все исчезло. Долг в отеле ужасный. Mademoiselle Зельм`а (вместо Барберини
она вдруг обратилась в mademoiselle Зельм`у) была в последней степени
отчаяния. Она выла и визжала на весь отель и разорвала в бешенстве свое
платье. Тут же в отеле стоял один польский граф (все путешествующие поляки
- графы), и mademoiselle Зельма, разрывавшая свои платья и царапавшая, как
кошка, свое лицо своими прекрасными, вымытыми в духах руками, произвела на
него некоторое впечатление. Они переговорили, и к обеду она утешилась.
Вечером он появился с ней под руку в воксале. Mademoiselle Зельм`а
смеялась, по своему обыкновению, весьма громко, и в манерах ее оказалось
несколько более развязности. Она поступила прямо в тот разряд играющих на
рулетке дам, которые, подходя к столу, изо всей силы отталкивают плечом
игрока, чтобы очистить себе место. Это особенный здесь шик у этих дам. Вы
их, конечно, заметили?
--------

24 - в одно прекрасное утро (франц.).

- О да.

- Не стоит и замечать. К досаде порядочной публики, они здесь не
переводятся, по крайней мере те из них, которые меняют каждый день у стола
тысячефранковые билеты. Впрочем, как только они перестают менять билеты, их
тотчас просят удалиться. Mademoiselle Зельм`а еще продолжала менять билеты,
но игра ее шла еще несчастливее. Заметьте себе, что эти дамы весьма часто
играют счастливо; у них удивительное владение собою. Впрочем, история моя
кончена. Однажды, точно так же как и князь, исчез и граф. Mademoiselle
Зельм`а явилась вечером играть уже одна; на этот раз никто не явился
предложить ей руку. В два дня она проигралась окончательно. Поставив
последний луидор и проиграв его, она осмотрелась кругом и увидела подле
себя барона Вурмергельма, который очень внимательно и с глубоким
негодованием ее рассматривал. Но mademoiselle Зельм`а не разглядела
негодования и, обратившись к барону с известной улыбкой, попросила
поставить за нее на красную десять луидоров. Вследствие этого, по жалобе
баронессы, она к вечеру получила приглашение не показываться более в
воксале. Если вы удивляетесь, что мне известны все эти мелкие и совершенно
неприличные подробности, то это потому, что слышал я их окончательно от
мистера Фидера, одного моего родственника, который в тот же вечер увез в
своей коляске mademoiselle Зельм`у из Рулетенбурга в Спа. Теперь поймите:
mademoiselle Blanche хочет быть генеральшей, вероятно для того, чтобы
впредь не получать таких приглашений, как третьего года от полиции воксала.
Теперь она уже не играет; но это потому, что теперь у ней по всем признакам
есть капитал, который она ссужает здешним игрокам на проценты. Это гораздо
расчетливее. Я даже подозреваю, что ей должен и несчастный генерал. Может
быть, должен и Де-Грие. Может быть, Де-Грие с ней в компании. Согласитесь
сами, что, по крайней мере до свадьбы, она бы не желала почему-либо
обратить на себя внимание баронессы и барона. Одним словом, в ее положении
ей всего менее выгоден скандал. Вы же связаны с их домом, и ваши поступки
могли возбудить скандал, тем более что она каждодневно является в публике
под руку с генералом или с мисс Полиною. Теперь понимаете?

- Нет, не понимаю! - вскричал я, изо всей силы стукнув по столу так,
что garcon25 прибежал в испуге.
--------

- Скажите, мистер Астлей, - повторил я в исступлении, - если вы уже
знали всю эту историю, а следственно, знаете наизусть, что такое
mademoiselle Blanche de Cominges, то каким образом не предупредили вы хоть
меня, самого генерала, наконец, а главное, мисс Полину, которая
показывалась здесь в воксале, в публике, с mademoiselle Blanche под руку?
Разве это возможно?

- Вас предупреждать мне было нечего, потому что вы ничего не могли
сделать, - спокойно отвечал мистер Астлей. - А впрочем, и о чем
предупреждать? Генерал, может быть, знает о mademoiselle Blanche еще более,
чем я, и все-таки прогуливается с нею и с мисс Полиной. Генерал -
несчастный человек. Я видел вчера, как mademoiselle Blanche скакала на
прекрасной лошади с monsieur Де-Грие и с этим маленьким русским князем, а
генерал скакал за ними на рыжей лошади. Он утром говорил, что у него болят
ноги, но посадка его была хороша. И вот в это-то мгновение мне вдруг пришло
на мысль, что это совершенно погибший человек. К тому же все это не мое
дело, и я только недавно имел честь узнать мисс Полину. А впрочем
(спохватился вдруг мистер Астлей), я уже сказал вам, что не могу признать
ваши права на некоторые вопросы, несмотря на то, что искренно вас люблю...

- Довольно, - сказал я, вставая, - теперь мне ясно, как день, что и
мисс Полине все известно о mademoiselle Blanche, но что она не может
расстаться со своим французом, а потому и решается гулять с mademoiselle
Blanche. Поверьте, что никакие другие влияния не заставили бы ее гулять с
mademoiselle Blanche и умолять меня в записке не трогать барона. Тут именно
должно быть это влияние, пред которым все склоняется! И, однако, ведь она
же меня и напустила на барона! Черт возьми, тут ничего не разберешь!

- Вы забываете, во-первых, что эта mademoiselle de Cominges - невеста
генерала, а во-вторых, что у мисс Полины, падчерицы генерала, есть
маленький брат и маленькая сестра, родные дети генерала, уж совершенно
брошенные этим сумасшедшим человеком, а кажется, и ограбленные.

- Да, да! это так! уйти от детей - значит уж совершенно их бросить,
остаться - значит защитить их интересы, а может быть, и спасти клочки
имения. Да, да, все это правда! Но все-таки, все-таки! О, я понимаю, почему
все они так теперь интересуются бабуленькой!

- О ком? - спросил мистер Астлей.

- О той старой ведьме в Москве, которая не умирает и о которой ждут
телеграммы, что она умрет.

- Ну да, конечно, весь интерес в ней соединился. Все дело в
наследстве! Объявится наследство, и генерал женится; мисс Полина будет тоже
развязана, а Де-Грие...

- Ну, а Де-Грие?

- А Де-Грие будут заплачены деньги; он того только здесь и ждет.

- Только! вы думаете, только этого и ждет?

- Более я ничего не знаю, - упорно замолчал мистер Астлей.

- А я знаю, я знаю! - повторил я в ярости, - он тоже ждет наследства,
потому что Полина получит приданое, а получив деньги, тотчас кинется ему на
шею. Все женщины таковы! И самые гордые из них - самыми-то пошлыми рабами и
выходят! Полина способна только страстно любить и больше ничего! Вот мое
мнение о ней! Поглядите на нее, особенно когда она сидит одна, задумавшись:
это - что-то предназначенное, приговоренное, проклят`ое! Она способна на
все ужасы жизни и страсти... она... она... но кто это зовет меня? -
воскликнул я вдруг. - Кто кричит? Я слышал, закричали по-русски: "Алексей
Иванович!" Женский голос, слышите, слышите!

В это время мы подходили к нашему отелю. Мы давно уже, почти не
замечая того, оставили кафе.

- Я слышал женские крики, но не знаю, кого зовут; это по-русски;
теперь я вижу, откуда крики, - указывал мистер Астлей, - это кричит та
женщина, которая сидит в большом кресле и которую внесли сейчас на крыльцо
столько лакеев. Сзади несут чемоданы, значит, только что приехал поезд.

- Но почему она зовет меня? Она опять кричит; смотрите, она нам машет.

- Я вижу, что она машет, - сказал мистер Астлей.

- Алексей Иванович! Алексей Иванович! Ах, господи, что это за олух! -
раздавались отчаянные крики с крыльца отеля.

Мы почти побежали к подъезду. Я вступил на площадку и... руки мои
опустились от изумления, а ноги так и приросли к камню.

Глава IX

На верхней площадке широкого крыльца отеля, внесенная по ступеням в
креслах и окруженная слугами, служанками и многочисленною подобострастною
челядью отеля, в присутствии самого обер-кельнера, вышедшего встретить
высокую посетительницу, приехавшую с таким треском и шумом, с собственною
прислугою и с столькими баулами и чемоданами, восседала - бабушка! Да, это
была она сама, грозная и богатая, семидесятипятилетняя Антонида Васильевна
Тарасевичева, помещица и московская барыня, la baboulinka, о которой
пускались и получались телеграммы, умиравшая и не умершая и которая вдруг
сама, собственнолично, явилась к нам как снег на голову. Она явилась, хотя
и без ног, носимая, как и всегда, во все последние пять лет, в креслах, но,