жизни, потому что этот юноша снял с его плеч чудовищное бремя
плантации. Он мог больше не думать об обработке земли и продаже ее
плодов. Все глубже и глубже тонул он в своих книгах. И, дряхлея, снова
и снова перечитывал одни и те же книги, не замечая этого, хотя
частенько сердился на бесцеремонного читателя, который испещрил
заметками их поля и замусолил уголки страниц.
началом земля цвела и плодоносила. Он заставлял се приносить вчетверо
больше, чем прежде. Рабы лихорадочно работали под ударами кнута,
который свистел над ними и в полях. Но в этих ударах не было ничего
личного. Застреленный надсмотрщик наказывал с наслаждением, но Генри
Морган не был жесток. Он был безжалостен. И просто ускорял вращение
колес своей фабрики. Кому придет в голову быть добрым к ведущей
шестерне или маховику? Вот и ему не приходило в голову баловать своих
рабов.
кроватью - крохотной толикой от годовой продажи сахарного тростника,
пустячком от покупки скота. И видел в этом не кражу, а своего рода
куртаж - ведь процветала плантация благодаря ему. Кучка золотых монет
все росла и росла в ожидании того времени, когда Генри Морган станет
флибустьером и захватит испанский город.
высоким и крепким. Жесткие черные волосы, казалось, прилегали к его
голове особенно тугими завитками, а губы от надсмотра над рабами обрели
еще большую твердость. Он оглядывался вокруг, зная, что должен был
чувствовать удовлетворение, но глаза его все так же смотрели за край
горизонта и за грань настоящего. Часы бодрствования, часы сна равно
пронизывало одно неотступное желание, как тонкая красная стрела. Он
должен вернуться к морю и к кораблям. Море было его матерью,
любовницей, богиней, которая властвовала над ним и требовала
беззаветного служения. Даже его родовое имя на древнем британском языке
означало "тот, кого кормит море". Да, корабли теперь влекли его к себе
беспощадно. Сердце покидало его и уплывало с каждым купеческим судном,
заходившим на остров.
размышлял над ними, а в принадлежавшем Джеймсу Флауеру маленьком шлюпе
плавал по прибрежным водам. Но ведь это детская игра, думал он, и она
не поможет ему стать умелым моряком. Надо жадно учиться, потому что
недалек тот день, когда он станет флибустьером и захватит испанский
город. Это было серебряным престолом всех его желаний.
кресла.
Ямайку, мы бы много сберегли на плате за провоз. Затраты на такой
корабль быстро покроются прибылями. К тому же мы могли бы возить туда
товары и с соседних плантаций, за более низкую плату, чем запрашивают
купцы.
понимаешь больше меня. Кстати, тут есть любопытное предположение
касательно обитателей Луны. "Они, возможно, совсем не похожи на людей,
их шеи, например..."
невнимательным. Дослушай же! Это не только поучительно, но и
интересно...
Окрестил его "Элизабет" и спустил на воду. Он обладал тем, что
наездники называют "рукой",чутким проникновением в характер своего
корабля. Конечно, ему предстояло освоить правила навигации, но с самого
начала что - то от души "Элизабет" проникло ему в душу, он же отдал ей
частицу себя. Это была верная любовь, глубокое понимание моря. Веселая
дрожь ее палубы, плавное движение штурвала подсказывали ему, как близко
может он привести ее к ветру. Он был подобен любовнику, который,
опустив голову на грудь возлюбленной, по ее дыханию угадывает, как
пробуждается в ней страсть.
"Элизабет" орудием морского разбоя. Но зачем? Он еще не накопил столько
золота, сколько положил себе, и был слишком юн. Помехой оказалась и
нежданная нежная привязанность к Джеймсу Флауеру, которую он
пристыженно скрывал сам от себя.
той или иной степени присущая всем мужчинам - то ли к картам, то ли к
вину, то ли к женскому телу, - у него находила удовлетворение в резком
крене палубы, в хлопках парусов. Ветер, налетающий с черного горизонта,
для него был чашей вина, вызовом на поединок, страстной лаской.
Доходы от плантации росли, и его сундучок становился все тяжелее.
воскресшее желание маленького мальчика, но стократ усиленное.
"Элизабет" утолила его старую страсть и породила новую. Он решил, что
манит его богатая добыча - прекрасные вещи из шелка и золота, людское
восхищение, и теперь думал о них с еще большим упорством, чем прежде.
тщась притупить свой голод, раз уж совсем удовлетворить его не мог. Они
принимали его покорно и старались угодить ему в надежде на добавочную
порцию еды или кувшинчик рома. Каждый раз он уходил полный брезгливости
и легкой жалости к их беспомощным стараниям извлечь выгоду из своего
тела.
купил ее для домашних работ. Она была гибкой, но пухленькой, яростной и
в то же время нежной. Бедная маленькая рабыня без роду и племени - в ее
жилах смешалась испанская, карибская, негритянская и французская кровь.
Это лоскутное одеяло предков одарило ее волосами, как черный водопад,
глазами, синими, как море, по - восточному раскосыми, и золотисто -
золотой кожей. Ее красота была чувственной, страстной, она словно
слагалась из язычков пламени. Ее губы умели извиваться, как тонкие
змейки, и распускаться алым бутоном. Она была маленькой девочкой с
жизненным опытом старухи и христианкой, которая поклонялась духам леса
и тихо пела гимны Великому Змею.
наслаждения, удовлетворяющий похоть. Она была словно те высокие
холодные женщины, порождение ночи, которые прилетают на крыльях снов, -
бездушные тела, сотворенные сладострастными грезами. Он построил для
нее маленькую увитую зеленью хижину, с кровлей из банановых листьев. И
там он играл в любовь.
жизнь, за избавление от тяжелого труда и разные поблажки. Но затем она
влюбилась в него без памяти и следила за его лицом, как смышленая
собачонка, готовая запрыгать в неистовой радости от одного слова, а от
другого - припасть к земле, виновато виляя хвостом.
падала на колени перед маленьким идолом из черного дерева - лесным
богом, и взывала к Пресвятой Деве - пусть он не перестанет ее любить.
Иногда она ставила чашки с молоком крылатому Джун-Джо- Би, который
делает мужчин верными. С неистовством и нежностью, жившими в ее
смешанной крови, она пыталась удержать его возле себя. От ее тела и
волос исходил пряный аромат, потому что она натиралась сандалом и
миррой.
правда, любишь Полетту?
малютку Полетту, прикоснувшись к губам нежной Полетты, не полюбить ее?
- И глаза его обращались на морс у подножия склона, жадно следуя
береговому изгибу.
твоей Полетты!
чары сотворены. Но теперь помолчи немного. Послушай, как гремят
лягушки. А что могло вспугнуть старую бородатую обезьяну вон на том
дереве? Должно быть, какой - нибудь раб крадется за плодами...И глаза
его беспокойно обращались на море.
душного страха. Она знала, что рано или поздно он с ней расстанется, и
это грозило ей не просто одиночеством. Ее заставят стоять на коленях в
полях и рыхлить землю пальцами, как всех других женщин на плантации. А
потом настанет день, когда ее отведут в хижину дюжего негра с мощными
мышцами, и он изломает в звериных объятиях ее маленькое золотистое
тело, и она родит черного ребенка, сильного черного ребенка, который
будет трудиться и надрываться под солнцем, когда подрастет. Так было со
всеми другими рабынями на острове. Старческая половина ее рассудка
содрогалась при одной мысли о такой судьбе, но эта же старческая