вырастает и не появляется на новом уровне развития техники и человеческого
опыта. Здесь есть две вещи, которые важно понять почему это было не так.
новом уровне, то неизбежно предполагается, что эмпирия представляет собой
проблему. Мы имеем какой-то опыт, навык, умеем что-то измерять, и тем не
менее внутри опыта содержится какая-то проблема, которую мы хотим
разрешить. Эмпирически она неразрешима, и тогда мы изобретаем, наконец-то,
теорию. Сейчас пока непонятно, что я говорю, хотя в словах ничего
непонятного нет, но вот смысл непонятен (понятно нам только то, что
осмыслено). Это пока не осмыслено. Но сейчас я сразу сделаю шаг, и вы
поймете, что я имею в виду, почему употребляю слова "проблема",
"непонятность эмпирии". Ведь только непонятность чего-то дает шанс родиться
пониманию. Обратите внимание на простой ход. Понимание есть ответ на
непонятное, а если нет непонятного, то не может быть или возникнуть и
понимание. Следовательно, исходное положение неправильно. Поскольку весь
запас опыта и знания, который есть внутри эмпирии, составляет некоторый
беспроблемный мир, понятный в терминах магии и мифа. Не случайно в
египетской геометрии существовал не просто утилитарный эмпирический кодекс
(свод правил без общих формул), а происходило магическое ритуальное
освящение этой геометрии. Это не формальная привязка; она означает, что
весь опыт, навыки и соответствующая техника уже были осмыслены человеком,
понятны ему, и никакой дальнейшей проблемы выхода из этого (на уровне
понимания и смысла) не требовалось. Это вполне самозамкнутый в себе мир. Я
ведь вам говорил, что мир мифа и ритуала отличается от мира науки, вопреки
существующим мнениям, не тем, что там есть неизвестное и непонятное, на
которое человек отвечает продуктами своего воображения и фантазии -
неорганизованной, буйной и дикой. Наоборот, мир мифа есть мир, в котором
нет никаких проблем. Все ясно, понятно и имеет смысл. А вот мир науки есть
мир непонятного. Впервые непонятное появляется в мире вместе с наукой.
Именно наука делает мир непонятным, и поэтому возникает проблема понимания,
которая решается в науке.
сама по себе из техники и ремесла, потому что они существовали в мире,
который как целое был понятен и осмыслен через продукты мифологического
воображения, через магические теории. Все стоит на месте и все понятно. Это
замкнутый мир, из которого нет хода в другой. Должно образоваться какое-то
самостоятельное пространство для того. чтобы возникли проблемы.
философии. Это и есть второе условие возникновения науки, действительное
условие. Не пройдя через философское пространство или через появление
философии, не могла бы возникнуть никакая наука, то есть объективная
человеческая мысль, ставящая проблемы, вырабатывающая точные рациональные
решения, контролируемые способы обработки опыта и аргументации. Наука не
могла бы возникнуть из простого продолжения накопления знаний, без
опосредующего звена - появления философии, которая породила в качестве
побочного или параллельного продукта некое пространство теоретического
мышления. То есть философия начала изобретать предметы, которые максимально
или предельно представляют основания человеческого бытия, и тем самым
одновременно сформулировала первые элементы теоретических процедур.
Возникает мир теорий, который строится на понимании различия двух вещей:
первой - что есть некоторые идеальные предметы, и второй - что эмпирия есть
нечто такое, в чем никогда это идеальное не выполняется.
идеальное так, чтобы иметь какие-то основания для контролируемого движения
мысли, имеющего обосновываемый, доказуемый результат, нужно на эмпирический
мир смотреть глазами идеальных объектов.
связи.
Платона, у которого появляется термин "идея", или "форма". И, с одной
стороны, начинает развиваться платоновская форма, а с другой стороны идея
эмпирического мира. Идея обычно понимается по правилам эмпирического языка.
То есть мы все время как бы бегаем наперегонки со своей собственной тенью и
не можем убежать от нее. Можем лишь помнить, что это тень. Что я называю
здесь тенью? Вот я сказал, мы должны уйти от эмпирии (в эмпирии что-то не
выполняется). И построить идеальные объекты, а потом, глядя глазами
идеальных объектов, начнем разбираться в эмпирии. Но вы понимаете, что
язык-то наш (и сознание) остается эмпирическим (наглядным, обыденным).
Поэтому я и сказал, что в философии есть идеальные объекты, формы и ввел их
как правила и основу глядения на предметы, такого их объяснения, чтобы в
эмпирических предметах видеть не только эмпирию, a гармонию. Следовательно,
формы или идеальные предметы являются условием того, что я могу увидеть
гармонию в эмпирическом хаосе, в переплетении впечатлений и связей. А тень.
идущая со мной, говорит мне: "идеи рождают предметы".
идеалистическую теорию (якобы существовавшую) о том. что есть некоторые
идеальные начала, называемые формами, идеями, и они рождают материальный,
реальный мир, причем термин "рождение" имеет здесь обыденный, буквальный
смысл. Одни считают, что идеальные сущности рождают идеальные вещи. Или
материальные вещи являются отблеском, тенью идеальных сущностей, рождаются
в виде теней. А другие говорят: нет, этого не может быть, потому что
идеальное не может рождать. Но термин "рождение", то есть буквальный
термин, употребляют и те и другие. Одни доказывают его, а другие
опровергают. Опровергающие называются материалистами.
своей тени. Можем лишь вспомнить, что это чушь, но язык будет продолжать
диктовать нам свои законы. В данном случае, естественный, обыденный язык. И
снова мы начинаем с того, что говорим (чтобы отделаться от эмпирии в этом
смысле слова): для понимания эмпирии должны существовать условия, которые
сами не являются эмпирическими. И на этой основе вводим, скажем, вслед за"
Платоном, идею об идеях, которые первичны в этом смысле. Но они первичны в
чем? В способе объяснения, а не в предположении, что действительно идея
может буквально рождать несовершенные, "грязные", эмпирические предметы. Я
этого не утверждал. И Платон этого не утверждал. Но поскольку в языке у нас
продолжают оставаться термины (то есть создается ситуация, в которой снова
возможен тот же эмпирический язык, от которого я избавился, но уже
относящийся к моему сознанию, к ходам рассуждения, к терминам), то
возникает новая тень. Возникает тень якобы существовавгчей теории о том,
что были такие утверждения, что идеи могут рождать вещи. На это можно
сказать лишь одно: вещи рождаются вещами, и вообще - все рождается старым
способом. Нет непорочного зачатия. Если ктото говорит о непорочном зачатии,
значит, он имеет в виду что-то другое. Я поясню вам символ непорочного
зачатия. Мне это нужно для того, чтобы вы ухватывали свойства языка
философии.
сделано определенное усилие, совершена определенная работа; я ее называл
собиранием. Что я говорил? Я ведь фактически различал два вида рождения.
Один раз мы родились от отца и матери, а нам еще нужно родиться во второй
раз. Что это за второе рождение? Оно ничем не опосредовано. Оно непорочно.
Простой смысл. Нечего здесь дальше гадать. Это просто, когда мы знаем
законы языка. В данном случае, не обыденного естественного языка, а законы
языка религии или законы языка философии. Символические же обозначения
внятны не нашему слуху, который воспринимает язык (ухо-то воспринимает
звуки слов "непорочное зачатие"), а внятны душам, готовым это услышать.
Если душа слышит, о чем идет речь (а философия - слышит, в отличие от
религии), тогда душа должна собраться, чтобы услышать язык философии.
явление" и т.д. В общем, все пары философских оппозиции: которые
существуют, зарождались здесь. Я имею в виду оппозиции: форма и содержание
(оппозиция категориальная, как говорят); сущность и явление; возможность и
действительность; случайность и необходимость и т.д. О чем шла и идет речь?
Фактически, я вам уже сказал, что это такое. Идея - "колесо" всего и вся.
Идея есть все то, что для чего-то, и все то, что внутри "колеса".
всего. Теперь вдумайтесь, что такое "колесо" в связи с тем, о чем я
говорил. Но прежде очистим почву для понимания идеи. Мне нужно опять
избавляться от навыков обыденного, наглядного языка. От той тени, которая
нас преследует. И преследование се настолько основательно, что теория идей
была понята в следующем смысле. Скажем, есть лошади. Есть понятие, или
термин, "лошадь". Что такое термин "лошадь"? Термин "лошадь" (или понятие)
- это общее от единичных лошадей. Слово "лошадь" означает единичных лошадей
и является, так сказать, обобщением эмпирически наблюдаемых лошадей.
Родовое, общее понятие. И затем делается следующий шаг. Полагают, что
сначала существует индивидуальный предмет, потом возникают слова и термины,
его обозначающие, и тогда якобы возможно философское учение, которое
говорит о сущности лошади, имея в виду это общее понятие. Поскольку если
существуют сущности, то есть, если есть идеи или некий мир идей, то философ
предполагает, что существует и некая "лошадность" (дом "домность"). Это
живет как особая реальность по законам нашего языка.
общего. Это совершенно другой срез проблемы. Воспользуемся снова примером
"колеса" и подумаем, о чем идет речь в данном случае. Ведь "колесность"
существует. (Не в смысле общего понятия колеса.) Потому что когда мы
употребляем общее понятие, то как раз "колесности" не видим, не видим здесь
проблемы. А вот когда начинаем думать о путях развития техники, о том
горизонте, который сконцентрирован в колесе, тогда в отличие от
эмпирического колеса оно и есть идея. Или то, что Платон обозначил словом
"идея". То есть некий предмет, который выделяется как предельный, на
котором мы рассуждаем о возможном горизонте нашего мышления и практики
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Лукьяненко Сергей
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Афанасьев Роман