случае закона - закон, но воля короля не есть закон. Воля короля - causa
efficiens закона. Однако необходима и наша воля, чтобы был закон. А для
этого нужно очень хотеть, чтобы он был, понимать его и, более того, быть
способным жить в законе. А это очень трудно. Мы до сих пор еще не научились
жить сложной общественной жизнью, мы ее максимально и постоянно упрощаем,
полагаясь на некую воображаемую общину с ее связями, блатом, иерархией и
т.д. Почему? Не научились?! По одной простой причине. Нет мускулов - это
мускульные явления, мускулы культуры. Нет causa efficiens - действующей
причины. Значит, действующая причина, отличающаяся от своего эффекта, отнюдь
не простой вопрос. Именно она - основа существования закона, выбора формулы,
узнавания Иванова, видения линий и т.д.
времени? Тогда наше понимание ограничено и, согласно Декарту, мы не могли бы
этой причиной пользоваться, пользоваться этим понятием. Ведь я сказал, что
закона без нас нет. Воля короля есть закон, она не может самой себе
предшествовать во времени. Декарт говорит: естественным является вовсе не
требовать от нас, чтобы действующая причина предшествовала своему эффекту
(или действию), как и нет причин для того, чтобы вводить особый термин causa
efficiens, если бы не применение его к тому моменту, когда causa efficiens
производит свой эффект и учитывая, что она, разумеется, не существует перед
своим эффектом.
самих и не предшествует нам во времени. Хотя обычно мы говорим: я создан
Богом. И Декарт говорил: меня, Декарта, создал Бог. Он не говорил, что Бог
создал людей. Следовательно, существование Бога, или акт творения, есть лишь
совокупность всех подобных утверждений, которые выполняются каждым в
отдельности, указывая на единство своего происхождения. И это не
предшествует нам во времени. Нет такого предмета, о котором, повинуясь
терминам наглядного языка с его временными наклонениями и законами, я мог бы
сказать: если что-то рождается, то рождающее предшествует рождаемому. Нет,
говорил Декарт, не пытайтесь себе это представить, поскольку в этом случае
действует воображение, или, как мы сказали бы сегодня, мания наглядности,
желание наглядно представить себе то, что наглядно представить нельзя и не
надо пытаться. Большинство ошибок, например, в физике (это цитата из
Декарта) появляется в силу внесения привычек воображения в физическое
рассуждение. Но если в физическое, то тем более - в философское.
известно, что у него есть доказательство бытия Бога), что о Боге нельзя
сказать, что он существует. И это есть умозрительная тайна всей философии
Декарта. Можно сказать, что Бог породил меня или что он бесконечен, всемогущ
и т.д., но нельзя сказать, что он есть. По законам нашего языка, по законам
того, что мы называем существованием, к чему применяем слово "есть", по этим
законам мы не можем утверждать, что Бог есть. Поскольку это утверждение мы
относили бы к отдельно выделенному предмету, который существовал бы еще раз.
То есть, пытаясь понять основы своего бытия, мы ввели термин "бог" как
составляющий элемент в ткани этого бытия и нашего опыта и не можем снова
возвращаться. Декарт - маньяк необратимости. Раз пошли, то назад вернуться
не можем. В том числе и в мысли. Не можем теперь делать вид, что ничего не
произошло, потому что один раз Бог у нас появился в ткани опыта и
существования и удвоить его (а мы удвоили бы его, сказав, что он есть) мы не
имеем права, не должны. Фактически термин "существование" не применим к
нему, а что применимо? Например, он мой отец, - сказав, что существует такой
предмет. Дальше, уже в истории философии Кант даст совершенно особый оборот
именно этому ходу мысли, у него идея Бога вообще превратится в регулятивный
идеал разума.
efficiens, есть causa efficiens себя, т.е. меня, как мыслящего о Нем. Бог,
сохраняя меня, поддерживает свое существование. Помните, - непрерывное
творение. Воссоздавая нас в каждый момент и непрерывно, Он и себя
поддерживает. И существование Его именно таково, а не в качестве отдельного
предмета. Но если это так, то, следовательно, я не могу не знать Бога, когда
думаю о Нем. (Снова тот же выбор временных оборотов у Декарта.) Когда
подумаю, то знаю не в смысле результата думания, а в момент, когда подумаю.
Я знаю все, что нужно знать, и это знание достоверно в смысле полного
предмета, растянутого в интервале настоящего. И в то же время - это извечно.
В момент, когда я думаю, я не могу не знать, и это в вечности. То есть наша
попытка выделить в жизни какую-то смену состояний или какую-то
последовательность не будет характеристикой знания, ибо в этом случае будет
реализована полнота бытия, которого не может быть ни половина, ни треть. Или
есть, или нет. Но, говорит Декарт, допустим, мы это поняли, и тем не менее
естественный свет диктует нам, что о всякой вещи можно продолжать задавать
вопросы. Какова ее причина? Почему она существует? Или, если мы решаем, что
не нужно искать действующую причину, то вполне правомерен вопрос: почему
этого не нужно делать, почему не нужно искать causa efficiens. Таким
образом, согласно Декарту, если бы я считал, что ничто не может быть по
отношению к самому себе тем, чем действующая причина является по отношению к
самому действию или следствию, то все равно из этого не следует, что
существует некая первопричина. Потому что если бы я назвал ее так, то в свою
очередь должен был бы искать ее причину (ибо нам свойственно искать причины)
и ушел бы в дурную бесконечность.
aauu, eioi?ay eiaao iiuu oaeo? aieuoo? e oaeo? iaen?a?iaaio?, ?oi iia
ieeiaaa ia io?aaaony ie a eaeie iiiiue ecaia, ?oiau nouanoaiaaou. E oaeie
iiuu? iu ia iaeaaaai. Ec ?aai neaaoao, ?oi anee y nicaa?nu ea?aue ?ac caiiai
ii eaeie-oi i?e?eia, o.a. aey iiaai nio?aiaiey io?iu eaeea-oi aiiieieoaeuiua
iniiaaiey, aiiieieoaeuiay i?e?eia, oi ie?aai no?aoiiai iao a oii, ?oiau
iacaaou yoo i?e?eio aaenoao?uae, iineieueo nai y ia iiao auou i?e?eiie iiaai
nouanoaiaaiey. Neaaiaaoaeuii, caanu eae au niaa??eony iooaiie oiai, ?oi naie
ii naaa iiiyoea noanoaioee e iiiyoea oai?aiey aua ia niaa??ao i?eciaea
aeaiey, eee nio?aiaiey. Yoi oio iiai?io a iuoeaiee Aaea?oa, ia eioi?ii
ce?aaony ana aai ?anno?aaiea. E aieaa oiai, Aaea?o neacae neaao?uo?,
iniaaiii iiiyoio? a XX aaea, o?aco, ?oi yoa i?iaeaia aeaiey aiaa?e?oao eee
noaaeo ia ea?oo oaeoe?anee an? oeceeo. Ni?ineoa oeceeia, e iie aai
nea?oo, ?oi naiie aieuoie i?iaeaiie, ia eia?uae iiea ioaaoa, yaeyaony
naaiaiy oaeinoaaiiia naienoai eiaeaeaoaeuiuo eiioeao?aoee aoiiia
nio?aiyouny. E yoi eo naienoai nio?aiaiey eee aeaiey, onoie?eainoe (io
eioi?ie caaeneo any oeceea) ia auoaeaao ec caeiiia, eioi?ua oi?ioee?o?ony
ioiineoaeuii yoeo eiioeao?aoee. E oi ?a naiia ioiineony, anoanoaaiii, e
oaeei aauai, eae enoeia, e?anioa eee aia?i. Eo onoie?eainou oae?a ia
niaa??eony a eo niaa??aiee, a o?aaoao eaeiai-oi aiiieieoaeuiiai i?eioeia eee
oneiaey. A nouiinoe, oaeie i?eioei iu o?a eiaai - yoi aaea?oianeee i?eioei
eiaeaeaoaoee, eee aiii?aaaeaiiia anaai, eae ?aaeuiiai niauoey.
Aiii?aaaeaiiinou, eee i?eioei eiaeaeaoaoee, yaeyaony iaeei ia?aineioacii
niciaoaeuiie ?ecie. Yoi e anou iaoaoece?aneia aiinoa?ei?e. Iai?eia?, a
oeceea Aaea?oa, oai, aaa ii aaiaeo caeii nio?aiaiey eiee?anoaa aae?aiey
(iaaa?ii, ?oi naia oi?ioee?iaea yoiai caeiia auea o iaai ia nianai oi?iie,
aa?ai nai aai eioaeeaeooaeuiue aaia?o, eioi?ue e naaiaiy inoaaony
eioaeeaeooaeuiui ainoe?aieai), ii iinoiyiii o?eouaaao neaao?uaa
ianoiyoaeunoai, ?oi ec iiiyoee nei?inoe e iai?aaeaiey aae?aiey ?anoeo
(ei?ioneoe) ia auoaeaao eo nio?aiaiea, a oii ?enea e nio?aiaiea eiee?anoaa
aae?aiey. Iii ia niaa??eony a yoeo iiiyoeyo. Oi anou caeii nio?aiaiey,
aoao?e eaeei-oi no?aiiui ai?ei?e - iaiauaieai naiiai aunieiai o?iaiy, ia
yaeyaony iaiauaieai, iieo?aiiui eiaoeoeaiui iooai, e ninoaaeyao eae au
iniiao aai oeceee, aa no?oeoo?o. Niaeanii Aaea?oo, iiaiaiua caeiiu
nio?aiaiey noou neioaoe?aneea no?aaiey. Caanu eae au a ca?iauoa iiyaeyaony
aoaouay i?iaeaia neioaoe?aneiai ai?ei?e, ii iiea y oi?o ecaa?aou yoiai
neiaa, a aiai?? i iaoaoece?aneii aiinoa?ei?e. Nio?aiaiea ia niaa??eony a
ea?anoaa i?eciaea a iiiyoee nei?inoe. Anee nio?aieeinu - a nio?aieeinu
eiaiii iai?a?uaiui oai?aieai, - oi yoi yiie?e?aneee oaeo, aeo niaa?oeaoaainy
a ie?a aaenoaey. Ie? ii?aaaeeeny eiaiii yoei, a ia eiui ia?acii. A oi, ?oi
iioii yoi aunooiaao ii ioiioaie? ei anaio inoaeuiiio a ea?anoaa ai?ei?iie
no?oeoo?u, - o?a a?oaie aii?in. Eai ai?ei?iay no?oeoo?a o?a niaa??eo a naaa
niaa?oeaoeeny ia?aineioac. Ii niaa?oaaony ioiineoaeuii oie i?iaeaiu, eioi?ay
yaeyaony aey ian iniiaiie, a eiaiii - i?iaeaiu "y". Nae?an y iiea?o, eae a
aaenoaeoaeuiinoe, ia eaeii n?aca aano?aeoee eee ia eaeii aeoea aae?aiey
iunee Aaea?o aaiaeo eiaeoaeuiue aiia?ao aiaeeca.
почему-то запрещают задавать вопрос: а где причина этой первопричины? Для
них - это привилегированный объект. Но, как вы понимаете, для Декарта, а
затем и для Канта не существовало таких метафизических первообъектов. Ибо
нет причин, считали они, прерывать это движение, хотя оно и уводит в дурную
бесконечность. Вот почему я предпочел, говорил Декарт, основывать свое
рассуждение на существовании меня самого, считая одновременно, что не может
быть никакого сомнения в существовании внешних вещей - это школьное
упражнение в философии. На самом деле нужно сомневаться во всем чужом и
готовом. Лишь принимая во внимание этот контекст, можно понять, что никакого
отношения к субъективизму, т.е. к привилегированию своего внутреннего
психологического мира, его философия не имеет. Вместо того чтобы рассуждать
о мире, я предпочел выбрать себя, говорит Декарт, поскольку я не завишу ни
от какой последовательности причин. Хотя если бы я выбрал себя в обычном
психологическом, эмпирическом смысле этого слова, то выбрал бы существо с
телом и душой, которое само занимает место в бесконечном причинном ряду.
и есть суть декартовского акта когито; выпадение из бесконечной цепи
обоснований и обращение к осознанию себя как несомненной очевидности.
Задаваясь вопросом о самом себе (помните, я говорил, что весь мир опишет
тот, кто сумеет себя расспросить до конца, а это трудно, почти что
невозможно), Декарт не столько искал ту причину, которой он когда-то был
произведен, сколько причину, которая "сейчас меня сохраняет", - как видите,
все термины и слова в настоящем времени, - чтобы тем самым освободиться от