Бородкин. - Повышенная чистота этого отрезка принципиально меня
интересовала, но я относил это за счет возросшей сознательности Фельки и
Шамиля в связи с поступлением в вузы. Дворник сейчас профессия очень
дефицитная, и порой приходится пополнять кадры за счет интеллигенции с
предоставлением служебных помещений, под жилье. Что касается аферистки, то
ее, без сомнения, встречал, но принимал за чудака. В моем участке чудаков
много, и, если каждого опрашивать, не хватит ни сил, ни здоровья.
Ананьевна, она же Раиса Шарафетдинова, исчезла без следа. Исчезла,
разумеется, с сундучком, который она изъяла у Питирима Кукк-Ушкина при
помощи простого древнейшего акта, именуемого кражей.
порядочных людей в составе Гены Стратофонтова, его родителей, сестер
Вертопраховых и Валентина Брюквина, капитана Рикошетникова, гардеробщика
Кукк-Ушкина, дворников Шамиля и Феликса, участкового Бородкина и думала
примерно одну и ту же думу.
простейшем деле, как воровство. Для непорядочного человека (каких, к
счастью, в среде человеческой меньшинство) нет ничего естественней и проще
кражи - подошел и слямзил. Для порядочного же человека факт кражи кажется
всегда каким-то немыслимым, почти нереальным событием. Как это так? Лежал
предмет, вдруг кто-то подошел и слямзил? Некто, кто этот предмет имел и
даже, может быть, любил, хочет его взять и вдруг обнаруживает его полное
отсутствие. Какое поразительное острейшее недоумение, разочарование
охватывает вдруг этого человека! Персона же, незаконным образом изъявшая, то
есть слямзившая, предмет, конечно, даже и не думает об этом ужаснейшем
чувстве, о странном чувстве утраты...
группа порядочных людей, схваченных на углу бульвара Профсоюзов скрещением
пронзительных невских ветров.
городе, и под ударами этих ветров мимо наших героев прошел некто в черной
хлопающей крылатке с длинным диккенсовским зонтом в сильной руке и в
огромном черном же наваррском берете на суховатой голове, украшенной
седоватыми бакенбардами и усами.
нельзя. Неэтично как-то получится. Идет себе чудак, никому не мешает, а я -
с проверкой. В городе столько развелось чудаков, что не хватит ни сил, ни
здоровья..."
только коснувшись группы сардоническим взглядом. Никто ей и вслед не
посмотрел.
похожее на прикосновение холодного кончика шпаги, странное чувство,
прошедшее холодком вдоль всего позвоночника и заставившее даже сделать
несколько шагов в сторону. Неотчетливая интуиция - так можно было бы назвать
это чувство.
себя в руки, подумав: "Что это я? Что это я так кричу? Ох, ломает, ломает
меня переходный возраст..." - Я... собственно, я... я, собственно, на
Крестовский к Юрию Игнатьевичу... - пробормотал он. - Ведь надо же... ведь
надо же... ведь надо же посоветоваться же!
Брюквина, который тут же отвел в сторону ногу и завершил диалог своим
постоянным: "Нет комментариев!"
следования, лишь краешком глаза заметив, как с передней площадки прыгнула в
тот же трамвай черная крылатка. Никакой особой нужды в совете старого
авиатора у мальчика не было. Ясно было и без всяких советов, что следующим
шагом группы порядочных людей должен быть шаг в "Интурист" для наведения
справок о заморском коллекционере. Гена прекрасно это понимал и вполне был
уверен, что именно в "Интурист" сейчас и направятся оставшиеся. Что же
толкнуло его в трамвай, следующий на Крестовский? Черная хлопающая под
ветром крылатка, прошедшая мимо них, ее беглый сардонический взгляд? Но
какая же связь между этой крылаткой и авиатором Четверкиным? Не менее
двадцати трамвайных пролетов отделяет Исаакиевскую площадь от Крестовского и
почему бы этой крылатке не сойти на одной из двадцати остановок, не войти в
какой-нибудь свой старый дом, в какую-нибудь свою старую квартиру, не зажечь
какой-нибудь свой старый камин, не сесть рядом, завернувшись в какой-нибудь
старый плед, и не раскрыть какую-нибудь свою старую книгу, почему бы нет? И
все же именно черная крылатка побудила Гену броситься к трамваю, именно
мгновенное настроение, возникшее на ветряном перекрестке в связи с
появлением там хлопающей крылатки, именно особое настроение этой минуты
толкнуло мальчика на нелогичный шаг.
сидела на несколько рядов впереди и читала газету "Утренняя звезда" на
английском языке. Мальчик думал одновременно о многом, мысли его прыгали с
предмета на предмет: с радиосигналов из Микронезии на сестер Вертопраховых с
их заносчивостью, с универсальной еды Питирима Кукк-Ушкина на предстоящую
годовую контрольную по алгебре, с предстоящей поездки на Большие Эмпиреи на
свой переходный возраст... Все не совсем ясные ощущения он относил теперь за
счет своего переходного возраста, о котором слышал столько тактично
приглушенных разговоров в своей семье. Вот и сейчас его снедало какое-то
неясное беспокойство, и он думал: "Ох, ломает, ломает меня переходный
возраст..." О сундучке, в котором что-то стучит, о пропавшем сундучке он,
конечно, тоже думал, но, как ни странно, без особого беспокойства. Сундучок
был конечной целью его нового приключения, а цель все-таки, даже удаляясь,
даже порой исчезая, остается целью. Цель остается целью, здесь все в
порядке. Что же беспокоило его сейчас и почему ему так безотлагательно
захотелось увидеть Юрия Игнатьевича?
Пустой, ярко освещенный вагон подходил к последней остановке.
(переходный возраст!), как скрипят и трепещут листвой огромные деревья
Приморского Парка Победы, и зашагал к дому Четверкина.
сада с двумя плетеными корзинками в руках. В корзинках были банки моторного
масла.
масло в аппарате. Не хотите ли сопутствовать?
шумящей на ветру аллее.
крыльями? - спросил авиатор.
Игнатьевичу обо всех событиях прошедшего дня.
слова, как вдруг ахнул и схватился рукой за трепещущую в сумерках молодую
осинку.
фонарика.
всем, и об опасности в первую очередь.
произойди это в 1913 году, юноша Четверкин, безусловно, заметил бы, что
особенно тьма сгустилась слева от входа, что там согнулась какая-то фигура.
Увы, пятьдесят лет - срок немалый даже для орлиных глаз, и авиатор не
заметил фигуры, он мчался навстречу гибели!
подумал Гена, подбегая сзади к фигуре и бия ее одним из тех приемов, что
освоил когда-то в так называемом санатории д-ра Лафоню, в окрестностях
Лондона.
заметив, а фигура грузно осела набок, уронив на асфальт какое-то звякнувшее
оружие.
предмету, как увидел летящий снизу к его подбородку тупой нос огромного
ботинка. Он узнал один из приемов таиландского бокса, но защититься не
успел, и в этот же миг искры полетели из его глаз.
света осветил аллею и на ней крупного мальчика, сраженного приемом
таиландского бокса, а рядом с мальчиком сверкающий, как новогодняя игрушка,
пистолет с длинным стволом и глушителем. Метрах в десяти от ангара некто в
хлопающей под ветром крылатке, странная полукомическая, полудемоническая
фигура, вытаскивала из кустов мотоцикл.
мальчика сквозь запах бензина уловили запах изысканной парфюмерии. Вот
странно: переплетались мужской одеколон "Шик-24" и тончайший женский "Мадам
Роша".
изжоги заглушал парфюмерию и бензин. - Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
за кустами промелькнула крылатка, наваррский берет, твердый желтый нос,
седой ус и бакенбард.
приподнялся на одном локте и поднял сверкающею "елочную игрушку". Вдоль
ствола тянулась витиеватая надпись: "Мэйд ин Дисней-лэнд". Геннадий
вспомнил: такие шутовские надписи были выбиты на самом страшном оружии у
наемников из госпиталя д-ра Лафоню, а производилось оно в Гонконге какой-то