неверно, ибо в каждой стране вы найдете множество разных типов. И все-таки я
бы назвал этих троих типичными новозеландцами. Высокие, мускулистые, лица и
руки обветренные. В своих плотных рубашках, вельветовых штанах и тяжелых
ботинках, в надвинутых на глаза помятых шляпах, с ружьями за спиной они
выглядели чрезвычайно лихо. Правда, они не принесли с собой окровавленных
туш, но это меня не удивило; Брайен уже успел нам объяснить, что убитых
оленей оставляют на месте отстрела.
Управлению природных ресурсов пришлось бы содержать целую армию штатных
охотников, а на это нет средств. Но ведь есть множество охотников-любителей,
и среди них Управление набирает людей, которым оплачивают издержки и
позволяют охотиться в районах, где развелось слишком много вредителей. Так
что охота, с которой возвратились наши новые знакомые (по-видимому, не
очень-то успешная - они убили всего шестнадцать оленей), преследовала две
цели: охотники получили удовольствие и помогли сократить поголовье оленей,
грозивших наводнить долину и погубить такахе.
(ночь была на редкость холодная), и я откупорил бутылку виски из запаса,
который предусмотрительно захватил с собой.
лежать на полу всю ночь, мы встали и приготовили завтрак. Долину заволокло
туманом, с порога хижины почти ничего не было видно, но Брайен не
сомневался, что с восходом солнца прояснится. После завтрака охотники
распрощались с нами и побрели сквозь туман вниз по ущелью к Те Анау, где их
ожидала лодка. Славные ребята, и все же мы были рады, когда они ушли и
освободили толику дефицитной площади.
озеро и некоторые из окружающих вершин. День обещал быть хорошим, и мы в
приподнятом настроении зашагали по берегу к широкому лугу, где, по словам
Брайена, были найдены первые гнезда такахе. Наше хорошее настроение
объяснялось еще и тем, что в опаловом утреннем свете озеро казалось меньше
вчерашнего и мы надеялись за каких-нибудь полчаса прогулочным шагом дойти до
цели. Однако нам предстояло вскоре убедиться, что долина Такахе обманчива. Я
уже много лет охочусь за животными в разных концах света, но не припомню
случая, чтобы где-нибудь было так неуютно, как здесь. В первый же день мы
наглядно убедились, что ожидает тех, кто вздумает охотиться на такахе.
наконец, решив, что здесь вполне можно отдохнуть, неторопливо скатывались
вниз, обволакивая и вас и весь ландшафт, да к тому же промачивая вас до
костей. Но это, так сказать, мелкие неприятности. Полевица - мощные, высотой
по пояс желтоватые кусты - жадно собирала влагу и щедро делилась с вами
своими накоплениями, когда вы продирались сквозь нее. Ко всем этим
удовольствиям добавлялся сфагновый мох. Толстый слой ярко-зеленого мха
дорогим ворсистым ковром выстилал почву между кустами полевицы. Он казался
гладким, точно лужайка для игры в шары, и столь же приятным для ходьбы. Да,
ковер был толстый, местами до четверти метра, нога буквально тонула в нем -
тонула так, что вы с неимоверным усилием вытаскивали ее. В довершение всего
этот зеленый ковер, разумеется, рос на воде, поэтому с каждым шагом вы
набирали полный ботинок воды, а когда извлекали ногу из мха, звонкое
чавканье отдавалось по всей долине, подобно выстрелу. Уверен, что через
пятнадцать минут в пределах сотни километров не осталось ни одной такахе,
которая не была бы предупреждена о нашем появлении и продвижении. Метр за
метром прошлепали мы вдоль берега, потом ступили на луг. Время от времени мы
заходили в буковый лес, потому что в то время года, когда такахе не
насиживают яиц, они предпочитают держаться у опушки. Темные, серо-зеленые
стволы деревьев, как и мелкая темно-зеленая листва, были покрыты влагой. Тут
и там с ветвей свисали длинные пряди лишайника, словно причудливые
коралловые образования. На первой взгляд лишайник казался белым, издали
можно было даже подумать, что некоторые деревья обсыпаны снегом, а
посмотришь вблизи - и видишь, что тонкие филигранные пряди окрашены в
нежный, приятный зеленовато-серый цвет.
с его марсианской порослью лишайников. Мы иззябли, мы промокли насквозь, и
мы видели все что угодно, только не такахе. Однажды нам попался свежий
помет, и мы окружили его с тем же чувством, с каким Робинзон Крузо
рассматривал знаменитый след ноги; мы находили места, где птицы недавно
кормились, пропуская сквозь клюв длинные стебли полевицы;-находили на земле
пустые гнезда, свитые из той же полевицы и ловко укрытые под нависающей
травой; а один раз Брайен даже заявил, что слышит крик такахе, но так как
уже вечерело и в долине была такая тишь, что урони булавку - и все услышат,
мы решили, что он просто хочет нас приободрить. А потом тучи начали
опускаться все ниже и стало слишком темно для съемок, даже если бы нашлось
что снимать. Мы уже дошли до конца долины, и Брайен предложил повернуть
назад, ибо, бодро объяснил он, если в долину неожиданно спустится облако, мы
можем заблудиться и будем всю ночь бродить по пояс в мокрой полевице,
описывая все более широкие круги. Напуганные столь ужасной перспективой, мы,
преодолевая отвращение, зашагали обратно по своим чавкающим следам через луг
и вдоль озера. И когда наконец, уставшие, озябшие, промокшие, удрученные,
достигли хижины, о которой накануне отзывались столь пренебрежительно, она
показалась нам верхом роскоши. Сбросить мокрую одежду и, сидя перед горящими
поленьями, глотать горячий чай, основательно сдобренный виски,- это ли не
верх блаженства, и скоро мы уже говорили себе, что сегодня нам просто не
повезло. Скверная погода сделала такахе нелюдимее обычного, а вот завтра,
уверяли мы друг друга, в долину набьется столько птиц, что негде будет ногу
поставить.
(старательно развешанные над очагом) с убийственной точностью свалились
прямо в кастрюлю, в которой Брайен задумчиво помешивал закипающий суп.
Правда, от этой необычной приправы суп не стал хуже, зато у Джима появился
еще один повод брюзжать, и он с большим рвением предался этому занятию.
это нас не остановило; дрожа от холода, мы натянули на себя сырую одежду и
снова зашагали по берегу озера. Опять мы дошли до луга, опять очутились в
ледяных объятиях полевицы и сфагнума, и опять нам попадались следы такахе, а
самих птиц по-прежнему не было видно. Под вечер погода испортилась, и мы
совсем пали духом. Завтра нам уходить из долины, и до чего же обидно -
проделать такой путь, так промокнуть, столько зябнуть - и все впустую! И
ведь такахе где-то тут: стебли полевицы только что объедены, помет свежий.
Эти негодные птицы явно играли с нами в прятки, но нам было вовсе не до игры
- не то место и не то настроение.
особенно вязкий в этом месте мох - Брайен поднял руку, призывая нас к
тишине. Мы замерли, боясь дохнуть, а меж тем ноги медленно, но верно
погружались в мох.
которой буковый лес начинал восхождение на крутой склон; здесь кустики
полевицы казались выше и гуще, чем на других осмотренных нами участках.
Стоим и слушаем - мокрые, продрогшие, притихшие... Неожиданно справа из-за
деревьев донесся звук, услышанный Брайеном. Это был глухой рокот, вроде
барабанной дроби, очень похожий на звук, который издавали уэки на Капити, но
несравненно громче и какого-то особого, глубокого контральтового тембра.
Первая дробь состояла из семи-восьми частых ударов, затем, после короткой
паузы, уже с другого места, чуть подальше, прозвучала новая дробь. Мы
заметили какое-то движение в траве прямо перед нами, потом еще, но ближе к
лесу. Не думая о том, что Крису и Джиму, нагруженным камерой и треногой,
трудно поспевать за нами, мы с Брайеном стали подкрадываться к
подозрительным точкам. Я говорю "стали подкрадываться", на самом же деле
моему сверхчувствительному слуху казалось, будто мы шлепаем по мху, словно
полк гиппопотамов, забредших в котел с густой кашей. Ближе, ближе... Вдруг
трава опять зашевелилась - и мы застыли на месте. Через секунду мы снова
двинулись вперед, еще осторожнее, чем прежде, потому что подозрительное
движение происходило всего в нескольких метрах от нас. Опять колыхнулась
трава... Я шагнул в сторону,. и тут из-за густой полевицы показалась такахе.
по черно-белым фотографиям и считал, что они величиной с куропатку, с
невзрачным крапчатым оперением, как у уэки, а тут передо мной стояла птица
ростом с крупную индейку, только покруглее, и на фоне темной буковой листвы
и бледно-желтой полевицы ее оперение сверкало, словно ювелирное изделие.
Мощный клюв, напоминающий клюв клеста, был алого цвета, ноги - тоже; голова
и грудь яркой синевой могли поспорить со Средиземным морем; спина и крылья
были дымчато-зеленые. Стоя на широко расставленных ногах, такахе
настороженно повернула голову в мою сторону и издала короткую дробь. Я
глядел на птицу с восхищением, она на меня - с величайшим недоверием.
Внимательно рассмотрев меня, такахе опустила голову и с необыкновенной
важностью прошествовала дальше. Мгновение - и она скрылась за кустиком
полевицы. Мне бы не двигаться, и она, наверно, вышла бы снова, но я так
боялся потерять из виду эту великолепную птицу, что сделал несколько шагов в
сторону. И испортил этим все дело. Такахе испуганно оглянулась, издала
низкий звук - сигнал тревоги - и довольно неуклюже, но достаточно быстро
побежала в лес искать укрытие. Беглянка исчезла за деревьями, и потом,
сколько мы ни подкрадывались, не увидели ни одной птицы, а слышали
таинственное потрескивание да взволнованную дробь.
возвращаться в хижину. Иззябшие, промокшие и все-таки счастливые - ведь мы
добились пусть маленького, но успеха,- мы зашлепали через луг и по берегу
Мережковский Дмитрий
Прозоров Александр
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий