делам, а мы с Петькой, недолго думая, сделали поворот "все вдруг" на
Стешу. У Стешиной палатки стояло несколько знакомых, но контингент был
такой, что мы сразу поняли: здесь нам не обломится. Тогда мы пошли вдоль
забора, вроде бы мы и не к Стеше, чтоб эти ханурики видели, что мы вовсе
не к Стеше, а просто у нас легкий променад с похмелья, а может, мы и при
деньгах.
открыла на стук, и я первый протиснулся в палатку и обхватил ее за спи-
ну.
Придешь сегодня? Придешь? - шептала Стеша.
кто-то забарабанил кулаком.
этой кинематографией.
это ты, друг! Какая встреча!
то отошла. Как говорит Вовик, спустилась на грешную землю. Засмеялась:
у теплого течения, да? Куросиво - сам ты Куросиво. Хочешь, я расскажу
тебе про трассу, про шалаш в Мяките? Хочешь, я тебе расскажу всю свою
жизнь с самого начала? Ну, пошли. Стеша, малютка, ручки твои крючки.
Ариведерчирома! Мороз? Это ты считаешь - мороз? Что ты видел, кроме это-
го тухлого берега? А, вон он, "Зюйд", стоит... Понял, Петь, передовые
товарищи на нем промышляют, а нам ни-ни... Герка там есть такой, сопляк
вроде бы, но человек. Как даст мне один раз "под дых"! Такой паренек...
Зуб на меня имеет, и правильно. В общем, ранний мой младенческий возраст
прошел, представь, в городе Саратове на великой русской артерии, матушке
Волге... Что там, а? Шоколадом один раз обожрался. Из окна сад было вид-
но, деревья густые (а под ними желтый песок), как облака, когда на само-
лете летишь, только зеленые. Понял, Петь? Игра такая была - "Скотный
двор", да? И клоун на качелях, заводной, и ружье с резиновой блямбоч-
кой... Стрелишь в потолок, а б
ка. - Ну, куда ты поедешь такой - ни штиблет у тебя, ни галстука, ни
кашне. Не ездий ты в Шлакоблоки, Валька.
ехать, Петь?
немного и поедешь. А так что ехать, впустую? Без штиблет, без кашне...
Пойдем домой, поспим до вечера.
да-нибудь пантокрин? Это лекарство такое, от всех болезней. Мы пили его
в пятьдесят третьем году в Магадане перед пароходом. Кемарили тогда в
люках парового отопления и, значит, прохлаждались пантокрином. Это из
оленьих рогов, спиртовая настойка. Ты оленей видел, нет? Ни фига ты не
видел, собачьи упряжки ты видел, а вот оленей тебе не пришлось наблю-
дать. Ты бы видел, как чукча на олене шпарит, а снег из-под него веером
летит. Что ты! Конечно, я "либертосы" не водил по океану, но я тебе ска-
жу, морозы на Нере были не то что здесь. Завтра у меня день рождения,
если хочешь знать - тридцатка ровно, понял? Завтра я поеду в Шлакоблоки.
А чего мне, старому хрену, туда ездить? Мне теперь какая-нибудь вдова
нужна, какая-нибудь Стеша. Это только гордость моя польская туда тянет.
Ты знаешь, что я поляк, нет? Потеха, да? Я - и вдруг поляк. Корень -
польский пан. Пан Костюковский. Это мне пахан сказал, что я поляк, я и
не знал, в детдоме меня русским запи
равно не смогу рассказать про это как следует. Ну и ночка была -
бал-маскарад! Кому пришла в голову эта идея? Может, мне? Когда мы нала-
живали сантехнику в подвале на Малой Садовой, вечером, после работы, пе-
ред нами за огромными стеклами прямо горел миллионом огней Елисеевский
магазин. Наверное, мне пришла в голову эта идейка, потому что каждый
раз, проходя мимо Елисеевского, я воображал себя ночью там, внутри. На-
верное, я кинул эту идею, потому что из всех наших фезеошников я был са-
мый приблатненный. В общем, стали мы копать из соседнего дома, из подва-
ла, подземный ход и подошли под самый настил магазина. Мы сняли кафель-
ные плитки и заползли внутрь, все шесть человек. Ух ты, черт, это невоз-
можно рассказать: светилось несколько ламп в этой огромной люстре, и
отсвечивала гора разноцветных бутылок, а в дальнем углу желтела пирамида
лимонов и колбасы, тонкие и толстые, свисали с крюков, и мы сидели на
полу в этой тишине и молчали, как будто в
балда, надо было чисто сработать, а я со страху прямо к бутылкам полез,
и ребята за мной.
лежали на полу, и хлестали шоколадный ликер, и прямо руками жрали икру,
и все было липким вокруг и сладким, и прямо была сказка, а не ночь, и
так мы все и заснули там на полу, а утром нас там и взяли прямо теплень-
ких.
полна приключений с тех пор, как я себя помню, а с каких пор я себя пом-
ню, я и сам не знаю. Иногда мне кажется, что тот, кого я помню, это был
не я. И вообще, что такое, вот выпили мы сегодня в складе, и этого уже
нет; вот я сигаретку гашу, и этого уже нет, а впереди темнота, а где же
я-то?
будто тебя пыльным мешком из-за угла хлопнули, страх какой-то, и хочется
бежать...
пришла повестка.
тут Петечка спит.
городный разговор. Ничего не понимаю, что за чудеса?
волосы нависали над глазами, мне было знобко и хорошо, так бы весь вечер
и просидел здесь, под краном.
И тут я понял: это штучки моего папаши. Ишь ты, профессор, что выдумал!
Мало ему писем и телеграмм, так он еще вот что придумал - телефонный
разговор.
Петька, я раньше даже в мыслях не держал, что у меня где-то есть пахан.
Просто даже не представлял себе, что у меня кто-нибудь есть - папа там
или ктонибудь еще.
какого-то, квартира в Москве, понял? Он у меня в тридцать седьмом году
загремел и шестнадцать лет, значит, на Колыме припухал. Рядом мы, зна-
чит, с ним были три года - я на Нере, а он где-то возле Сеймчана. Не лю-
бил я тогда этих контриков. Вот суки, думал, родину, гады, хотели расп-
родать япошкам и фрицам. Оказывается, ошибочка получилась, Петь. Чистую
ошибочку допустил культ личности. С батей моим тоже, значит, чистый про-
кол получился. Юриспруденция не сработала, так ее растак.
тановиться - встретил охотника со шхуны "Пламя". Он завел меня в свою
комнату и поднес стаканчик.
рень, ты бы тоже получил.
Всю, с самого начала? Я, конечно, "либертосы" не водил...