Бронислава Штемлера. Тетя Реги-вторая.
смеха, вот-вот, кажется, скажет что-нибудь язвительное, вот-вот с кончика
языка слетит колкая шуточка. А потом вдруг вздохнет, и глаза ее засияют
нежностью. Губы строго сжимаются. По отношению к госпоже Регине Штемлер
она не позволит себе ни малейшей бестактности. О, никогда! И обрушивается
на Чатковского:
малых моих лет ежа была для меня "тетей".
всерьез. Чатковский выжидает. Знает, что теперь должно наступить. И потому
морщится. Тогда Кристина делает вид, что разгневана.
Она клялась, что госпожа Регина-тетка. Сама мысль об этом заставила
Чатковского рассмеяться. Ее вина?
любит ничего такого. Стакан воды? Вы хотите принести! Вы же не знаете, где
кухня. У нее никто не найдет ни гостиной, ни столовой, ни телефона.
Чатковский поначалу злился.
себе под нос.
обаяние, пораженный тем, из сколь разных чувств складывается ее нежелание,
чтобы кто-нибудь хозяйничал в ее доме, - нежелание, в котором выражались и
ее независимость, и ее страх перед бесцеремонностью открывавшегося ей
мира. Все, что осталось от барского инстинкта, так это объяснял себе
Чатковский. Княжна вместе с заговорщиками пройдет по трупам, но на "ты" с
ними не перейдет. Да к тому же она какая-то полудева, что ли. Дрожащими
пальцами он провел по лбу. Несколько раз она позволила ему всю себя
обцеловать. Кровать в ее комнате скрипела. "Идиотская рухлядь, -
возмутилась она, - тронь ногой, она и развалится. Для папы это, может, и
память о бабке, племяннице короля Стася. Я бы ее выбросила на чердак".
Слова эти еще больше разожгли его желание. Антикварная вещица застонала,
словно ветряная мельница. А Кристина хоть бы что. А когда, придя в себя и
желая полнее насытиться своим счастьем, он притянул ее лицо к своему,
позвав едва слышно-"это ты?" - в ответ она прошептала: "Ша! Папа рядом.
Услышит!"
любовью, ибо всякий светский молодой человек наводил на нее скуку, если не
был связан с движением, а парень из движения-отталкивал. Да и Чатковскому
нужна была не такая женщина. Ему нужны и ее дом, и ее время все без
остатка.
изматывая людей своим присутствием, в кафе стремительно проглядывал
газеты, вмиг управлялся с делами, и времени на женщин оставалось у него
уйма. Ему нужна была выносливая. Не такая, как Кристина!
сморщила нос, недовольная, что сказала именно так. Она не могла решить,
чего ей хочется: чтобы подобные собрания у нее считались конспиративными
сходками или светскими приемами. От произнесенных ею только что слов
попахивало заседанием. Она резко переменила курс.
- Я дала слово, что попробую его только вместе с гостями. И теперь, когда
вы пришли, нетерпению моему настал конец.
себя за свой салонный тон. Это, правда, выходило у нее как-то само собой,
но она сердилась на себя за это, полагая, что смущает товарищей из
организации. Какое мученье. То она их смущает, то сбивается на
фамильярность.
повернул его, огромное зеркало в передней засветилось огнем двух
пятирожковых бра. Еще один поворот, и в углу зажглось нечто вроде
паникадила, еще один поворот-и такое же в другом углу.
Лети-ка теперь на улицу и зажги фонарь.
чувством юмора, теперь выказал знакомство с социальной сатирой.
передней больше нащелкаешь, чем во всем своем доме! - произнес он с видом
послушного мальчика, но это была лишь гримаса.
самому себе, что сам-то он шляхтич. Его всегда тянуло выкинуть подобную
штуку в присутствии таких особ, как Кристина Медекша. Как он расписал бы у
себя в организации весь ее княжеский род, коли бы хоть словечко она
сказала о его фамилии. Он даже всячески намекал на это. Но она умолкала.
зубами, когда речь заходила о Медекшах! Он боролся с собой, сдерживал свои
геральдические восторги, но давал понять, что кое-что знает. Кристина
взаимностью ему не отвечала. У нее не укладывалось в голове, что можно
что-нибудь знать о Говорках.
движению. Думал, писал, говорил хорошо, умел находить общий язык с людьми
на местах, партийная рубаха сидела на нем как влитая. Был тверд,
беспощаден, в работе его отличала сухая строгость, в которой Кристина
усматривала знамение нового времени. Толпу хватать за сердце, но каждого
человека в отдельности-за горло; создать партию героев, но привязывать к
ней людей исключительно лично заинтересованных; верить, что существует
лишь одна идея, которую исповедует как раз их организация, освободиться от
всех остальных! Кристина догадывалась что Говорек чувствует это лучше всех
из руководства движением. Он затоптал в себе больше прошлого, чем его было
у него на самом деле. Он верил в себя, а кроме того, в то, что у Папары
есть инстинкт, а значит, вместе с организацией тот, словно машинист,
дойдет до цели, а тогда может даже и оставить дело, ибо Папара скорее
знает, как попасть в нужное место, нежели то, как обжить его. И тогда
возникнет потребность в государственном деятеле без ореола. Кроме себя он
не знал никого подходящего. Принадлежащий к древней расе, но обладающий
новой силой, он окажется способным в таком случае отдать должное традиции,
тем более что отчасти она будет и традицией домашней. Не во всем
старошляхетской, да, придет эра привилегированных, будет принесена дань
историческим именам, но каста господ возродится из всего того, что
найдется в народе полнокровного, твердого, себялюбивого, с инстинктом
насилия.
хозяев. Такова была священная вера Говорека. Он обратил в нее Кристину.
Все это попахивало ересью, но их движение, в котором организация ценилась
выше доктрины, сквозь пальцы смотрело на изощренные изыски в сфере
собственных догм, если с их помощью укреплялась чья-то связь с партией.
отталкивает от молодых людей ее круга и что притягивает к партии. Не
только навыки, приобретенные в школьные годы, которые она провела в
Италии, но, как он говорил-"молодость этой старой крови", анахронизм
какой-то властности у представительницы расы, у которой кровь застоялась.
или Плантагенетов. Мужчины вашего круга, которые были бы для вас
по-настоящему современны, вымерли несколько столетий тому назад. Псы
выродились в комнатных собачонок. Вам бы полководца. Только наш переворот
даст вам мужчину.
целиком отдалась движению, самозабвению, поскольку не искала личной выгод
ы. Теперь она перед нею замаячила.
словно бал. Более высокой, иной, более сильной и возбуждающей реальностью.
Чем-то, что связано с приключением и само приключением оборачивается.
Чем-то, что позволяет человеку вдохнуть воздух в своеобразные легкие, для
которых повседневность - тьма.
красовались виньетки, снизу подпись, фамилии, дата, порой какая-нибудь
шутка. Вот, скажем, голый мужчина на пляже, в купальной шапочке, подле
него несколько женщин, а стало быть, "родился в чепце". Виареджо! Стало
быть, это еще Италия.
солидное удается продать, но хозяин, магазины, поставщики, все кредиторы
набрасываются на него, чтобы вытянуть деньги, надо им срочно выставить
счета, что кому дал, всеми правдами и неправдами выкраивая из общей суммы
пятьсот лир себе на домашние расходы! И опять какая-нибудь продажа.
тянутся руки, хорошее самочувствие исчезает, словно после кровотечения, а
того, что у него остается, едва хватает на пристойный обед.
Каргалов Вадим
Самойлова Елена
Суворов Виктор
Майер Стефани
Пехов Алексей