проспекта Виктора Эммануила и палаццо Канчеллерия, все подробности моего
визита к священнику де Восу внезапно сложились в единую картину. Пожалуй,
я не обольщался относительно позиции отца де Воса; он принял меня у себя,
наверху, чтобы подсластить пилюлю, и перевел стрелку на официальные пути
Роты, когда понял, что фундамент у моего дела шаткий. Все это было мне
ясно. Ясно как день. Меня охватило чувство безнадежности. Однако ни на
мгновение я не допускал мысли о том, чтобы не пойти к монсиньору Риго. Не
знаю, как объяснить, но если уж человек впряжется, так продолжает тянуть
лямку, даже если это безнадежно и бессмысленно.
этаж. В канцелярию вела огромная лестница с широкими и низкими
ступеньками. Поднимаясь по ней, я прикасался к каменной балюстраде, за
которой раскинулся великолепный двор. Балюстрада была холодная, меня так и
тянуло прильнуть к ней всем телом. Беспокойства я не испытывал-во всяком
случае, в гораздо меньшей степени, чем накануне первого визита к отцу де
Восу. Мне только хотелось бы лучше подготовиться к встрече с монсиньором
Риго, посоветоваться с Кампилли, как вести разговор, чего остерегаться, на
что нажимать. Я мало возлагал надежд на предстоящую встречу. И вместе с
тем у меня не выходило из головы, что из списка лиц, составленного отцом,
остались только двое: священник де Вое и монсиньор Риго.
будет такой же толк, то неясно, что же мне еще остается делать в Риме.
этажом все круче. Наконец на светлой каменной стене появилась черная
эбеновая дверь с большой медной табличкой "Sacra Rota" '["Священная Рота"
(итал.)]. Я позвонил. Безрезультатно. Снова позвонил.
складывающий выпуски каких-то ватиканских изданий. Несколько черных
кресел-жестких, без обивки. Стены голые. Пусто и по-больничному чисто.
которые вели из вестибюля. Он не спросил, как моя фамилия, вообще ничего
не спросил, поэтому я последовал за ним. Тогда я услышал его
голос-вежливый, но явно недовольный:
сожаление, нежели упрек. - Ждать надо здесь.
двери, не тронулся с места, наблюдая за каждым моим шагом. Я постучал:
было много-мебели, картин, канделябров и зеркал. Монсиньор Риго,
массивный, с большим розовым лицом, лишенным каких-либо характерных черт,
чуть тяжеловато поднялся из-за стола. Приветствовал меня он мило. Проще
говоряобычно, естественно. В Риме меня так встречали впервые. Без всякой
скованности или подчеркнутого радушия, за которым скрывалось холодное
безразличие, и без того пристального, недоверчивого интереса, который
всегда так раздражал меня.
- первым делом спросил монсиньор Риго. - А может, по-латыни?
меньше всего ошибок я делаю в этом языке.
секрет?
канцелярию, с давних пор обучал меня латыни по разным древним сборникам
булл и документов.
худшей в мире латынью!
разговора он проделывал это несколько раз. Можно было подумать, будто
такими движениями он хочет хоть немножко вознаградить себя за то, что
постоянно прикован к столу. В противоположность священнику де Восу он
поминутно меня прерывал. Отчасти потому, что уже был знаком с делом, но
прежде всего потому, что его интересовала не обстановка, не характеристики
людей, а только юридическая сторона конфликта и уточнение ситуации с точки
зрения права. Остальное для него не имело значения.
историю с самого начала. Он выдвинул один из ящиков стола и достал оттуда
печатный список адвокатов Сеньятуры и Роты-такой же экземпляр я видел у
отца.
выступать во всех церковных трибуналах и судах.
судами. В этом списке значится фамилия вашего отца. На вашего отца не
поступило никаких жалоб. Ничего такого не доходило ни до меня, ни до
декана адвокатов Роты, то есть до единственно компетентных лиц в случае
поступления упомянутых жалоб. И следовательно, с юридической точки зрения
не существует никаких помех к тому, чтобы ваш отец выполнял свои
обязанности.
здоровья отца помешало ему приехать.
деликатность и понимание обстановки в курии. Не явился сюда в качестве
пострадавшего, а скромно пытается через близких ему третьих лиц надлежащим
образом восстановить пошатнувшееся положение.
несколько бессвязных фраз относительно того, что отец якобы утратил
доверие епископа.
последний раз приходится мне вмешиваться в споры между епископами и нашей
адвокатурой. Наши адвокаты пользуются известными привилегиями-я имею в
виду прежде всего их право непосредственно сноситься с Римом, - а
епископам это не по вкусу. Но покуда такие привилегии существуют. Рота
обязана их защищать. И главное-ни в коем случае не допускать такого
положения, когда на местах, пусть и на высокой в иерархическом смысле
ступени, этих привилегий фактически не признают за теми, кто ими обладает.
А что касается доверия, то достаточно того, что ваш отец как в
профессиональном, так и в моральном отношении пользуется доверием Роты, в
противном случае его фамилия не значилась бы в списке.
решительно и самоуверенно. Я слушал его со смешанным чувством. Сердце мое
переполняла бурная радость, но вместе с тем меня пугало то, что он смотрит
на вещи чересчур логически и потому чересчур односторонне. Теперь я в свою
очередь позволил себе вторгнуться в ход его рассуждений, с дрожью в голосе
напомнив о политическом аспекте дела.
lex propria" Роты не знают такого понятия!
стал им обмахиваться.
продолжал он. - Я не отрицаю большого значения и, если можно так
выразиться, вездесущности некоторых политических
органам курии, и прежде всего к статс-секретариату, и не сомневаюсь, что
они зорко следят и в достаточной мере считаются с характером и весомостью
этих соображений. Таким образом, по роду моей работы я не чувствую себя ни
призванным, ни внутренне обязанным выступать с какими-либо политическими
коррективами. В своей области я делаю то, что мне повелевает дух божий,
ясно и вдохновенно взывающий ко мне со страниц кодекса церковного права и
норм ведения судебного процесса Роты, торжественно утвержденных
апостольской столицей.
то ежился, то вздрагивал так, словно он эти слова выкрикивал. Право может
быть таким же слепым, как политика, и точно так же способно погубить
человека. Поэтому меня пугало то, что он смотрит на дело отца
исключительно с правовой точки зрения. Мне хотелось, чтобы он учел все
побочные обстоятельства, взглянув на вопрос житейски, нормально,
по-человечески. Я был уверен, что только тогда он сумеет дать совет и
предугадать дальнейший ход событий.
сами упомянули об органах курии, в обязанности которых входит
вмешательство в дела, приобретающие политический характер, то я не могу
устоять перед желанием...
гипотез. Хорошо? До меня частным путем дошли слухи о том, что в результате
каких-то недоразумений вашего отца, адвоката Роты, лишили возможности
заниматься своей высокой профессией. Я известил об этом нашего декана,
кардинала Травиа. Его преосвященство передал дело в мои руки, согласно со
сферой моих полномочий. Узнав, что вы находитесь в Риме, я позволил себе