Пустынное снежное поле вокруг, и только...
- Вы думаете это сон, дорогие мои? Вот вам ваше любимое солнце, чтобы вы
больше так не думали...
И я поднял солнце над пустыней, что была вокруг и они испугались, что не
спят. Шорох пробежал среди собравшихся, а потом мороз. Ведь зимою... Они
молчали, не в силах сказать. И я молчал, зная - всякое слово окажется
теперь лишним. Айрем подошел ко мне, внезапно бесстрастен:
- Сэр, а Лондон сейчас на месте?
- И да и нет, Ангус Неглупый. Реален лишь тот мир, который ты видишь, мир в
границах только этого горизонта. А дальше - пустота, нет ничего.
- Но ведь я могу позвонить в Лондон, хоть и не вижу его...
- Давай.
Айрем достал сотовый телефон, включил и поднес к лицу. Но то, что он
услышал, внезапно напугало его и он поспешил отключить трубку, бросил ее на
холодную землю.
- Ну чего, вернуть все на место? Но ведь скажете, обычный фокус был или
гипноз...
- Нет... - услышал я ни от кого.
Медленно, как на проявляющейся фотографии, посреди снежной пустыни
проступили безжизненные контуры улетевшего зала, полупрозрачные,
призрачные. Сквозь них еще можно было ходить - туда, обратно. Они смотрели
на меня бессмысленными глазами, и я ушел от них, шагнув в сгущавшийся
туман. Расстаяв в облаке. Спустя мгновение стены стали реальными - уже
позади меня.
А я шел по снежному полю, матерясь от холода. Не хотел назад, вообще ничего
не хотел. Быть может, только уйти в наркотический бред на границе смерти,
увидеть принцессу Мэри Глендауэр, розу надзвездного сада, уже не раз
спускавшуюся ко мне в комнату из своего занебесного царства. Я прошептал ее
имя, но впервые она не появилась.
Тогда я обернулся, чувствуя, что она может быть позади, но и там - никого.
Как я благодарен им за то, что они не послушались меня тогда и не пришли -
это возбудило мои остывшие ощущения... Бессмысленные шаги уводили меня все
дальше на север, к Лондону, мне уже слышался далекий колокольный звон. Так
несется призрачный всадник в спустившейся тьме. Пуста дорога перед ним,
пуста и ненужна, и даже печаль его забыта и оттого печально ему; и лишь то,
что было - будет и будет... Снег заметет одинокую душу, колокол прозвучит о
ней вдалеке да одинокая птица мелькнет в небе...
И еще я чувствовал, будто вдохнул слишком много и оттого переполнен не
воздухом даже, а волшебной аурой, напоминающей драгоценные камни размерой с
галактику и болезненные объятья с Син, когда у меня была простуда и
температура под сорок градусов по Цельсию. Моя бесстрашная девочка, хотя бы
ты иди сюда. Мне плохо.
Она появилась справа, выхваченная из теплого дома, в легком платье и сразу
побежала мне навстречу. Я сказал еще, и рядом упала роскошная русская шуба,
подарок властителю зимы. Я набросил ее на плечи Син и мы пошли дальше,
прислушиваясь к колокольному звону, который, казалось, уводил, раздаваясь
то спереди, то сзади; еще не понимая, что начинается война.
Потом мы набрели на тропу посреди поля и я увидел едва заметные следы,
какие оставляют только привидения и какие лишь мне видны, расслышал их
неслышные шаги, почувствовал в воздухе разлитый след их запаха, как в
древнем гэльском храме. Здесь явно недавно прошли сиды и я понял, надо идти
по этой невидной тропе в белоснежном снегу. Моя девочка мерзла и я взял ее
на руки и понес, продолжая идти по неровным сугробам.
На холмике, куда мы вышли спустя полчаса, лежала чудесная волшебная корона.
Я почувствовал себя без сил, но Син взяла ее и надела мне на голову.
И мир вокруг исчез.
5. ДАЭМОН ПОКИДАЕТ ЛОНДОН
Синтия Линда Лауренс ждала меня, как я вернусь из странствия. Когда-нибудь
быть может и расскажу о нем - не сейчас. Мое забытье длилось для нее не
больше минуты - хотя одна готова была ждать, как сама выразилась, "all the
time..." Мне снова было хорошо, ведь видения, прошедшие передо мной,
сводили с ума своей невыносимой прелестью. Теперь я лежал на холодной
земле, не боясь простудиться; мне не хотелось никуда идти. Но я знал, что
теперь делать. Мир уже изменился за время моего отсутствия, революция
началась.
- Я оставлю тебя здесь, милая. Каждый из нас...
(она посмотрела на меня своими прекрасными печальными глазами)
- ...должен быть там, где его дом. Мне сказали, что я должен идти в "страну
холода" и попасть в сердце циклона, чтобы заставить его повиноваться мне.
Вести невесту ледяную звезду дорогой запада до пересечения с линией
Геспера. Не плачь обо мне - в России я либо сгину, либо вернусь к тебе с
победой.
- Кто может приказывать тебе, Даэмон? И почему ты не возьмешь меня с собой?
- Ты - мой лондонский сон, останься им, любовь моя. Не пристало тебе
мерзнуть в хлеву после призрачных моих дворцов здесь, в Британии. Что до
приказов... они не приказывают, они сообщают мне верные шаги. Я ведь сам
учил их этому - давно, когда был в силе.
И еще я обручился с ней на холодном снегу, среди зимней пустыни. Из
порезанных запястий струилась алая кровь, от которой снег таял мгновенно,
становясь благословением. Мы благословили эту серую землю, на которой
Владыка нашел свою корону. Я смешал кровь с кровью английской аристократки,
она - с волшебной кровью Люцифера. А потом слезы потекли по моим щекам, это
любовь что ли, не знаю что. От обреченности, может быть. Я вспомнил, как
малы наши шансы, как лают мерзкие псы под окном... как, возможно,
бессмысленны все наши действия. В магическом месте под Владимиром меня
ждали знаки власти, которые накопили силу далеких звезд за этот год. Я
закрыл глаза и прошептал страшные благословения, проклятия, проклятия. Всем
им, сильным и наглым, всем возвышенным неправдой, всем мнящим себя
владыками мира. Я протянул руки в смутно осознанном жесте и понял внезапно,
первый фронт пал. Все враждебные мне невидимые, пронизывающие пространство
земли, были уничтожены моим огнем. А верные мне опускались на землю в своем
безумном полете, говоря ты победил. Ты ждал год и смог сокрушить их за
секунду. Прими теперь власть над людьми.
Синтия, зачем ты зажгла свет? Мне было славно и в темноте, хотя... да, это
тоже ничего. Мне нравится, что ты подходишь ко мне сама, подойди еще ближе,
да, ты поняла, чего я хочу. А! ты тоже испорченная, как и я, и правильно,
зачем скрывать, чего хочешь... От тебя пахнет дорогими духами и дымом
незажженных свечей, яблочным ароматом наркотического Гесперида, моя фея,
тайные слова шепчут они над океаном за окном. Дай я завяжу тебе руки, и еще
- не говори ничего. Моя власть - в молчании, твоя покорность... Ты опять
угадала, и я люблю тебя за это... люблю... От сумасшедших поцелуев кружится
голова, открой окна, и мы посреди океана, бескрайнего и моего. Это другой
мир уже, но ты сюда хотела. И очертания твоего нереально прекрасного тела -
последнее, что я помню перед сном, ведь я устал. Но даже там, далеко,
ночью, я знаю, что ты рядом и лежишь в моих невольных объятиях - трепетная,
прекрасная и обнаженная...
В аэропорту Син провожала меня в окружении людей в черных плащах, больше
смахивавших на гангстеров. Я знал, под каждым из их плащей - смертоносный
пулемет, который тошнит смертью, и каждому из них мною дана сила пересекать
стены, обманывать радары, одним взглядом разрывать сердце противнику. Я
оставлял Син в надежном окружении - надежном от людей, а с духами я и сам
как-нибудь управлюсь.
Со мной летели только хранитель и старый мой московский знакомый Ваня,
решивший было однажды стрельнуть себе в горло. Он возмужал за этот год,
смотрел по сторонам умирающим от голода волком, готовым умереть скорее, чем
принять из рук людей на трапезу падаль.
- Зачем вы летите самолетом, сэр Дэй, если можете за долю секунды оказаться
в России? - спросил было третьего дня Ангус Айрем.
- Мне нравятся самолеты... И открою тебе секрет: я не хочу больше
волшебства. Я вызвал на себя гнев...
- Бога?
- Если бы... Гнев неодушевленных тупых сил, стропил вселенной, гадких
маленьких вонючек. Но они несутся сюда с небывалой скоростью, разыскивая
Даэмона. Теперь никто не может мне помочь, а волшебство только отбросит их.
Но не уничтожит. А ведь я теперь знаю, как победить - не пользуясь своими
силами сам, я вынуждаю их не пользоваться своими. Поэтому волшебство
кончилось, Ангус Неглупый. Я должен принять власть над людьми, но не
хитростью. И не тем, что можно назвать хитростью. Победить вонючек можно
только загнав их во владимирский синхрофазатрон - всех разом. Там я открою
им себя - но не раньше. Поэтому мы принимаем вид обычных странников, так
они нас не увидят. Я верю, юная Фортуна от меня без ума и не допустит... Я
бросил щит, Айрем. Мы даже не берем с собой в самолет пистолеты, хотя я без
труда мог бы сделать их невидимыми. Но не хочу и все.
Мы поднялись по трапу и я взглянул на аэропорт лондонский в последний раз.
В небе было облачно, на город ложилась неровная тень и ветер, внезапно
кинувшийся на меня, словно предупреждал: опомнись. Или просто хотел
показать врагам, где Даэмон. Кто его знает...
Я раскрыл какой-то журнал, но не в силах читать откинулся назад и закрыл
глаза. И тогда вспомнил милых моих фей, фантастические надзвездные сады,
невыносимые песни звучащие там... И, казалось, заснул...
- Властитель! Прошу вас, проснитесь!
- В чем дело? Я же просил не называть меня этим глупым именем!
- Мне тревожно, Даэмон, - воскликнул хранитель, - так тревожно, как
никогда. Они объявили посадку - но прошло не пять часов, а только три. Это
никак не может быть Москва.
- Может, у тебя часы встали?
Корнев Павел
Орловский Гай Юлий
Корнев Павел
Конан-Дойль Артур
Браун Дэн
Шилова Юлия