Еще несколько шагов – и тогда сквозь черные тополиные ветки глянут на усталых путешественников светящиеся окошки второго этажа.
Вот они, окна.
Однако горели только два окошка – в Наташиной комнате. Стекла Серёжиных окон отражали синевато-серое небо июльской ночи.
"Может, смотрят телевизор? – подумал Серёжа. – Или спят уже? Папа так рано не ложится… А может быть, оставили Марину у Наташки и в кино ушли на последний сеанс?"
Он слегка встревожился. Во-первых, чего же хорошего возвращаться в пустую квартиру? Во-вторых, не хотелось ему откладывать объяснение с отцом и тетей Галей.
Серёжа нисколько не боялся этого разговора. Но он хотел, чтобы поскорее остались позади все неприятности и все обсуждения этих неприятностей. Не надо о них вспоминать. Пускай только всадники на золотистых конях вспоминаются каждый день…
Серёжа и Нок вошли во двор. Серёжа толкнул нижнюю дверь, и они стали подниматься на второй этаж. Над лестницей горела неяркая лампочка. Потрескивали точеные старые перила. Когти Нока громко стучали по ступеням, и этот стук отдавался в железном корыте, которое висело у двери чулана. Пахло пересохшими досками, теплой пылью и древесным лаком. Это был запах пожилого доброго дома, в котором Серёжа провел все свои почти двенадцать лет… Верхняя дверь была облезшей клеенкой. Клеенка местами треснула, и в разрывах торчала пакля. На косяке весело белела кнопка. Это была обманная кнопка: звонок Серёжа и Наташка развинтили еще пять лет назад, когда строили из большой корзины и картонного ящика ледокол. Блестящая чашечка звонка понадобилась им для корабельного сигнала. С тех пор кнопку нажимали только те, кто первый раз приходил в этот дом.
Серёжа несколько раз ударил кулаком по мягкой клеенке. Бух-бух-бух… – отдалось за дверью. Сначала была тишина, потом часто защелкали подошвы, и Наташкин голос капризно спросил:
– Кто?
– Я.
– Кто "я"?
– Ну я, Сергей! Ты спишь, что ли?
Лязгнул крючок, и дверь распахнулась так стремительно, что перепуганный Нок отскочил на всю длину поводка. Наташка перешагнула порог и схватила Серёжу за локти мокрыми пальцами.
– Серёжка! Как здорово! Какой ты молодец, что приехал!
Она лишь мельком глянула на пса и даже не удивилась.
– Ой, ну как здорово! Бывают же чудеса! – повторила она и, не отпуская, потянула Серёжу в коридор.
Он совсем не считал, что его приезд такое уж чудо. Пожал плечами, втащил в коридор очень оробевшего Нока и взглянул на свою дверь. Обычно по вечерам в ней светилась тонкая щель. Сейчас ее не было.
– Где наши?
Глядя счастливыми глазами, Наташка сказала:
– Да! Ты ведь ничего не знаешь!
– Ничего не знаю. Скажешь ты наконец?
– Вы квартиру получили. Три комнаты. Уже неделю назад переехали.
Это была новость. Уж чего-чего, а такого дела он никак не ждал.
– Вот так финт… – медленно сказал Серёжа. – Это значит, я здесь уже не живу?
Она вздохнула:
– Значит… Ну и что? У тебя теперь будет своя комната. Ой, Серёжка, такая хорошая, просто прелесть! Окно на юг, реку видно. Обои на стенах такие веселые, голубенькие… Ты что, не рад?
– Да я не знаю даже…
Он и правда не знал. Он, видимо, просто устал сегодня от разных неожиданностей.
– А почему не написали, что новая квартира?
– Хотели тебе сюрприз сделать.
– Сюрприз… – усмехнулся Серёжа. Поглядел на притихшего Нока, потрепал ему загривок. – Я вот тоже сюрприз привез.
– Я уж смотрю… Это ты из лагеря такое страшилище везешь? Да нет, он хороший, только… больно какой-то уж непричесанный.
Нок вопросительно посмотрел на незнакомую девочку, потом на хозяина и вдруг зевнул во весь размах розовой пасти.
– Ой, – сказала Наташка.
– Она пошутила, Нок, – сказал Серёжа. – Она больше не будет, не глотай ее.
Наташка засмеялась и вдруг сразу встревожилась:
– Серёжка… А почему ты… Ведь смена только через десять дней кончится. Ой, выгнали, да?
– Сам ушел, – хмуро сказал Серёжа. – С начальником лагеря поругался.
Наташка охнула:
– Мамочка моя… А тебя отпустили?
– А я спрашивал?
– Серёжка, сумасшедший! Тебя же искать будут.
Серёжа поморщился:
– Да не будут, там знают… Я все расскажу, только потом, ладно?
Наташка тряхнула своими светлыми, коротко подрезанными волосами.
– Ну ладно. Идите в комнату, я вас кормить буду… Слушай, а у него блох нет?
– Нет… Не знаю… Не надо нас кормить, мы на катере ели. Ты адрес скажи. Мне ведь надо… домой.
– Ой, ты не уходи! – испугалась она.
– Как это "не уходи"?
– Подожди. Переночуй здесь.
– Зачем?
– Ну, зачем… Скучно же. Думаешь, приятно полночи одной дома сидеть?
– А где тетя Маша и дядя Игорь?
– В театр пошли. Опера из Свердловска приехала. А потом еще в гости к папиному знакомому.
– А тебя не взяли?
– А я не пошла.
– Почему?
– Из вредности.
– А-а…
– Конечно… Отца всю неделю просила: "Почини, почини велосипед". Он все: "Починю, починю". А сам дотянул… Все ребята на озеро сегодня уехали, а я дома осталась… Ну вот и пусть сами ходят в свой театр.
– Ну, ты тоже хороша. Дядя Игорь с утра до вечера на работе, а ты с велосипедом…
Наташка виновато шмыгнула носом.
– Он говорил: "Подожди до субботы". А в субботу его вызвали в порт. Что-то там срочное случилось. А он сейчас диспетчера порта замещает.
– Сейчас навигация в разгаре. Мы пока плыли, знаешь сколько всяких теплоходов навстречу попалось… Ну, ты все-таки давай адрес, я пойду.
– Останься, Серенький… – жалобно сказала Наташка.
Вот она всегда так, если хочет подмазаться: "Не уходи, Серенький. Сделай, Серенький". Только она Сереньким его и называет.
Раньше еще мама так называла, но это было давным-давно…
– Не уйдешь, да? Я пельменей сварю, у нас две пачки в холодильнике.
Пельмени – это, конечно, вещь, но…
– Куда ты пойдешь ночью… – уговаривала Наташка. – Это далеко, за семь кварталов, на углу Октябрьской и Челюскинцев. Уже полдвенадцатого. И холодно сейчас, вон у тебя руки в пупырышках.
Вечер и в самом деле был свежий. Серёжа, пока шел от пристани, слегка озяб. Но он сурово глянул на хитрую Наташку.
– Это от твоих рук. – Он потер ладонями голые локти. – Почему у тебя пальцы мокрые и холодные? Стирала на ночь глядя?
– Это я ревела, – сердито призналась она.
– Тоже из вредности? – понимающе спросил Серёжа.
– Нет… Я боюсь одна.
Махров Алексей
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Трубников Александр
Лондон Джек