понимаю я теперешней жизни: все эти профсоюзы и компанейские союзы,
стачки, кризисы, безработица и прочее; в старину ничего этого не знали.
Каждый жил на земле, занимался охотой, добывал себе достаточно пищи, за-
ботился о своих стариках, и каждому хватало. А теперь все пошло вверх
дном, ничего не разберешь. Может, я просто дурак - не знаю. Но вы
все-таки продолжайте, расскажите про свою мать.
Брауном влюбились друг в друга. Он был тогда на военной службе, еще до
войны. Когда вспыхнула война, капитана послали в Восточные штаты, а мама
уехала к своей больной сестре Лоре и ухаживала за ней. Потом пришло из-
вестие, что он убит при Шайлоу, и она вышла замуж за человека, который
уже много-много лет любил ее. Он еще мальчиком был в той же партии, что
и она, и вместе с нею прошел через прерии. Она уважала его, но по-насто-
ящему не любила. А потом вдруг оказалось, что мой отец жив. Мама загрус-
тила, но не дала горю отравить ей жизнь. Она была хорошей матерью и хо-
рошей женой, кроткая, ласковая, но всегда печальная, а голос у нее был,
по-моему, самый прекрасный на свете.
меня хранится очень красивое стихотворение, которое она ему посвятила, -
удивительное, прямо как музыка. И только через много лет, когда, нако-
нец, ее муж умер, они с отцом поженились. Это произошло в тысяча во-
семьсот восемьдесят втором году, и жилось ей тогда хорошо.
себя, что на этот раз его прощальный поцелуй был более долгим, чем обыч-
но.
завтраке, ни о чем не хлопочите. Я все это устрою. Будьте только готовы
ровно в девять.
когда она вернулась из кухни, куда бегала уже второй раз, чтобы посмот-
реть в окно, не подъехал ли экипаж, Сара, как обычно, на нее накинулась.
начала она. - Посмотрите на меня, я день и ночь гну спину, а разве у ме-
ня когда-нибудь были шелковые чулки да по три пары туфель? Но я одно го-
ворю: бог справедлив, и некоторые люди не обрадуются, когда придет расп-
лата и они получат по заслугам.
младшего сына, незаметно подмигнул Саксон, что, мол, на Сару опять "нае-
хало". А Саксон тщательно перевязывала лентой волосы одной из девочек и
казалась всецело погруженной в свое занятие. Сара грузно шлепала по кух-
не, перемывая и убирая посуду после завтрака. Наконец, она, охнув, вып-
рямила спину и, отойдя от раковины, с новым приливом злобы уставилась на
Саксон.
не совсем стыд потеряла. Хороша! С боксером спуталась! Слышала, слышала
я кое-что насчет твоих похождений с этим Робертсом. Тоже гусь! Да подож-
ди, голубушка, дай только Чарли Лонгу до него добраться! Тогда увидишь!
очень хороший парень.
окончательно рассвирепела.
пьяница...
разила Саксон.
дома держит бочонок пива.
рукой.
вновь перешла она в наступление, направленное теперь и на мужа. - Он чу-
жого не берет, зарабатывает хорошо, во всяком случае побольше, чем иные
прочие.
с два он работал бы на этом предприятии, да и на любом в Окленде, если
бы не был в ладах с союзом кузнецов. Ты ведь, Сара, ничего не понимаешь
насчет профсоюзных дел. Коли человек не хочет умереть с голоду, он дол-
жен держаться за союз.
маю! Где уж мне! Я дура набитая! И ты мне это говоришь при детях?! - Она
с бешенством обернулась к старшему мальчику, который вздрогнул и отско-
чил. - Слышишь, Билли? Оказывается, твоя мать дура! Понимаешь? Твой отец
это ей заявляет в лицо, и при вас - детях! Она круглая дура! Скоро он
скажет, что она спятила, и отправит ее в сумасшедший дом. А что ты на
это скажешь. Билли? Тебе понравится, если твоя мать будет сидеть взапер-
ти, в халате, в отделении для буйных, без солнца, без света, и ее будут
бить, как били негров, когда они были рабами. Билли, как настоящих чер-
номазых негров? Вот какой у тебя папаша! Подумай об этом. Билли! Предс-
тавь себе свою мать, которая тебя родила, в буйном отделении, среди су-
масшедших! Они воют и вопят, а кругом валяются залитые известью трупы
тех, кого эти звери сторожа били так, что забили до смерти!..
будущее, которое ей готовит ее супруг, а мальчик, охваченный смутным
предчувствием какой-то непонятной катастрофы, начал беззвучно плакать, и
его нижняя губа судорожно вздрагивала.
чтобы не ссориться!
накидываетесь!
тебе детей народила, я работала на тебя, как каторжная, я все руки себе
отмотала! Ты и спасибо не скажешь... при детях оскорбляешь меня, кри-
чишь, что я сумасшедшая! А ты для меня хоть что-нибудь сделал? Ты вот
что скажи! Я на тебя и стряпала, и твое вонючее белье стирала, и носки
чинила, и ночи не спала с твоими щенками, когда они болели! А вот на -
посмотри! - И она высунула из-под юбки бесформенную распухшую ногу, обу-
тую в стоптанный, нечищенный потрескавшийся башмак. - На это посмотри!
Вот я про что говорю! Полюбуйся! - Ее крик постепенно переходил в хрип-
лый визг. - А ведь других башмаков у меня нет! У твоей жены! И тебе не
стыдно? Уж трех пар ты у меня не найдешь! А чулки? Видишь?..
нестерпимой обиды и злобы; но тут же опять поднялась, деревянным углова-
тым движением, как автомат, налила себе чашку остывшего кофе и таким же
деревянным движением снова села. Она вылила на блюдце подернутую жиром,
противную жидкость, - словно кофе был горяч и мог обжечь ей рот, - и
продолжала бессмысленно смотреть перед собой, а грудь ее приподнималась
судорожными, короткими вздохами.
Том.
судьба целого государства, опрокинула блюдечко на стол, - затем подняла
правую руку, медленно, тяжело, и так же неторопливо и тяжело ударила То-
ма ладонью по щеке и тут же истерически завыла - пронзительно, хрипло,
все на тех же нотах, как одержимая - села на пол и принялась раскачи-
ваться взад и вперед, словно в порыве безысходного горя.
лись обе девочки с новыми лентами в волосах.
очень хотелось ласково обнять его и утешить, но она не решилась.
беру.
их отсюда, - сказала Саксон; сердце ее сжималось, она была бледна и дро-
жала.
что ей нужно.
Всеми силами старалась она казаться спокойной, чтобы успокоить эту раск-
ричавшуюся, обезумевшую женщину, все еще бившуюся на полу. Тонкие доща-
тые стены дома пропускали малейший звук, и Саксон догадывалась, что шум
скандала слышен не только в соседних домах, но и на улице и даже на той
стороне. Больше всего она боялась, чтобы именно в эту минуту не появился
Билл. Саксон чувствовала себя униженной, оскорбленной до глубины души.
Каждый ее нерв трепетал, вид Сары вызывал в ней почти физическую тошно-
ту, и все же она не теряла самообладания и медленным, успокаивающим дви-
жением гладила волосы кричавшей женщины, затем обняла ее - и постепенно
ужасный, пронзительный визг Сары стал затихать. Еще несколько минут - и