ря Паоле Дестен они на этот раз признали, что его траты благоразумны и
целесообразны. Что же до его сельскохозяйственных затей, то, поскольку
рудники "Группы Харвест." процветают, - пусть забавляется! Он имел пол-
ное право разрешить себе кое-какие причуды.
тому что рабочая лошадь - это рабочая лошадь. Я еще понимаю, если бы вы
купили скакового жеребца...
шюру о свиной холере, с дальнего конца двора в открытое окно стали доно-
ситься звуки, говорившие о пробуждении той, которая смеялась в рамке над
его постелью и всего лишь несколько часов тому назад оставила на полу
его спальни свой розовый кружевной чепчик, подобранный заботливым слу-
гой.
пела, и ее звонкие трели вырывались то из одного, то из другого окна и
звучали по всему ее длинному флигелю. Он услышал затем ее голос в садике
посреди двора, но она вдруг прекратила пение, чтобы побранить своего
щенка колли", соблазнившегося мелькавшими в бассейне фонтана японскими
оранжевокрасными веерохвостками с пестрыми плавниками.
всегда новым, и хотя он сам вставал много раньше. Большой дом казался
ему не совсем проснувшимся, пока через двор не доносилась утренняя песнь
Паолы.
о жене, - его поглотили дела. Он снова погрузился в цифровые данные о
вспышке свиной холеры в Айове, и Паола исчезла из его сознания.
время всегда сладостный для его слуха голос, и Паола впорхнула к нему в
легком утреннем кимоно, стройная и живая, обвила его шею рукой и уселась
на услужливо подставленное им колено. Форрест прижал ее к себе, показы-
вая, что весьма дорожит ее присутствием и близостью, хотя его взгляд еще
с полминуты не отрывался от выводов, сделанных профессором Кенили отно-
сительно свиной холеры и опытов, произведенных на ферме Саймона Джонса в
Вашингтоне, штат Айова.
сытились счастьем! К вам пришла ваша жена, ваш мальчик, ваша "маленькая
гордая луна", а вы ей даже не сказали: "С добрым утром, милый мальчик,
был ли ваш сон тих и сладок?"
к себе жену, поцеловал ее, но указательным пальцем правой руки упорно
придерживал нужное место в брошюре.
она спала после того, как оставила свой чепчик возле его постели. Он
захлопнул брошюру, продолжая придерживать пальцем страницу, и обеими ру-
ками обнял Паолу.
жал он. - Леди Айлтон принесла одиннадцать поросят. Ангорских коз тоже
сегодня пригнали с гор, им пора котиться. Ты бы видела их! И дикие кана-
рейки бог знает сколько времени обсуждают во дворе свои брачные дела:
можно подумать, что какой-нибудь поклонник свободной любви пытается раз-
рушить их мирное единобрачие, проповедуя всякие модные теории. Удиви-
тельно, как это их диспуты не мешали тебе спать. Вот они начали снова...
Что они - выражают сочувствие или бунтуют?
ванное и переходящее в пронзительный писк. Паола и Дик слушали их с вос-
хищением, как вдруг в этот хор крошечных золотистых любовников, с вне-
запностью судьбы, мгновенно заглушив его и поглотив, ворвался другой
звук, не менее дикий, певучий и страстный, но потрясающий своей мощью и
широтой.
двери на дорожку, обсаженную сиренью, и, затаив дыхание, ждали, когда на
ней появится огромный жеребец, - ибо это он трубил свой любовный призыв.
Все еще невидимый, он затрубил вторично, и Дик сказал:
го Горца. Это он ее трубит. Слышишь, опять! И вот что он поет: "Внемлите
мне! Я - Эрос. Я попираю холмы, моим голосом полны широкие долины. Кобы-
лицы на мирных пастбищах слышат меня и вздрагивают, ибо они знают мой
голос. Травы становятся все пышнее и выше, земля жирна, и деревья полны
соков. Это весна. Весна - моя. Я царь в моем царстве весны. Кобылицы
помнят мой голос, ведь он жил до них в крови их матерей. Внемлите мне! Я
- Эрос. Я попираю холмы; и, словно герольды, долины разносят мое ржание,
возвещая мой приход".
губами его лба. Оба смотрели на дорогу, на которой вдруг, как величест-
венное и прекрасное видение, появился Горец. Сидевший на его спине чело-
век казался до смешного маленьким; глаза Горца, подернутые, как обычно у
породистых жеребцов, синеватым блеском, горели страстью; он то опускал
голову и, роняя пену, терся вздрагивавшими от волнения губами о шелко-
вистые колени, то закидывал ее и, сотрясая воздух, бросал в небо свой
властный призыв.
ности к великолепному животному, которым он так любовался. Но вспышка
тут же погасла, и, чувствуя себя виноватой, она весело воскликнула:
тем опомнился и с тем же веселым азартом запел:
кончил, почувствовала нетерпеливое движение его руки, все еще державшей
брошюру о свиньях, и заметила быстрый взгляд, невольно скользнувший по
циферблату часов на письменном столе: они показывали 11.25. И снова она
попыталась удержать его, и опять в ее словах невольно прозвучал мягкий
упрек.
проговорила она. - Иногда мне кажется, что ты в самом деле Багряное Об-
лако - сажаешь свои желуди, а потом славишь первобытную радость труда. А
иногда ты представляешься мне ультрасовременным человеком, последним
словом в царстве двуногих, мужчиной, для которого статистические таблицы
- это целая Троянская война, вооруженным пробирками и шприцами, при по-
мощи которых он, как гладиатор, борется с разными таинственными микроор-
ганизмами. Минутами я готова даже признать, что тебе следовало бы носить
очки, обзавестись лысиной и что...
женщину, - докончил он, обнимая ее еще крепче. - И что я всего-навсего
дурацкая ученая обезьяна и не заслужил это "легкое облачко нежнорозовой
пыльцы". Слушай, у меня есть план. Через несколько дней...
лось сдержанное покашливание, и, повернув одновременно головы, они уви-
дели Бонбрайта, помощника секретаря, с пачкой желтых листков в руке.
что две из них очень важные. Одна по поводу отправки быков в Чили...
чувствовала, что он опять уходит от нее, возвращается к этим статисти-
ческим таблицам, накладным, секретарям и управляющим.
новому бою, он будет называться О-Хо. Тебе нравится?
тебе скоро придется называть их: "О-Кот", "О-Конь", "О-Бык".
му скоту, - ответил он торжественно, хотя лукавый блеск его глаз гово-
рил, что он шутит.
ченные возможности. Зря у тебя все начинается с "О".
вскрыв телеграмму, погрузился в подробности отправки на скотоводческое
ранчо в Чили трехсот годовалых племенных быков, по двести пятьдесят дол-
ларов каждый, франко-пароход. Все же пение Паолы, уходившей через двор в
свой флигель, доставило ему, как всегда, удовольствие, - он и не заме-
тил, что ее голос чуть-чуть менее весел, чем обычно.