Верно, давай мы, значит, спорить пари, что не спроворить тебе оттуда хотя бы
одну балясину, а когда и спроворить, то слабо тебе на ней удавиться, слабо,
вряд ли, пожалуй, удушишься ты на ней, запасуешь, кишка тонка, и так далее.
Это сидни Петру на косе говорили, это они, сидни, твердили Федору, а у Ильи
дело к ужину, ракушки на угольях пеку. Скис ветерок и рябь на воде ли, в
душе ли на место вся улеглась, и соловей тут в ужовниках пули льет. Кто про
завод -- я про фабричку. Голос был мне: имей в виду, учредят в грядущие
сроки фабричку при устье Жижи-ручья, не какую-авось, так себе, а пуговичную.
Как учредят, как запустят, да как пойдут пуговицы изготовлять -- так сразу
застегнутые все станут ходить наглухо. И потребуются перламутры в
количествах -- только подтаскивай. И откроют при фабричке точку, но не
коньков, а приемную, и начнут от населения всей державы ракушки брать, ибо
довольно-таки в них перламутров скрывается. А кто более остальных полезного
сдаст, того фабричка челноком подарит. По-хорошему тебе говорю, голос был,
не ленись, собирай сокровища. Много бродил я и много ужинал, ракушек
опустошил -- несть числа. Створок порожних, благоустроенных ладошек
нищенских на манер, створок бесценных, с исподу матовых, припрятал --
страсть. Прятал открыто, разбрасывая по земле, потому что вещь, на виду
лежащая, -- она укромней всего лежит. Так что Вы, эту тайну выведав,
чур-чура, не приходуйте перлы мои, буде обрящете. Ну, в руках повертеть --
повертите, запрещать не хочу, но повертели -- и кладите назад, где взяли,
иначе Карл у Клары украл кораллы получится. Настоящее прошу передать по
команде, чтобы усвоили, табакуры же в первый ряд. А то моду взяли -- все под
пепельницы приспосабливать. Ужо им, настанет, знаете, ли, некоторый день.
Как завижу -- баржи с пилильщиками поволокли бревенчук пилять, то хватаю
мешок поуемистей да поцелей и чешу торопливым аллюром по бивуакам
старопрежних пиров. Соберу, сдам по адресу -- ладья моя. Не худой, все
заметят, Илья себе челночек прикукобил, не так себе. А вы как думали, я
скажу, полагали -- лыком я шит, дулей делан? надеялись -- мякина у
точильщика в котелке? Нет, завистники, нет, нехалявые, это лишь с виду я
юноша немудрой, понарошке только к навозу жмусь. Светлое будущее у меня
настанет тогда с яликом личным. Вот когда мы за ягодами лесными в Заволчье
повадимся, грибники ль записные. А то я приглашаю радушно, а с транспортом
напряженка. Все же верю -- в свое время и на ту сторону попадем, давайте
лишь выдержку отработаем. Сапоги, повторяю, достаньте -- кровь из носу,
крапивой щиколки обстрекать по лощинам -- пара пустяков, да и змея в
буераках держится. Да, и дождевик прихватите, вдруг дождь. Здравия желаем,
долговязый Вы мой в макинтоше и в кепаре, залезайте, корма скучает по Вас.
Мяты, медуницы, болиголова я там подстелил, чтобы Вам пахло недурно, чтоб
ненужный запах отбить. И отчаливаем, наконец, с прибаутками и с козьими
ножками на губах. Верней, Вы в последний момент закапризничали, отказались
-- и я в одиночестве отвалил. Отвалил я пошляться в свои мировые орешники,
которые завещал мне однажды осенью один старожил. Завещал, показал, а к
весне отойти предпочел он к умершим. Но орешники действительно хоть куда, в
гранке каждой орехов, что у приблудной козы, не в обиду ей будет сказано,
под хвостом катяхов. Правда, к стыду моему ни разу я после имение это
недвижимое не навестил. Что за притча, зачем я туда не направлюсь уже на
артельском челне ? А затем, что пропили мы артельский артельным же способом
раз двадцать пять. Пареной репе подобен, но всякую снасть или живность
дозволяет пустить в оборот не единожды. Нету денег порой; ничего, дело
ихнее, зато есть кот. Не у нас, понятно, точильщиков, нам ни к чему, мышь
железа пока не кушает, у мельника, видите ли, имеется кот. И прикидывается
один из шатии перехожим каликою и переходит к мельнику на бугор: какое это
село тут будет у вас? Не обессудь, Малокулебяково, мол. А я думал --
Мыломукомолово тут будет у вас. Нет, Мыкомулоломово -- песня давняя,
Мыкомулоломовым мы прежде звались. Хм, а Милокурелемово в таком варианте
где? Малокулелемово, рече, в другой стороне совсем, у нас мало никогда не
кулемали. И покуда он с мельником чепуховину эту мелют, пролазы наши за
амбаром кота караулят с мешком. Кличет мельник на туманной заре ангорца
сибирского, бродит, зычный, по-над Итиль-рекой, а тот -- далече. Не дрейфь,
растяпа, в добрые руки починщики его сбудут с рук. Сразу и новая смена
рукава засучает. Верю, и сотрудники не подведут, мурлыку у покупателя со
двора сведут тем же способом. Сходственная катавасия наблюдалась и с
челноком. Не скажу теперь, у кого мы его впервой утянули, слишком событие
удалено, да и не суть это важно. Замечу только -- сплавляли затем многажды и
регулярно и тоже всенепременно понятливым. Напоследок, однако, срезались,
осрамились, загнали весьма безответственному. По совершению купчей, после
заката, в куриную слепоту возникаем как тать у прибрежных колов, где по
сведениям прогнозов сударь сей лодку нашу намеревался держать. Смотрим --
нет плоскодонки, лишь груда щепы лежит. Выясняется. Меж тем, как мы с
беднягой торговлю вели, у него как раз баньку обчистили. Ковш забрали,
мочало, обмылок и казанок. И сетку заодно выдрали из ручья, поскольку баня
та при ручье. Егерята промыслили, сомнений на этот счет не лелеем. И когда
покупатель приплыл на обнове домой и обнаружил ущерб -- он тогда весь
затрясся. Зачем смеешься, черемисы одни спросили, посиживали невдалеке, за
воротник закладывая: что ли весело? Как же мне не смеяться, Вася этот --
потому что это был он -- отвечал. Как же мне не смеяться, он отвечал,
сквозил мне в буреломе судьбины разъединственный огонек -- мережа дыра на
дыре, и мечтал в рыбаки податься, дощеник все желал прикупить. И проследите:
то челн уке -- снасть э-э, а то челн э-э -- снасть уке, ее выкрали. Нет,
неправильно Михей Марафетин учил, будто всякий ставит брату своему сеть;
здесь картина обратная: ты, брат, ставишь, а брат твою сетку тащит. И
сотвори Василий топор и поруби наш струг за ненадобностью в ликованьи
сердешном. Вот и обезлодили мы на старице лет, прогуляли ушкуй свой
артельным путем безвыгодно. Как же, говорит, не смеяться.
достали и сапоги, и лукошко, и плащ; и что характерно -- я отвалил, а Вы
воздержались. Я всполошился: загрипповали, хвораете? Нет, здоровье по норме,
хлопоты просто по службе наметились -- с письмишком твоим спешу
ознакомиться, а грибы мои, к сожалению, меня подождут. Истина Ваша, синица
верней журавля; ознакомьтесь, вселите надежды великодушно. Отпихнулся чем
водится -- и пошел жуком-водомером безвредным рывками ширь мерить. Точно как
чибисы уключины плачут, ничуть не смазаны. Замечаете, погодка установилась
-- шепчет, давешней не чета. Не стрельнуть ли у Вас по этому случаю двоечку
папирос, одну в зубы, вторую за ухо, про запас. Лепота невозможная. Бор --
красный, лес -- лис с подпалинами, Итиль -- медом потек перламутровым --
ложкой ешь. И вода просвечена, что луной, и ведомо-неведомо пустылок на дне,
и нашлепку любую читаешь ярлычную запросто, как сквозь прилавка стекло.
Поднырнуть бы, собрать бы сосуды бесхозные -- да в Слободу. А? Что Вы,
пустые мечтания, глубоко непомерно, а вовсе не водолазы мы. Вот пиявкам --
доступно, сосут. А караси-то здесь где, ерши эти самые? Пригляделся --
кемарили в ямах, в тени берегов, под корягами, и Орина плыла надо мной,
ляжки ее разводя по-лягушьи, совсем. Будто в зеркале плыла она наверху,
будто блазнилась, и волосы длинные тянулись, как тина вдоль боков и спины,
груди же -- чтоб не соврать -- ходили парой крупных линей меж рыб. Из
далекой близи моей мог без зазрения совести впечатление от женщины получить,
и рассматривал всю, поскольку хватало воздуху, а когда не хватало --
выплыву, подышу и назад. Статью своей разбитной нарочито гусей дразнила в
Илье, но характер держал, не давая нервам амнистии, и терпенье хранил
горделиво -- дразни-дразни, нам, сиротам, не привыкать, мы вытерпим. Но
поимей в виду: как набью я оскомину долгой мольбой, как принужу тебя,
курносую, по всем статьям -- уж попарю я, паря безродный, корягу плоти моей
бессовестно, поманежу, как следует быть. Что ракушек касается, то и они, они
тоже там были раскиданы. Эти просто раскиданы, лежали, отсвечивая, иные
ползли старательно, не известно куда, и при том оставляли на грунте
податливом, зыбком такие следы, будто Горыныч наползал их, тонины небольшой.
Спички и соль, намекаете, имел ли я при себе? Не совсем: в числе остальных
специальностей находились в одеждах, а те, в свой черед, в скабиозах, в
чапыжниках. До искалеченья -- и даже поздней -- до той бобылочки вплоть,
которая пистоны позастрочила намертво, дабы руками я попусту в карманах не
шуровал, все достоянье хранил я обычай прадедов там содержать. Ныне манатки
складирую частью в суму, частью в пустую штанину подвязанную -- комфорт. Не
было бы, говорит, удачи, да неудача была. Ну и вот. Что предсказывал я Орине
в уме -- то и сделалось. Навещаю по старому стилю того же июля числа,
понимаете ли, двадцатого, у Ильи именины, а у нее выходной отгул. Неужели в
апартаментах торчать -- айда пошляемся. Пятый час. Воздух стыл его слабый,
трогательный, но ляги, поди ж ты, расквакались, как ненормальные, зачуяли
настроенье мое. Было мелочью рублей при себе четырнадцать, на станции с утра
насшибал. Из них под платформой только обрел до рубля -- растереха еще у нас
пассажир. И вообще красота под перроном, уютно -- коптишь, покашливаешь, и
всем на тебя наплевать, где ты есть, или, может быть, кто. Наоборот, ты
сквозь щели меж досками любопытствуешь и провидишь все досконально;
некоторые, к примеру, барышни вообще почему-то без нижнего. Ну, и Орина
аванец накануне взяла -- гуляй, рванина. Был-имелся в те хитрые годы как
годы трактир-не трактир, лабаз-не лабаз, а давай читать забегаловка.
Отстояла она от бараков -- рукой подать, ближе близкого, фрамугами лупилась
на тракт. Отоварились -- и приютились за дамбой, в акациях, в самой дреме.
Оре я, как не нами заведено, лапсердак подстелил, сам -- просто так.
Закусили; таранка азовская вяленая, третий сорт, -- та и сейчас перед
глазами стоит. Спели, попели, потом я несколько рискованных приключений на
память привел. А замолаживало, гроза от хранилища заходила, и пожалел я об
этой затее своей, потому что достали нас -- прямо достали квакухи хором
большим. Мыслил я тучи вспять завернуть, да лень одолела, назюзился и
размяк. Бог с ней, думаю, пускай гремит, скрытная вода в облацех, авось
пронесет. Ан пролилось. На поляне пристигло нас, у самых качель. Поугрюмело
все, зашаталось, закапало. Побежали, торопит. Сама на берег влечет. Там
карбас перевернутый ничейный на гальке валялся ничком, и рогатина невысокая
его подпирала под обечайку, чтоб можно было подлезть. Спички подмокли, но
кремень и огниво не отказали -- трут подпалил я в момент. Щепок хрустких и
гильз отработанных папиросных -- всякой горючей мелочи нашлось в избытке;