Чтение 14–й страницы книги ~Голубое сало~

Барыня, голубушка, вы же все сзади забрызгаться изволили! Позвольте плащик!
ЗНАМЕНСКАЯ (облокачивается на ствол яблони). Оставь.
АНТОН. Вы, чай, со станции?
ЗНАМЕНСКАЯ. Да. Я постою здесь немного и пойду. А ты не говори ему ничего.
Слышишь?
АНТОН. Да как же это?
ЗНАМЕНСКАЯ. Ответь мне, что, он по-прежнему... (Задумывается.)
АНТОН. Чего изволите?
ЗНАМЕНСКАЯ. Нет, ничего. Прощай. (Бросает ветку сирени, идет прочь, но
сталкивается с Полозовым. Он во фраке и белых перчатках, держит на руках мертвую
борзую собаку.)
ПОЛОЗОВ. Арина... Арина Борисовна.
ЗНАМЕНСКАЯ (отворачивается). Виктор Николаевич.
ПОЛОЗОВ (в оцепенении). Я...
ЗНАМЕНСКАЯ, Простите за беспокойство.
ПОЛОЗОВ (с трудом говорит). Вы... нисколько. Позвольте. Это так...
ЗНАМЕНСКАЯ. Я зашла посмотреть на ваш сад. Просто так. У вас умерла собака?
Постойте, неужели это та самая? На руках она такая маленькая.
ПОЛОЗОВ (кладет собаку на землю). Я очень рад вас видеть. Это так неожиданно, но
очень хорошо. Очень хорошо
ЗНАМЕНСКАЯ. Что - хорошо?
ПОЛОЗОВ Что вы здесь.
ЗНАМЕНСКАЯ. Так странно... Когда я шла со станции через рощу, меня обогнал
пьяный мужик на лошади. Голый по пояс, с какой-то механической вещью в руке,
наверно отломанной от какой-то машины. Он ей стучал по стволам берез и кричал:
"На постой, на постой!" Сумасшедший мужик. На какой постой? Совсем сумасшедший
мужик И очень злобный.
АНТОН (качает головой) Это, видать, востряковские озоруют.
ПОЛОЗОВ (Антону). Поди, собери нам чаю.
АНТОН. Сию минуту, батюшка.
(Уходит.)
ЗНАМЕНСКАЯ (наклоняется к собаке, гладит ее). Да. Это тот самый пес.
Древнегреческий, как говорила ваша сестра. А я забыла, как его звали: Ангиной?
Орест? Алкид?
ПОЛОЗОВ. Аттис.
ЗНАМЕНСКАЯ. Аттис! Милый Аттис. Да-да. Я вас еще тогда спрашивала - кто это -
Аттис? А вы отвечали - любовник Кибелы. Но я не знала историю Кибелы. А
признаться в этом стеснялась. А теперь - вовсе не стесняюсь. Мы брали Аттиса
всегда с собой на прогулки. Он был таким быстрым, красивым. А однажды кинулся
трепать барана. И вы так накричали на него. Виктор Николаевич, что у вас с
лицом?
ПОЛОЗОВ. Ничего. Кажется - ничего.
ЗНАМЕНСКАЯ. Скажите, это ужасно, что я здесь?
ПОЛОЗОВ. Это очень хорошо.
ЗНАМЕНСКАЯ. Я вам признаюсь - я не прочла ни одного вашего письма.
ПОЛОЗОВ. Я догадался.
ЗНАМЕНСКАЯ. Все восемнадцать писем я сожгла в камине. Это гадко, я знаю. Но мне
что-то мешало их прочесть. Я очень скверная?
ПОЛОЗОВ. Арина Борисовна, пойдемте в дом. Здесь сыро.
ЗНАМЕНСКАЯ. Нет, нет. Останемся, останемся. Я так любила ваш сад. В мае
особенно. Помните, когда приехали Панины? И вы с Иваном Ивановичем стреляли по
бутылкам. А вечером мы катались на лодке. И Кадашевский упал в воду. А на
следующее утро все яблони зацвели. Все сразу И вы сказали, что это оттого, что я
здесь. А Панин сказал, что это к войне.
ПОЛОЗОВ. Да... припоминаю.
ЗНАМЕНСКАЯ. Но войны не случилось. Только в Коноплеве мужик зарубил свою семью.
ПОЛОЗОВ. Это я тоже помню (берет ее за руку). Пойдемте в дом. Вам надо отдохнуть
и прийти в себя.
ЗНАМЕНСКАЯ (смотрит на мертвую собаку). Странно все-таки.
ПОЛОЗОВ. Что?
ЗНАМЕНСКАЯ. Мертвые собаки похожи на живых собак. А мертвые люди вовсе не похожи
на живых. Когда я хоронила своего отца, я знала, что это не он лежит в гробу, а
совсем другой человек. Поэтому я до сих пор не верю, что мой отец умер. Он жив.
Да и вообще, то, что лежало в гробу, не было похоже на человека. Вы не согласны?

ПОЛОЗОВ. Да-да. Вы правы. Хотя...
ЗНАМЕНСКАЯ. Что?
ПОЛОЗОВ. Вон отсюда!
ЗНАМЕНСКАЯ (непонимающе смотрит на него). Что?
ПОЛОЗОВ (кричит). Вон отсюда! Вон! Сейчас же - вон!
Знаменская делает два шага назад, неотрывно глядя ему в лицо, затем
поворачивается и убегает. Появляется Антон.
АНТОН, Звали, барин?
ПОЛОЗОВ. Нет... то-есть - да. Помоги мне. (Берет пса на руки и осторожно
опускает в яму.)
АНТОН. А что же Арина Борисовна? Чай пить пойдут-с? Я накрыл уж.
ПОЛОЗОВ. Помолчи (смотрит на мертвого пса, кидает на него горсть земли).
Закапывай.
Антон сваливает землю в яму.
ПОЛОЗОВ. Семь лет. Всего семь лет. Для дворовой собаки это - ничто. А для борзой
- срок жизни.
АНТОН. Как же! У борзых-то вся жизнь на бегу Продыху нет. А пес славный был. По
ладам-то чистый, густопсовый. А разметной-то! Страсть! Так и стелется, так и
стелется! Заглядишься, бывало. Ваш покойный батюшка, бывало, говаривал, - у
нашего Аттиса щипец, что у крокодила - зайца пополам перекусит. Сорок три лисицы
затравил. Вот дела какие.
Полозов медленно бредет к дому.

II

Гостиная в доме Полозова; Виктор Николаевич сидит в кресле и курит сигару; подле
него - китайский чайный столик, накрытый на двоих; с краю стоит графин с водкой.
Входит Антон с тарелкой соленых огурцов.

АНТОН. Вот, батюшка, все, что есть. А каперцы у нас еще на Крещенье кончились.
Какие уж тут каперцы, коли скоро хлеба купить не на что будет.
ПОЛОЗОВ. Ступай.
АНТОН (ставит огурцы на столик, прижимает руки к груди). Батюшка барин,
помилосердствуйте! Что же вы такое с собой творите?
ПОЛОЗОВ. Ступай.
АНТОН. У меня сердце кровью обливается, глядючи! Я же вас с пеленочек знаю! Как
же так, Господи Иисусе Христе! Почто вы себя эдак губить изволите-с?
ПОЛОЗОВ. Ступай!
АНТОН. Да иду, иду уж. Господи! Пропадем ни за грош... (Выходит.)
В полуоткрытое окно просовывается трость и открывает его. Показывается голова
Штанге.
ШТАНГЕ. Виктор Николаич, мамочка, приветствую!
У тебя, брат, ворота настежь! Сразу видать широкую натуру! Ты прости, мамочка, я
уж через окно, по-флибустьерски! (влезает в окно; на нем нанковая тройка, белая
шляпа, в руках трость и кулек с бутылкой мадеры.) Ну, здравствуй, мамочка!
Полозов, не вставая, подает ему руку.
ШТАНГЕ. Что это ты - чай огурцами закусываешь? (Замечает графин с водкой.) A,
pardon, водка! Прелестно! А я к тебе тоже с питейным трофеем! (Ставит на стол
бутылку мадеры.) Ein Geschenk, mein lieber Freund! Крымскую мадеру я предпочитаю
испанской. Ты один?
ПОЛОЗОВ. Один.
ШТАНГЕ. Что такой пасмурный? Случилось что?
ПОЛОЗОВ. Аттис умер.
ШТАНГЕ. Исдох? Ай-яй-яй. Жаль. Славный пес был Помнишь, как по осени тогда? Ату,
ату! Жаль, черт возьми. Искренне жаль. (Садится.) Угости-ка, брат, сигаркой.
Полозов молча открывает пустую коробку из-под сигар, показывает ему.
ШТАНГЕ. Вышли все? Черт с ними. (Оживленно.) Ну, мамочка моя, я тебе доложу -
Крым весной, это такое безэ, такая прелесть! Мы по-глупости туда все осенью, да
зимой норовим, а весной здесь родную грязь месим. А ты съезди в Ялту в апреле -
другим индивидуумом вернешься. Чудо, просто чудо. Все цветет, тепло, сухо,
воздух специально для наших бронхов. По набережной дамы прогуливаются. И весьма
недурственные.
Полозов молча смотрит на Штанге.
ШТАНГЕ. Что?
ПОЛОЗОВ. Ничего. (Пауза.)
ШТАНГЕ. Я глупости говорю?
Полозов молча курит.
ШТАНГЕ. Давай водки выпьем. (Наполняет рюмки.) Крымский воздух. Опьяняет и
оглупляет. Там все как-то мягко, красиво. Иногда даже - приторно. Я не любитель
десерта, ты знаешь, но в Крыму вдруг начинаю играть этакого метафизического
сладкоешку. Гипероптимиста с позитивистским флером. И поверь - нахожу в этом
удовольствие. Prosit! (Выпивает.) А вернешься к родным осинам, опять тоска
наваливается, да все это вместе - грязь, гадость и скука. Впряжешься в работу -
и вперед, птица-тройка! (Пауза.) Что ты так смотришь? Я околесицу несу?
(Усмехается.) Завтра мне директора банка резать. Представляешь, мамочка, банкир
и вдруг - грыжа! С чего бы это у банкира грыжа? Что он - на ассигнациях
надорвался?
ПОЛОЗОВ (выпивает свою водку). Сейчас здесь была Арина Борисовна.
ШТАНГЕ. Знаменская? Скажи на милость! Я слышал, у нее был бенефис. Она не
осталась?