приходила в лавку просить о продлении кредита. Как к себе домой заходит!
Он тут торгует бакалеей, а не раздает ее налево и направо. Он товаром
ведает, а не чувствами. Ему должны деньги. А он отпускает ей в кредит. Все
его требования денег тщетны. Остается только приглядывать за ней, пока он
их не получит. В таких обстоятельствах его нынешнее отношение - самое
лучшее, на что он способен.
вдохновенно-дерзкую речь, когда надо было встречаться с ним лицом к лицу
каждый день. Бандини не обращал ни малейшего внимания на ее смертный ужас
перед мистером Крэйком.
вдохновения, так необходимого для похода в лавку. Она подходила к окну и
садилась, заложив руки в карманы фартука, сжав в кулаке четки, - ждала.
Так она делала и раньше, всего два дня назад, в субботу, и за день до
этого, и все дни до этого, всю Весну, Лето, Зиму, год за годом. Однако
теперь мужество ее спало в загнанном измождении и никак не хотело
просыпаться. Она не могла пойти в лавку еще раз, не могла видеть этого
человека.
компаний соседских ребят. Они играли в снежки на пустыре. Мария открыла
дверь.
ее в дверях. Стояла белая тьма. По молочному снегу быстро ползли глубокие
тени.
Проехала машина, угрюмо громыхая цепями на колесах.
чтобы он сходил в лавку. Трусиха, просто трусит, стрелки на него
переводит, Крэйка боится. В ее голосе появлялась эта особая дрожь, когда
наступало время идти в лавку. Он попробовал отлынить, сделав вид, что не
слышит, но она все звала его, пока ему не захотелось заорать, а остальные
пацаны, загипнотизированные этой дрожью в голосе, не прекратили швыряться
снежками и не уставились на него, как бы умоляя что-нибудь сделать.
ней по снегу и обледенелой мостовой. Теперь ее было видно отчетливо. Губы
дрожали от вечернего холода. Она стояла, обхватив себя худенькими руками,
притоптывая носками тапочек, чтобы ноги не мерзли.
боишься, что у нас на счету слишком много. Так вот, я не пойду. Ни за что.
понимаешь. Ты ведь знаешь, какой мистер Крэйк.
пьяный его отец или трезвый, куда он все свои деньги девает, и как вы,
вопсы, вообще живете без единого цента за душой, и почему это твой старик
никогда не ночует дома, у него что - на стороне баба есть, которая его
деньги проедает? Мистера Крэйка он знал и ненавидел.
только я и работаю. Кто уголь и дрова носит? Я. Каждый раз. Пусть Август
сходит.
разгорелась вновь.
сейчас получишь, собака. Мария позвала с крыльца еще раз. Артуро не
ответил. Он закричал, чтобы заглушить ее голос. Уже совсем стемнело, и
окна мистера Крэйка расцвели в ночи. Артуро каблуком выковырял из мерзлой
земли камень и залепил его в снежок. Маленький Крэйк прятался за дерево в
пятидесяти футах. Артуро швырнул снежок с таким неистовством, что все тело
напряглось, но промазал - снаряд всего на какой-то фут в сторону ушел.
колоде.
черном пальто с высоким меховым воротником, протертым до белых пятен кожи
в черной массе. Лоб ее закрывала истасканная коричневая шляпка - под нею
скрывалось лицо очень старого ребенка. Ее чулки из искусственного шелка
давно вылиняли, и былой блеск стал желтоватым загаром, подчеркивавшим
белую кожу и коленные чашечки под ними, а ее старые туфли выглядели от
этого еще мокрее и древнее. Она прошла, как ребенок - со страхом, на
цыпочках, в почтении - к тому знакомому месту, где неизменно делала все
покупки, подальше от колоды мистера Крэйка, туда, где прилавок сходился со
стеной.
что ему такая фамильярность может не показаться, и тихо стояла в своем
уголке, пока он не соизволит ее обслужить.
заинтересованно и с улыбкой наблюдать, как он замахивается своим тесаком.
Роста он был среднего, лысоват, носил очки в целлулоидной оправе -
обычный сорокот. За одним ухом покоился толстый карандаш, за другим -
сигарета. Его белый фартук свисал до верха ботинок, синяя мясницкая тесьма
обмотана вокруг талии. Он рубил кость внутри красного сочного огузка.
расстелил его на весах и швырнул на них кусок. Мягкими опытными пальцами
быстро его завернул. Она прикинула, что кусок потянет доллара на два -
интересно, кто его купил, может, кто-нибудь из богатых американских
покупательниц мистера Крэйка с Университетского Холма.
леднике, закрыв за собой дверь. Казалось, он просидел в леднике довольно
долго. Затем вынырнул, сделал удивленные глаза при виде ее, прокашлялся,
защелкнул дверь ледника, запер ее на засов на ночь и пропал где-то в
задней комнате.
закончилась ли у нее паста "Золотая Пыль", и тут все, что нужно было для
дома, внезапно нахлынуло на нее, обрушилось на память, и слабость, будто
обморок, охватила, похоронила ее под лавиной мыла, маргарина, мяса,
картошки и множества всего остального.
колоды. Она подняла глаза на часы: без десяти шесть. Бедный мистер Крэйк!
Устал, наверное.
только сигары, но почти все американские мужчины курили сигареты. Мистер
Крэйк посмотрел на нее, выпустил дым и продолжал подметать.
опять скрылся в подсобке и вернулся с совком и картонной коробкой. Кряхтя
и вздыхая, он согнулся и замел опилки на совок, а затем вытряхнул их в
коробку.
особенно Свево.
коробку в глубину лавки. Она услышала плеск текущей воды. Он вернулся,
вытирая руки о фартук, такой славный беленький фартук. На кассе очень
громко он выбил ПРОДАЖИ НЕТ. Она шевельнулась, перенеся вес тела с одной
ноги на другую. Большие часы тикали себе дальше. Электрические такие,
новые, тикают странно. Теперь настало ровно шесть часов.
стойке.
склонился и сосчитал дневные чеки. Возможно ли, что он не замечает ее
присутствия в лавке?
розового языка и начал складывать цифры столбиком. Она подняла брови и
подошла к витрине посмотреть на разложенные фрукты и овощи. Апельсины:
шестьдесят центов за дюжину. Спаржа: пятнадцать центов за фунт. Ох ты ж
господи, ох господи. Яблоки - два фунта за четвертачок.
клубника, мистер Крэйк?
присел на корточки и поиграл пальцами с цифровым замком. Большие часы
тикали. Когда он закрыл сейф, на часах было десять минут седьмого. Он
сразу же исчез в глубине лавки снова.
с уставшими ногами, сцепив руки на коленях, сидела она на пустом ящике и
смотрела в замороженные витрины. Мистер Крэйк снял фартук и бросил его на
колоду. Оторвал от губ сигарету, уронил ее на пол и намеренно раздавил.
Потом сходил в глубину лавки снова, вернулся с пальто. Только оправляя
воротник, он заговорил с нею в первый раз:
ошиваться.