в своей жизни, подвести итоги, что ли..." - пробормотал я.
"Не совсем. В том-то и дело, что я бы хотел покончить раз навсегда с
беллетристикой, с вымышленными героями..."
"Я думала, мемуары пишут в старости!"
"Для мемуаров моя жизнь недостаточно богата внешними событиями. Кроме того,
события меня не интересуют. Меня интересует,- сказал я,- логика внутреннего
развития".
"Знаете, писание вообще очень трудная вещь".
голос:
"Можно я вам сделаю одно признание?"
"Какое признание?" - спросил я испуганно.
как-нибудь прочту?"
"С удовольствием".
чулками, выглядывали из-под платья, жалкие коленки школьницы, круглые
женские колени, от того, что она опустилась на корточки, обрисовались ее
полудетские бедра, ее тело понемногу оправлялось от первого шока юности,
зонтик валялся рядом.
Она встала.
нет".
"Потому что сама жизнь так устроена. Сама жизнь нерешительна, Роня".
всегда должен знать, чего он хочет".
принимать то или другое решение. Хотя, на мой взгляд, это совсем не
обязательно. На самом деле никогда не существует одного единственно
правильного ответа. Мы живем в мире версий".
упростить вещи и выбираете из многих версий одну. Это и называется проявить
решительность".
"А вот так: и то, и се, а в результате ни то ни се".
сомневаюсь в действительности. Видите, получается дурной каламбур. Я просто
хочу сказать, что действительность всегда ненадежна, проблематична: и то, и
се, как вы удачно выразились".
нас!"
"Я говорю о литературе. Я сомневаюсь, что эту действительность можно описать
- во всяком случае, описать однозначно. Это касается самых главных вопросов
- как к ним подступиться. Вот в чем дело".
"Кстати, Роня,- заметил я, поглядывая на верхушки деревьев,- а сколько
сейчас времени?"
"Это и есть главный вопрос?" - сказала она, смеясь.
"Это всегда одни и те же вопросы. Жизнь, смерть. Любовь. Отношения двух
людей. Секс".
думаем о другом - о чем же? Я потерял нить. Почему мы вдруг заговорили об
этом?
Последняя фраза была произнесена вслух.
"Чепуха, какие там тайны!"
"Нет, все-таки".
"Вот вы говорили об игре".
"Не притворяйтесь. Вы прекрасно знаете, что я имею в виду".
Например, сейчас мы играем в барышню и кавалера. Конечно,- добавила она,-
совсем глупую барышню и солидного, знающего себе цену кавалера".
"А то следует, что если я барышня и дворянская дочь, то и должна ею
оставаться".
оглядела свой наряд и подняла на меня глаза, как если бы перед ней стояло
зеркало.
совершенно не подходят pour une demoiselle de mon a^ge*".
раскрыла над головой зонтик.- Я вам нравлюсь?"
"Вы прелестны, Роня".
по-французски".
"Я согласен, Роня,- сказал я,- что все, что я старался вам внушить,
совершенно не для ваших ушей".
неоднозначної Относится ли это к любви?"
"Разумеется".
"Охотно,- сказал я,- но лучше останемся в пределах литературы".
"Далеко не одно и то же. Вы сказали, что мы кавалер и барышня. С барышнями
не полагается говорить о жизни".
Некоторое время мы шли молча, у меня было чувство, что нечто начавшееся
между нами растеклось, ушло в ничего не значащие слова - или они что-то
значили?
"Видите ли,- заговорил я наконец,- в разные эпохи любовь описывалась
по-разному. Что касается нашего времени, то приходится констатировать, что
описание попросту невозможно! Описывать чувства? Это делалось тысячи раз".
тоже произносилась уже тысячи раз. Может быть, этим и объясняется то, что
писатели переступили, так сказать, порог спальни. Хватит, сказали они себе,
рассуждать, вернемся к действительности. Только и здесь они ничего нового не
открыли".
"Опять заговорили о том, что не полагается слушать благовоспитанным девицамї
Знаете что,- проговорила она,- в другой раз как-нибудь. А сейчас
расстанемся. Неудобно, если нас увидят вдвоем в лесу".
Я потерял счет дням. До сих пор я считал это изобретением беллетристов, но
это произошло на самом деле. Полдень года длился и длился, и, право же, не
все ли равно: какое сегодня число, какой день недели? То и дело я забывал
рисовать палочки и в конце концов забросил календарь. Я знал, что лето в
полном разгаре и еще долго короткие ночи будут чередоваться с долгими
знойными днями. По-прежнему утром, когда я выходил на крыльцо из прохладных
сеней, сверкало солнце позади моего дома, кособокая тень медленно
укорачивалась на белой от пыли дороге. Все цвело, млело и увядало под
пылающим небом. Целыми днями я валялся полуголый в огороде, раздумывая над
своим трудом, и вел дневник. Этот дневник, который всегда лежал под рукой на
подстилке, был моим изобретением, если угодно, это был компромисс: устав
чертить завитушки, я решил, что мои сомнения могут быть плодотворны, если
доверить их бумаге, и самый рассказ о том, как я пытаюсь взяться за дело,
есть часть моего дела. Словом, я решил вести дневник своей нерешительности:
вместо того чтобы писать, я писал о том, как я буду писать, или, вернее, о
том, как не следует писать. С замиранием сердца я думал о том, что нашел
выход, ведь главное - не правда ли? - это копить написанные страницы. Я
вспомнил один старый замысел: несколько лет я был увлечен проектом сочинить
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Русанов Владислав
Шилова Юлия