сделал ничего дурного, и мне не за что извиняться. Я только побежал к
тебе, когда ты позвала на помощь.
схватил. Ты крикнула: "Оставьте, оставьте меня!" И так громко, что я
слышал у себя в комнате.
этой бесстыдной лжи.
он... он тебя не схватил? Не держал насильно?
они прибегают к мелким, ловким уверткам, к прозрачной лжи и хитрым двус-
мысленностям. Но это наглое, хладнокровное запирательство с глазу на
глаз приводило его в бешенство.
раться. Ты должен слушаться, и все. Садись и пиши!
мообладание.
его голове не укладывалось, что можно так просто растоптать ногами прав-
ду, будто горящую спичку. Сердце сдавило точно ледяной рукой, и слова
вырвались колючие, злые, глумливые:
шишка? И что вы вчера гуляли вдвоем в лунном свете и что он хотел увести
тебя по темной тропинке - и это тоже приснилось? Ты думаешь, меня можно
запереть в комнате, как маленького? Нет, я не так глуп, как вы думаете.
Что знаю, то знаю.
цо собственного сына, искаженное ненавистью, оказалось свыше ее сил. Уже
не сдерживаясь, она крикнула:
ее руку на своем лице. Эдгар вскрикнул. И, как утопающий, который судо-
рожно бьет руками, ничего не сознавая, кроме глухого шума в ушах и крас-
ных кругов перед глазами, он кинулся на нее с кулаками. Он ощутил что-то
мягкое, вот ее лицо, услыхал крик...
ность своего поступка. Он бил свою мать! Страх овладел им, и стыд, и
ужас, неудержимое желание убежать, исчезнуть, провалиться сквозь землю,
только бы не встречаться с ней взглядом. Он бросился к двери, сбежал с
лестницы, выскочил на улицу - скорей, скорей, будто за ним гналась целая
свора собак.
за дерево, так сильно дрожали колени от страха и волнения, так хрипло
вырывалось дыхание из перетруженной груди. Ужас перед содеянным, неотс-
тупно мчавшийся за ним, теперь держал его за горло, сотрясал все тело.
Что делать? Куда бежать? Уже здесь, на опушке леса, в каких-нибудь пят-
надцати минутах от гостиницы, он чувствовал себя покинутым.
тался один и без опоры. Деревья, которые еще вчера по-братски шумели
вокруг него, теперь теснились угрюмо и зловеще. А ведь то, что ему пред-
стоит, будет еще во сто крат страшнее и непонятнее. Голова кружилась у
мальчика от мысли, что он один в огромном, неведомом мире. Нет, этого
ему не вынести, не вынести одному. Но к кому бежать? Отца он боялся: тот
был вспыльчив, неприступен и сейчас же отправит его обратно. Но домой он
не пойдет, лучше уж кинуться в чуждый мир, неведомый и опасный; никогда
он не посмеет взглянуть в лицо матери, по которому ударил кулаком.
его с детства и всегда заступалась за него, когда ему грозило наказание
или незаслуженная обида. Он укроется у нее в Бадене, пока пройдет первый
шквал гнева, оттуда напишет письмо родителям и попросит прощения. За эти
четверть часа он уже почувствовал себя до того уничтоженным - от одной
мысли, что он, беспомощный мальчик, остался один во всем мире, - что он
проклял свою гордость, глупую гордость, которую внушил ему обманувший
его чужой человек. Он хотел опять стать ребенком, таким, каким был преж-
де, послушным, - терпеливым, без притязаний, всю нелепость которых он
теперь понимал.
ропливо вытащил маленький кожаный кошелек, который всегда носил с собой.
Слава богу, там еще поблескивает новенький золотой в двадцать крон, ко-
торый ему подарили ко дню рождения. Он все не мог решиться истратить
его. Почти каждый день он проверял, лежит ли он на месте, с наслаждением
разглядывал его, чувствуя себя богачом, и с благодарной нежностью, ста-
рательно тер монету носовым платком, пока она не начинала сверкать, как
маленькое солнце. Но хватит ли этих денег? - вдруг с испугом спросил он
себя. Так часто ездил он по железной дороге и ни разу не подумал о том,
что за это надо платить и сколько это может стоить - одну крону или сто.
Впервые он понял, что в жизни есть вещи, о которых он никогда не задумы-
вался, что все окружающие предметы, которые он держал в руках, которыми
он играл, имели каждый свою стоимость, свой особый вес. Он, еще час тому
назад мнивший себя всезнающим, оказывается, проходил без внимания мимо
тысячи тайн и загадок; и он со стыдом признавался себе, что его убогая
мудрость споткнулась уже на первой ступени при входе в жизнь. Все
сильнее робел он, все короче становились его неуверенные шаги по пути к
станции. Как часто он мечтал о таком побеге, мечтал окунуться в жизнь,
стать императором или королем, солдатом или поэтом - а теперь он нереши-
тельно смотрел на маленькое, светлое здание вокзала и думал только об
одном: хватит ли ему двадцати крон, чтобы добраться до бабушки? Рельсы,
блестя на солнце, убегали вдаль. Вокзал был пуст. Эдгар робко подошел к
кассе и шепотом, чтобы никто не слышал, спросил, сколько стоит билет до
Бадена. Удивленное лицо выглянуло из темного окошечка, два глаза улыбну-
лись из-за очков застенчивому мальчику.
целый билет стоит слишком дорого.
щую монету. Получив сдачу, Эдгар опять почувствовал себя баснословно бо-
гатым, в руках коричневый кусок картона - залог свободы, в кармане ти-
хонько позвякивает серебро.
нут. Эдгар уселся в уголок. На перроне стояло несколько человек, рассе-
янно поглядывая по сторонам. Но Эдгару казалось, что все смотрят на него
и удивляются, что такой маленький мальчик путешествует один, как будто
его преступление и побег были написаны у него на лбу. Он вздохнул сво-
бодно, когда, наконец, послышался свисток паровоза и поезд подошел к
станции, поезд, который должен был увезти его в мир. Лишь садясь в ва-
гон, он заметил, что у него билет третьего класса. До сих пор он ездил
только в первом, и снова он почувствовал, что здесь что-то новое, что
есть различия, которых он не замечал. И соседи его оказались не такие,
как всегда. Против него сидели итальянцы-рабочие, с заступами и лопатами
в жестких руках; они переговаривались хриплыми голосами, и глаза у них
были грустные и усталые. Должно быть, они измучились на работе; некото-
рые, прислонившись к твердой и грязной стенке, крепко спали, несмотря на
грохот колес. Они работали, чтобы получить деньги, думал Эдгар, но он
понятия не имел, сколько они могли заработать, только чувствовал, что
деньги бывают не всегда и что их как-то надо добывать. Впервые он понял,
что принимал благосостояние, к которому привык, как нечто должное, тогда
как справа и слева от его жизни зияли темные пропасти, куда он никогда
не заглядывал. Он вдруг осознал, что на свете много различных профессий
и призваний, что его со всех сторон обступали тайны, а он ни разу не
потрудился подумать о них. Этот час самостоятельной жизни многому научил
Эдгара, многое он увидел из тесного купе с окнами в открытое поле. И в
его душе сквозь смутный страх начало пробиваться если еще не счастье, то
изумление перед многообразием жизни. Он убежал, как трус, из страха -
это сознание не покидало его ни на минуту, - но в первый раз в жизни он
действовал самостоятельно, узнал частицу реального мира, мимо которого
до сих пор проходил без внимания. Впервые в жизни, быть может, он сам
стал для своих родителей такой же тайной, какой для него была действи-
тельность. Другими глазами смотрел он теперь в окно. Ему казалось, что
он впервые видит подлинную жизнь, точно спало покрывало со всех явлений
и обнажилась их сокровенная сущность. Дома пролетали мимо, словно уноси-
мые ветром, и он думал о живущих там людях - богатые они или бедные,
счастливые или несчастные, Так же ли они, как и он, жаждут все узнать и
есть ли у них дети, которые до сих пор тоже только играли в жизнь, как и
Нортон Андрэ
Прозоров Александр
Громыко Ольга
Володихин Дмитрий
Лукин Евгений
Каменистый Артем