АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Наперсток гекнул: - "гек!" - и вся толпа гекнула, топор хряснул, по-
катилась голова.
- Злодий! злодий!.. - болезненно выкрикнул Андрон Ерданский и заме-
тался по балкону. Ему вдруг захотелось броситься на горбуна и вгрызться
ему зубами в горло. - Пан, пусти. Дуже неможется...
Возле Зыкова стояли люди, Срамных и другие, еще два парня с винтовка-
ми - стража.
- Веди сюда! - крикнул Зыков.
И к балкону подтащили коменданта крепости, поручика Сафьянова.
Лицо Зыкова в напряженном каменном спокойствии, он собрал в себе всю
силу, чтоб не поддаться слабости, но пролитая кровь уже начала томить
его. Наперсток подошел и ждал. Зыков с гадливостью взглянул в сумасшед-
шие вывороченные с красными веками глаза его...
- Довольно крови!.. - прозвучало из тьмы в толпе.
И в другом месте далеко:
- Довольно крови!
Плач, стон, вопли среди приговоренных стали отчаянней, крепче.
- Пане... Змилуйся!.. - и Андрон Ерданский повалился в ноги Зыкову, -
Ой, крев, крев...
Тот быстро вошел чрез открытые двери в дом, жадно выпил третий стакан
вина, отер рукавом усы и на мгновение задумался.
- Господи Боже, укрепи длань карающую, - промолвил он, крепко крес-
тясь двуперстием, и вновь вышел к народу, весь из чугуна.
- Судьи правильные, рать моя и весь всечестной люд! - зычно прорезало
всю площадь.
Гараська глуповато разинул рот и огляделся. Направо от него, на двух
длинных бревнах, сидели судьи: бородатые мужики, молодежь, горожане и
три солдата-колчаковца.
- Отпустить коменданта, ненавистного врага нашего, иль казнить?
- Казнить!.. Казнить!! - закричали голоса. - Чего, Зыков, спрашива-
ешь, сам знаешь...
- Казнить!.. Он нас поборами замучил... Окопы то-и-дело рой ему. Дро-
ва поставляй... Троих солдат повесил... Девушке одной брюхо сделал...
Удавилась... Они, эти офицерики-то с Колчаком, царя хотят!
- Вздор, вздор! Не слушайте, товарищ Зыков!.. - Поручик Сафьянов, ко-
мендант, был с рыженькими бачками, с редкими волосами на непокрытой го-
лове, в офицерской, с золотыми погонами, растерзанной шинели. Он весь
дрожал, то скрючиваясь, то выпрямляясь по-военному, во фронт. - Дайте
мне слово сказать... Прошу слова!
- Ну?!
- Я принимал присягу. Служил верой и правдой... - голос офицера был
то глух и непонятен, то звенел отчаянием. - А теперь я верю в вашу силу,
товарищ Зыков... Я прозрел...
- Отрекаешься?
- Отрекаюсь, товарищ Зыков.
- Может, ко мне желаешь передаться?
- Желаю, от всей души... верой и правдой вашему партизанскому отряду
послужить... Я всегда, товарищ Зыков, я и раньше восхищался...
- Тьфу! Гадина... - плюнул Зыков и подал знак Наперстку, но тотчас же
крикнул: - Стой! - уцепился руками за балконную решотку и его медный го-
лос загудел по площади: - Эй, слушай все!.. Зыков говорит... Власть моя
тверда, как скала, и кровава, во имя божие. Где проходит Зыков, там -
смерть народным врагам. Нога его топчет всех змей. Долой попов! Они за-
перли правую веру от народа, царям продались. Новую веру от антихриста
царя Петра, от нечестивца Никона народу подсунули, а правую нашу веру
загнали в леса, в скиты, в камень... Смерть попам, смерть чиновникам,
купцам, разному начальству. Пускай одна голь-беднота остается. Трудись,
беднота, гуляй, беднота, царствуй, беднота!.. Зыков за вас. Эй, Наперс-
ток, руби барину башку!
Но вдруг с зыковского балкона грянул выстрел, Наперсток схватился за
шапку, любопытная тетя, взмахнув руками, навеки нырнула красным платком
в толпу.
Судьи мигом с бревен к террасе:
- Не тебя ли, Зыков? Кто это?
Подбежал и Наперсток с топором:
- В меня, в меня стрелил... в шапку!..
На полу, у ног Зыкова катались клубком Андрон Ерданский и обезоружен-
ный им парень-часовой.
- Отдай! Добром отдай! - вырывал свою винтовку парень.
Безумный Ерданский грыз парню руки, стараясь еще раз выстрелить в
толпу, в Наперстка-палача. Все люди казались ему проклятыми горбунами,
измазанными кровью уродами, всюду блестели топоры и, как птицы, табуни-
лись отрубленные головы.
- Эх, тварь!.. Не мог кого следует убить-то! - И молниеносный взор
Зыкова скользнул от неостывшей винтовки к вспотевшему лбу Наперстка. -
Мало ж ты погулял, щенок... - он приподнял Ерданского за шиворот и, пе-
ребросив через перила, сказал: - Вздернуть!
Но Наперсток, рыча и взлаивая, стал кромсать его топором.
Глава X.
- Мужики! Зыков город грабит, а вы, гладкорожие, все возле баб да на
печи валяетесь! - еще с утра корили бабы своих мужей в ближней деревне,
Сазонихе.
И в другой деревне, Крутых Ярах, колченогий бездельник, снохач Охар-
чин, переходя из избы в избу, мутил народ:
- Айда, паря! Закладывай, благословясь, кошевки... Зыков в городу
орудовает... Знай, подхватывай!..
И в третьей деревне бывший вахмистр царской службы Алехин, сбежавший
из колчаковской армии, говорил крестьянам:
- Нет, братцы, довольно. Кто самосильный - айда к Зыкову!.. Народищу
у него, как грязи. Вон, поспрошайте-ка в лесу, при дороге, его бекетчики
стоят. Поди, мне какой ни какой отрядишка доверит же он. Пускай-ка тогда
колчаковская шпана, пятнай их в сердце, грабить нас придет, али нагайка-
ми драть, мы их встретим...
И на многочисленных заимках зашевелился сибирский люд.
Это было утром.
А теперь, когда луна взошла, и Гараська с ватагой рыщут по улицам...
Взошла луна - и городок опять заголубел.
Где-то далеко, на окраинах, постукивали выстрелы. Зыков слышит, Зыков
отлично знает, что это за выстрелы, и спокойно продолжает дело.
Настасье хочется на улку погулять, но у ней ключом кипит брага, то-
пится печь, она одна.
И отец Петр вместе с другими мужиками подошел к костру, там, на окра-
ине. Он переоделся, как мужик: пимы, барловая, вверх шерстью, яга, мох-
натая с ушами шапка.
В голубом тумане, на реке, по утыканной вешками дороге, чернели под-
воды мужиков.
- Допустите, кормильцы... Чего ж вы?
- Нельзя, нельзя! Поворачивай назад!
Пять партизан загородили им дорогу.
- Допустите, хрещеные... Мне хошь пешечком... - мужичьим голосом стал
просить отец Петр-мужик.
- Здря, что ли, мы эстолько верст перлись... Сами-то, небось, граби-
те, а нам так... - сгрудились, запыхтели мужики. - Пусти добром! - У ко-
го нож в руках, у кого топор.
Пять партизанских самопалов грохнули в небо залп. Мужики самокатом по
откосу к лошадям.
К противоположному концу городка другая дорога прибежала с гор. Там
тоже стоял обоз, рвались в город мужики. И колченогий снохач Охарчин то-
же здесь:
- Достаток у нас малой. Толчак на вовся разорил... Желательно купе-
чество пощупать.
Залп в воздух. Но не все мужики убежали. Осталось с десяток "верш-
них", на конях.
Вахмистр царской службы Алехин под'ехал к самому костру. Низенькая и
толстобокая, как бочка, кобыленка его заржала.
- Мне к хозяину лично, - сказал он, - к Зыкову.
- По какому екстренному случаю? - спросил партизан, тоже бывший вах-
мистр. Из башлыка торчала вся в ледяных сосульках борода и нос.
- Вот, товарищей привел... Желательно влиться в ваш отряд, - сказал
Алехин. - Завтра еще под'едут.
- Езжай один. Скажешь, что Кравчук впустил. А вы оставайтесь до рас-
поряженья. Слезавайте с коней... Табачок, кавалеры, есть?
Еще где-то погромыхивали выстрелы, то здесь, то там, близко и по-
дальше. Зыков знает, что это за выстрелы: раз'езды расстреливают на мес-
те грабителей и хулиганов.
Но Гараська хитрый: Гараська смыслит, в какие лазы надо пролезать.
Мешок его набит всяким добром туго, по карманам, за пазухой, под шапкой
- везде добро.
И ружьишко на веревке трясется за плечом, как ненужный груз.
Он идет задами, огородами, по пояс пурхаясь в сугробах:
- Отворяй, распроязви!.. С обыском!.. - и грохает прикладом в дверь.
Дьяконица старая. Гараська выстрелил в потолок, взломал сундук. Эх,
добра-то!
Гараська ткнул в мешок отрез сукна, - не лезет. Выбросил из мешка чу-
гунную латку, а вот как жаль: хорошая; выбросил медную кострюлю, опять
туго набил мешок.
На столе фигурчатая из фарфора с бронзой лампа.
- Такие ланпы я уважаю, - пробурчал Гараська. - О, язви-те! Стеклян-
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [ 14 ] 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
|
|