окрик Бернгарда Пелерина, обращенный к Беренике, пытавшейся самостоятельно
сделать что-то с беглецами: "Не смей! Не смей этого сама!" После чего Май
и обежская колдунья вместо туманного сада заскользили по ледяному полу
среди мозаичных пятен яркого света.
руку.
есть, и он сейчас колдует. Мне кажется... - она несколько мгновений
прислушивалась, запрокинув голову, потом в голосе ее прозвучало легкое
удивление: - ...он ткет туман... Слышите?
неудобный кому-то плохой человек; назначенный выполнять грязную работу
хороший человек, - да все, что угодно. Меня тоже так называли... иногда.
Хотя я ничего ужасного не делала.
магах, но промолчал.
растерянный и очень усталый.
Май.
повторяли свою мелодию громче; солнце, лучи которого, от того, что
проходили сквозь лед, становились желтого, голубого и ярко-синего цветов,
играло в зеркальных стенах и ледяных колоннах мириадами оттенков,
преломляясь, словно в граненом хрустале. Звеня стеклянными подковами о
лед, из сумрака в фиолетовом гроте появилась крылатая лошадь, белошкурая и
белоглазая, проводила их взглядом, кивнула головой, взмахнула крыльями и
исчезла. Стайка белых белок с дымчатыми полосками вдоль спинки и с
крошечными бубенчиками на шеях несколько раз перебегала им дорогу. Белые
голуби с мохнатыми лапками ворковали над их головами на прозрачных арках.
было плохо - он не мог сопротивляться. Он не чувствовал ни холода, ни
времени, ни страха. Только неприятную обреченность: случилось то, что
случилось; зря, конечно, он все это допустил, но ничего теперь не
исправишь.
кусок льда, и Маддалена пошла дальше одна. Кажется, он сказал ей перед
этим, что они ходят в ледяном лабиринте по кругу и предложил проверить,
встретятся ли они, если он останется, а она продолжит путь. Маддалена
грустно посмотрела на него, ничего не сказала, побрела прочь и вскоре
исчезла за поворотом.
гармонии были безупречны, чувства вкуса и меры не изменили ему ни разу, и,
при этом, музыка его не была суха; напротив, она казалась нежной и очень
красивой. Она опутывала мысли, сковывала неугодные для нее движения тела,
подчиняла себе разум и заполняла пространство вокруг почти видимой,
осязаемой аурой своего совершенства.
нравилось. Где-то на самой грани памяти и сознания он угадывал, чем для
него может окончиться любование ледяной гармонией, но ему
_хотелось думать_, что смерть приходит за человеком не так.
но не седые волосы, высокий лоб, прищуренные серо-голубые глаза-льдинки, и
очень бледная кожа. Длинная белая одежда с оторочкой из шкурок песца
делала высокую фигуру еще выше. Колдун пошевелил бесцветными губами,
что-то Маю сказав.
которая давно звучала не вне, а в голове Мая. Она стала частью его, он
слился с ее совершенными звуками, поэтому не в состоянии был ни слушать,
ни говорить.
гармония взорвалась. Лавина хрусталя и льдинок разлетелась в ушах Мая
оглушающим диссонансом, а перед глазами засверкали фиолетовые искры. И тут
колдун влепил Маю такую пощечину, что тот едва не упал на скользкий пол.
Май сразу понял, что продрог не то, чтобы до костей, а вообще уже ни рук,
ни ног у него как бы нет.
расслышал Май слова, обращенные к нему.
поинтересовался Май ни к селу ни к городу у этого бледного типа.
являюсь Мастером Магии Зеркального Ключа. Называть меня черным колдуном,
по меньшей мере, невежливо, молодой человек. Ибо это прозвание -
ругательное.
не получалось. Все тело сводила судорога, в ушах звенело. Но Май, тем не
менее, сказал:
детей в долине...
от большого ума, и рывком поставил Мая на ноги.
освободила вас, уничтожив плоды трех месяцев моей работы.
чтоб честно заработать деньги в Котуре, _эту_ колдунью, кажется, надо
убить...
из семи, хотя могла бы просто уйти, ничего мне здесь не нарушая. Правда,
тогда бы я про вас не узнал.
снежный, потом в темный земляной. Он открыл низкую деревянную дверцу, и
Май переступил порог деревенского, на вид, дома. Наверное, дом этот по
самую крышу был занесен снегом, потому что за маленьким плохим окошком
виднелась только подсвеченная слабым светом муть, а освещением большой
комнате служил очаг и две масляные плошки на подставке над развернутой для
чтения книгой.
овчиный тулуп. На столе перед ней стояла большая глиняная кружка и бутыль
с тряпочной затычкой, полупрозрачная жидкость внутри которой навела Мая на
определенного рода воспоминания. Колдун вытащил тряпочку, щедро плеснул
жидкости в кружку и сунул пойло Маю в руки. Сивушный аромат пошел по всему
дому. Судя по блестящим глазкам Маддалены, она этого элексира уже
отведала.
деревне, и он бывает полезен, когда кто-то заблудится в снегах.
содержимое и некоторое время стоял с открытым ртом, чтобы восстановить
дыхание. Средство было смертельно крепкое, но действенное. Тепло ему стало
почти сразу.
Маддаленой. После чего Юрген Юм решил, что настало время провести
расследование.
вы попали ко мне в ледник?
переведя взгляд с Маддалены на Мая, колдун взял единственную на троих
кружку, налил туда своего горлодера и с бульканьем хлебнул. Посмотрел на
Мая снова и отхлебнул еще. После чего потер переносицу и уставился в
заросший паутиной темный угол.
Надеюсь, у нее все благополучно?
чтоб не сказать чего зря. Ему было тогда лет шесть-семь, но этого человека
он сейчас вспомнил...
однажды скажет ему: да ты же сын шлюхи. И Маю придется этого человека
убить. Потому что... Потому что, во-первых, нравы общества не всегда
соответствуют требованиям чести. А, во-вторых... Истина, бесспорно,
существует в мире, но ведь не обязательно произносить ее вслух?..
какой шанс.
знаменит... - проговорил он. - Я могу вам предложить лишь свой убогий