Чтение 14–й страницы книги ~Школа двойников~

Может, этот помощник ей работу предложил. По-моему, клиент был доволен, как
она его подмазала. -- Витя допил кофе. -- Не волнуйтесь. Ленка -- баба
четкая, в историю не впутается. А я побежал, работа...

-- Ладно, спасибо за помощь, милый! -- Лизавета нежно чмокнула маэстро
в щеку, пусть "великий" потешится.

Саша и Лизавета выкатились из кофейни и тут же попали в иной мир. Замер
от ужаса перед будущим пустой, темный и тихий коридор, который за долгие
кинематографические десятилетия привык к шуму массовки, к грохоту машинерии
и актерским шуткам. Теперь миру являлось черное безмолвие, лишь иногда тенью
воспоминаний мелькал поселившийся на территории кинофабрики бомж, будто
герой фильма конца восьмидесятых из той серии, что получила гордое
наименование "чернуха-мрачнуха". "Ленфильм" давно превратился в городок
контрастов.

Правда, кое-что кое-где еще успешно работало -- та же высококлассная
аппаратная, занятая сейчас политико-музыкальным монтажом. Еще теплилась
жизнь в кофейне и столовой, еще висели таблички с названиями фильмов на
некоторых дверях... Но даже директор киногиганта не знал, в каком году
приступили к съемкам той или иной ленты и завершат ли их в последнем году
нынешнего тысячелетия.

Лизавета обернулась, провожая взглядом живописного бродягу в лохмотьях
под бурлака. Вероятно, он пополнил свой гардероб в местной костюмерной.

-- Как ты думаешь, зачем этому продюсеру понадобилась Леночка? --
спросила она Маневича.

-- Ума не приложу. -- Менее впечатлительный Саша шел с ней рядом, не
обращая внимания на бомжей и прочую экзотику, -- Может, и впрямь кандидата
пудрить, а может... Видишь, и Новоситцев про этот портретный грим говорил. А
Зотов... он очень странно себя повел, когда я спросил про "школу".

-- С какого перепугу ты вдруг стал интервьюировать Зотова?

-- Я же с ним не о текущем моменте беседовал, -- объяснил Саша свой
необъяснимый с точки зрения профессионала поступок: говорливый депутат Зотов
давно намозолил глаза всем -- и телезрителям, и теленачальству.

-- О чем же тогда? И зачем ты к нему поехал?

-- Чтобы спросить. -- Маневич опять скорчил загадочное лицо. --
Спросить о смерти соратника! И не торопи события, все покажу, все расскажу.
Ты лучше разъясни, что должен означать сей видеосон, показанный
Новоситцевым?

-- Что свято место пусто не бывает, -- рассмеялась Лизавета. -- Этот
мужичок в белом -- не первый и не последний политик, решивший улучшить
собственный имидж посредством всенародно любимых артистов и мелодий. А то,
что в клипе снимается, -- тоже ничего удивительного. С одной стороны, дивный
промоушн в молодежной среде -- как иначе юнцы запомнят его физиономию? С
другой, -- Лизавета назидательно помахала тонким наманикюренным пальчиком,
-- возможность практически бесплатно попорхать по голубым экранам. Ведь за
показ музыкального клипа не платят, как за политическую рекламу! Музыкальный
клип можно впихнуть в любой молодежный эстрадный бардак по весьма сходной
цене. И контроль не такой суровый. Оттуда про политику не ожидают. Это
своего рода обходной маневр.

-- Ты о том, что во всех этих музпрограммах за показы клипов не платят?
-- возмутился всегда болеющий за справедливость Саша.

-- Платят, но не все, не везде и не всегда официально. А за
политическую рекламу берут по полному тарифу, без скидок! Вообще же эту
смычку поп-музыки и большой политики придумала одна практичная думская дама.
Она сама все сочинила, сама сыграла главную роль -- не то принцессы, не то
ясна-солнышка в шлягере из Бременских музыкантов. Там, кстати, совсем
нахально экономили. Витя хотя бы все сам снял. А на том клипе только
"думицу" собственной персоной и запечатлели. Все остальное -- фрагменты из
мультика. Без затей.

-- Чудовищный опус, что мы видели, -- та еще затея! -- не унимался
Саша.

-- Остынь, ты присутствовал при рождении жанра. Это первые, робкие
опыты. "Приезд поезда" тоже, знаешь, отличается от шедевров Чаплина, Феллини
и Тарковского.

Переговариваясь таким образом, они дошли до выхода с "Ленфильма", он же
вход. Фасад увеселительного сада "Аквариум" и "Дворца льда" немного
почистили.

Маневич покачал головой:

-- Нет, все-таки политика губит искусство. Мрак!

Саша не боялся быть банальным. Лизавета улыбнулась:

-- Зато погода, погода какая! Совсем не мрачная!

Маневич не был настроен любоваться пейзажем.

-- Зато жизнь темная. Люди пропадают, или умирают от странных болезней,
или немыми становятся.

-- Это кто немым стал?

-- На студии расскажу. Сначала посмотришь интервью. Ты же этого Зотова
лучше меня знаешь. А пока наслаждайся погодой. -- Саша наконец-то взглянул
на небо. -- По-моему, первый день без снега...

До студии они дошли пешком. Прогулка доставила им удовольствие.

ЗАМЕЧАНИЕ В ДНЕВНИКЕ

-- Я хочу сделать спецрепортаж. Тут есть материал -- видела, как он
губы кусал? А потом еще твои декабрьские съемки подверстаем... -- Маневич
поймал убегающий Лизаветин взгляд и переспросил: -- Ты не согласна?

-- Не знаю, милый... Специальный репортаж -- дело серьезное. Если ты,
конечно, хочешь сделать действительно специальный репортаж, а не суррогат,
который у нас называют спецухой...

Саша и Лизавета сидели за шкафами в шестой аппаратной. Именно здесь в
укромном углу выгородили отсмотровый уголок для корреспондентов и операторов
"Новостей". В закутке было тесно и уютно, на обшарпанном, исчерченном
пылкими надписями столе стояли бетакамовский плейер, динамик и телевизор,
временно исполняющий обязанности монитора. Также в закуток влезли два стула
и корзинка для мусора. Многие корреспонденты приходили сюда писать тексты --
кабинетов в редакции не хватало. Писали, а заодно поедали конфеты, яблоки,
бананы и бутерброды. Для объедков и разорванных в творческом порыве бумаг и
поставили пластиковую корзину.

Там, за шкафом, техники и режиссеры готовились к эфиру ночных
"Новостей". Готовились активно, если не сказать суетно. За десять минут до
выхода в эфир на пульте вылетел звук, исчез неведомо куда, как в пропасть
сгинул. Началась обычная суета. Народ бегал из одной комнаты в другую,
отделенную от первой стеклянной перегородкой, дергал и двигал всевозможные
рычажки и давил на всяческие кнопки. Настоящей боевой тревоги, по сути, не
было -- все давно привыкли, что пульт, или магнитофон, или плейер, или
кабель, или еще что-нибудь крайне важное постоянно выходит из строя --
причем, как правило, в самое неподходящее время. То один из телевизионных
котов написает в режиссерский пульт и срочно приходится сушить аппаратуру.
То на время эфира назначат еще и перегон сюжета из Нижнего или Мурманска,
при этом видеоинженеры должны, в нарушение всех правил, перекоммутировать
магнитофоны на прием и передачу в течение десяти минут, тогда как на
подобную операцию отводится минимум полчаса. То кто-то острым каблучком
перебьет кабель, связывающий студию "Новостей" с программной аппаратной,
которая передает сигнал собственно в эфир, и картинка исчезает на глазах у
тысяч изумленных телезрителей. К чрезвычайным происшествиям привыкают, как и
ко многому другому, и они становятся рутиной. Конечно, несколько
утомительной рутиной, но не более того.

Старые, тертые сотрудники "Новостей" -- Саша Маневич и Лизавета -- не
обращали внимания на суету за спиной. Тихонько бубнил магнитофон, в который
Саша зарядил отснятую у депутата Зотова кассету, а молодые люди так же тихо
и ожесточенно спорили.

-- Я возьму твою картинку из парламентского центра, интервью Зотова, и
это будет репортаж! -- громким шепотом твердил Саша Маневич.

Лизавета в ответ шипела:

-- Никакого материала я не вижу, это пустое место, пшик! И планы
парламентского центра я тебе не дам!

-- Жадина!

-- Я бы дала для дела. А для удовлетворения амбиций, твоих и думца
Зотова, -- не дам!

-- Послушай! Это не амбиции... Он же сказал: возможно, помощник
Поливанова умер не своей смертью. Он подозревает. Видела, как пасть
захлопнул, когда я начал спрашивать про детали? Он что-то знает или
подозревает. Но молчит, как рыба об лед! Или у него самого рыло в пуху, или
его запугали до полуобморочного состояния, но что-то тут есть! Задницей чую!
-- Саша отмотал кассету минуты на четыре назад и снова запустил интервью.
Картинка была самая обыкновенная: он разговаривал с думцем Зотовым в
помещении для приема избирателей, в маленькой комнатке, выделенной на
депутатские нужды в здании Красносельской администрации.

Мебель здесь осталась прежняя, вполне по-советски казенная -- никаких
дорогостоящих причуд, вроде офиса из Италии: то ли Зотов пока не нашел
достаточно богатых спонсоров, то ли не хотел раздражать посетителей, ходоков
с прошениями. Зато на низеньком столике стоял довольно приличный компьютер,
а рядом красовался цветной принтер -- любую листовку Зотов мог отшлепать, не
отходя от рабочего стола. Чуть поодаль пищал хорошенький факс. На оргтехнику
бывший знаток истории КПСС денег не пожалел. Стены депутатского кабинетика
были украшены портретами Фрейда и Фромма, а также натюрмортом с гладким,
воспрянувшим к новой жизни рублем и мятым, тертым от долгой жизни долларом.

-- Фрейд и Фромм далеки от народа, -- хмыкнула Лизавета.

-- Народ к нему ходит не на портреты смотреть... -- Саша сделал звук
чуть громче.

В рамке экрана, на фоне оргтехники и антинародных портретов, народный
избранник отвечал на вопросы корреспондента "Петербургских новостей".