конечно, могу отличить винтовочную от револьверной. Но назвать систему
оружия - это действительно номер! Как бы сочувствуя мне, Панков скромно
спросил Жеглова:
нарезов с левым направлением, почерк вполне заметный!
газетный пакетик, развернул его, вынул из ваты гильзу, небольшую,
медно-желтую, с отчетливой вмятиной от бойка на донышке.- Гильза, судя
по маркировке, наша, отечественная...
выброшена отражателем.
загадки...- Жеглов задумался.- Все равно надо оружие искать. Пошли...
только главный узел - центр комнаты, тело и стол.
молча пожала плечами; тогда Жеглов сказал Пасюку и Грише:
укромным местам, поищите оружие и все, что к нему может иметь отношение.
Быстро! - Потом повернулся ко мне: - Записывай!
заявлению сестры убитой, предметы обстановки находятся на обычных
местах...
N 4 от стола отодвинуты каждый примерно на 50 см...
чайник, нарезанный батон (на ощупь - вчерашний), столовый нож, половина
плитки шоколада "Серебряный ярлык" в обертке...
наполненная на две трети. На краю чашки след красного цвета,- вероятно,
от губной помады...
темно-красной жидкостью,- по-видимому, вином...
полная. Блюдце с вареньем... Рюмка, на дне которой темно-красная
жидкость,- по-видимому, вино... Бутылка 0,5 л с надписью:
"Азербайджанское вино. Кюрдамир", почти полная, с темно-красной
жидкостью, сходной по виду с вином в рюмках... На отдельном блюдце -
половина плитки шоколада, надкусанная в одном месте...
с характерно смятыми-концами гильз.. Чайная ложка..." К Жеглову подошла
Надя, робко тронула его за руку:
большой, желтый, и его нигде не видно.
Костюм из жатки, темно-синий, несколько кофточек. Я ничего этого не
вижу...
ее пропали из шкатулки. Вот, посмотрите...
большую шкатулку сандалового дерева, инкрустированную буком, откинула
крышку - на дне лежали дешевенькие на вид украшения, пуговицы, какие-то
квитанции, бронзовая обезьянка.
глаз потерялся...- пыталась сосредоточиться девушка.- Кольца она на
руках носила...
над телом
закрыла лицо руками и снова зашлась в глухих рыданиях, сквозь которые
прорывались слова:
Жеглову.
на коробке большими желто-красными буквами было написано: "БАЙЯРД".
Панков открыл коробку - из решетчатой, похожей на пчелиные соты
упаковки, как шипы, торчали остроносые сизые пули. Однако торжество
Жеглова длилось недолго, и нарушил его как раз я.
Все пули на месте - ни одного свободного гнезда...
поищем - найдем. Ты, Шарапов, запомни себе твердо: кто ищет - находит, в
уныние не имей привычки вдаваться, понял?
по-быстрому,может, чего к делу относится.
в них следок какой покажется. Читай, Шарапов, все подряд, потом для меня
суммируешь...
заплакала, но Жеглов уже отвернулся от нее и стал заворачивать в бумагу
патроны. Мне было как-то неловко оттого, что надо читать чужие письма,
но все-таки Жеглов, наверное, прав: если не случайный какой грабитель
залетел в эту уютную квартиру, чтобы убить и обобрать хозяйку, то корни
всей этой истории могли уходить именно в личные дела Ларисы, а письма -
это как-никак в личных делах лучший подсказчик.
фундаментально стал сортировать бумаги, среди которых кроме писем были и
телеграммы, и записки, и счета за коммунальные услуги, раскладывая их по
отправителям в отдельные пачечки. Пачек этих оказалось немного, потому
что отправители были в основном одни и те же: мать Ларисы, муж ее
Груздев, какая-то женщина, видимо подруга, по имени Ира и некий Арнольд
Зелентул, с которого и решил начать. Первое же письмо начиналось пылких
признаний в вечной, неутолимой и рыцарской, со ссылками на классиков,
любви,- "помнишь, как у Шиллера?.."- и поскольку мне ни читать, ни тем
более писать таких писем никогда к доводилось, я с большим интересом
пробегал и глазами, пока они мне не приелись, потому что накал
Арнольдовой страсти от письма к письму угасал, сменившись вскоре
житейской прозой вроде объяснений о трудностях совместной жизни на его
скромную интендантскую зарплату... Мне как-то вчуже стало совестно, и я
взял последнее по датам письмо
злую судьбу, которая никак не позволяет им с Ларисой соединиться в
обозримом будущем и, следовательно, их дальнейшие встречи
бесперспективны... Эх, птички божьи!
в комнату быстро вошел милиционер.
обратился он к Жеглову.
уцепившись за косяк, и я почему-то в первый момент смотрел не на его
лицо, а именно на эту судорожно сжатую, белую, словно налившуюся гипсом,
руку. Каждый сустав выступил на ней желтоватым пятном, и располосовали
ее синие полоски вен, и в этой руке жил такой ужасный испуг, в
недвижимости ее было такое волнение, что я никак не мог оторваться от
нее и взглянуть Груздеву в глаза и очнулся, только услышав его голос:
к нему на грудь Надя, увидев в нем единственного здесь близкого
человека, с которым можно разделить и утишить боль потери.
отдельности, и все движения его походили на замедленное кино, а рука
совершила в воздухе плавный круг, слепо нащупала голову Нади и
бесчувственно, вяло стала гладить ее, а сухие обветренные губы шептали
еле слышно:
чем он думает - о том, как они встретились или как последний раз
расстались, или как она впервые вошла в этот дом, или как случилось, что
она лежит здесь наполовину голая, на полу, с простреленной головой, и
дом полон чужих людей, которые хозяйски распоряжаются, а он приходит
сюда опоздавшим зрителем, когда занавес уже поднят и страшная запутанная
пьеса идет полным ходом. На его костистом некрасивом лице было разлито