авторитетнейший вор, державший чуть ли не всю Колыму... В те годы вспыхнула
едва ли не по всем лагерям Союза знаменитая "сучья война", добавившая Юрке
шрамов и в душе, и на теле - суки и воры резали друг друга яростно и
беспощадно, на уничтожение... Только в России могло быть такое - кровавая
война между преступниками по "идеологическим" мотивам: одни отстаивали
старый воровской Закон, другие хотели его изменить... Может быть, и не дожил
бы до конца своего срока Юрка Барон в этой бесконечной и безжалостной
кровавой круговерти, но летом 1953 года случилась знаменитая бериевская
амнистия после смерти Сталина.
непреодолимой силой, Питер, как наркотик, навсегда вошел в Юркину кровь...
Михеев хотел жить - и жить красиво... На второй неделе после возвращения в
Ленинград Юрка взял квартиру богатого насоса - верного сталинца и передовика
советской торговли, заведующего промтоварным магазином товарища Казакевича.
Тот разжирел и поднялся еще в годы войны - он во время блокады отвечал за
распределение продовольствия в одном из районов умиравшего с голоду города.
За хлеб люди готовы были отдать все, потому что "хлеб" и "жизнь" в то время
были синонимами...
Казакевича, но и была когда-то его любовницей - пока торгаш не бросил ее,
поменяв пассию на более молодую... Юрий познакомился с Надей случайно, а
познакомившись, быстро влез к ней в доверие и в постель - после войны мужики
были в дефиците...
богатства - резко контрастировало убранство жилища завмага с повсеместной
разрухой и бедностью... Юрка взял из хаты только самое ценное, то, что смог
унести, потому что работал один. После дела затаился, спрятав добычу, но...
Очень быстро выяснилось, что предпринятые меры предосторожности были
излишними - Казакевич заявление в милицию делать не стал, понимая, видимо,
что там его могут спросить о происхождении похищенных вещей.
краденого на Петроградской стороне - и загулял... Вино, красивые женщины,
услужливые швейцары дорогих ресторанов - всего было вдоволь, и всем этим
Барон наелся до оскомины месяца через три, когда стали заканчиваться деньги.
Жгло что-то Юрку изнутри, не хватало чего-то... И мучили бесконечные вопросы
о смысле жизни, о добре и зле.
погубил Александра Юрьевича, а потом и Веру Сергеевну. Пока искал, не
сомневался в том, что завалит гада, а когда нашел... Лысый жирный старик,
впадающий понемногу в маразм, Юрку не узнал - бывший партийный функционер
уже несколько лет скучал на пенсии, быстро превращаясь в совершенную
развалину.
подошел вплотную, заговорил о какой-то ерунде... Бывший партийный работник
разговор охотно поддержал - ему, как и большинству стариков, было скучно и
обидно оттого, что молодые не желали слушать их "мудрые сентенции"... Ведя
болтливого пенсионера к лавочке в тихом скверике, Юрка левой рукой
поддерживал его за локоток, а правой сжимал финку в кармане плаща. Но
ударить так и не смог, перегорело почему-то в душе желание отомстить... Да и
стала бы легкая смерть от ножа наказанием для этого больного и всеми
покинутого старца? Пенсионер, которого Барон оставил скучать на лавочке,
даже, наверное, и не почувствовал, насколько близка от него была тогда
смерть. Хотя старик и так уже не жил, а только доживал...
людей судить? И почему-то очень тяжело на сердце стало у Барона от этого
вопроса... В колымском лагере он судил часто и всегда считал воровской суд
более справедливым, чем суд советский. Ведь, как ни странно, воровской суд
был судом присяжных, не то что у этих - по команде с телефона... В лагере на
суд собиралось человек по шестьдесят - восемьдесят, и "заседания" длились
несколько дней, по строгим правилам. Всех выслушивали и решения без
свидетелей не принимали... Даже ссучившимся слово давали и, случалось порой,
оправдывали, если убедительных доказательств вины не было. Ну а если виноват
- что ж, ответь... Но приговоренному давали несколько дней, чтобы человек
сам со своей совестью разобрался и своими руками все сделал... И только если
духу у приговоренного не хватало, тогда... Тогда - все по Закону... Именно
по Закону, а не по советским понятиям... Хотя, конечно, и меж воров
случалось всякое...
можно?!
за плечо. Он, видимо, полежав на нарах, решил, что наглому старику все-таки
нельзя спустить непочтительный ответ на вопрос о куреве, а то ведь и
авторитет среди сокамерников пошатнуться может.
неподвижно сидя у стены. - Все-таки мне кажется, что из тамбовских ты. Под
Бабуином ходишь, не иначе...
зовут?
заводиться, но ударить старика все никак не мог решиться. Что-то мешало.
Бычок не мог понять, почему этот доходяга его, такого здорового, не боится.
Это было очень странно, а все странное и непонятное вызывает страх, так уж
устроены люди...
перемалывает... А что тамбовский ты - вдвойне жаль...
пожирают - и пожрут, ты уж поверь мне...
закрыл рот и, крутя головой, недоуменно спросил у сокамерников:
странному диалогу. Неужели старик не понимает, что Зубило (так представлялся
бычок) сейчас его в стенку вбивать начнет?..
Во-первых, перестань ругаться, а то ведь за базар этот и ответить можно... А
во-вторых, ты в тюрьме, паря, а в крытке так себя не ведут... Здесь все люди
- братаны, пока обратного не выяснилось...
Не, я прикалываюсь, ты че мелешь-то, дедуня?
не украшала ни одна морщина.
Беспредел это...
успел - в двери лязгнула "кормушка", и в камеру ворвался грубый голос
контролера:
и быстро метнулся к своим нарам. Барон неторопливо оправил рубашку и снова
опустился на пол.
следователь приходит.
на выход! Опер по фамилии Колбаскин... Тьфу ты, блядь, Колбасов! Ждет он!
дай мне ручку с бумагой - жалобу писать прокурору буду, права мои
нарушаете...
таким не был - по трое суток мог не спать, оставаясь бодрым и свежим.
Возраст... Хотя нет, дело, конечно, не только в возрасте. Рак... Проклятая
болезнь... Да, все к развязке идет, недолго осталось... Берут свое тюремные
университеты... От костлявой всю жизнь бегать можно - все равно не
убежишь... Да и пора, наверное... Бог дал - Бог взял...
задремывая. - Могло и хуже быть... Вот только Ирину жалко... Как она теперь?
Пропадет ведь без меня с таким-то наследством.... Лебедушка моя... Не
оставят тебя в покое... Я-то что, я пожил... Пожил?.."
Юрка Барон. Ходил он и по музейным выставкам, не пропускал театральные
премьеры, и в середине пятидесятых годов трудно было распознать в Михееве
зэка со стажем. Многочисленным своим любовницам он представлялся обычно как
физик-ядерщик или геолог - и ведь верили. Одевался Барон с иголочки: рубашка