слишком молодым для врача.
отношения, что с ней не нужно все время фехтовать и позировать, как в
борьбе с Маделиной. Он знал, что эта девушка одного с ним племени. Пусть
она задира, пусть грубовата и несдержанна, но она храбрая, она умеет
высмеять бахвальство, она способна на преданность, слишком
непосредственную и естественную, чтоб казаться героической. Голос Мартина
прозвучал взволнованно, хотя он только сказал:
наймачки, - так зовут в Дакоте служанок.
триста шестьдесят два жителя - из Уитсильвании. А вы в университете?
поглощены больничной работой. Мартин стоял у двери, его собеседница у
ведра с водой. Она опять надела чепец; он был ей велик, скрывал ее яркие
волосы.
медик. Мне больше нравится лабораторная работа. Я думаю стать
бактериологом и разгромить кое-какие дурацкие теории иммунитета. А лечащих
врачей я не больно-то ценю.
они умильные старые кошки со своими больными, а как орут на сиделок! А
лаборатории... тут как будто что-то настоящее. Не думаю, чтоб можно было
водить за нос микроба. Или микробу, как их?
воздухе, полуночный лай сонных собак, - кто опишет их, не сбиваясь на
трафарет? Столь же естественным, столь же условным, столь же
юношески-неловким, столь же извечно прекрасным и подлинным, как эти
древние звуки, был разговор Мартина с Леорой в те страстные полчаса, когда
они открывали друг в друге часть своего собственного "я", всегда
недостававшую и обретенную теперь с радостным изумлением. Они тараторили,
как герой и героиня нудного романа, как рабочие потогонной мастерской, как
труженики-крестьяне, как принц и принцесса. Слова их, если слушать одно за
другим, были глупы и пусты, но взятые вместе становились мудры и
значительны, как прилив и отлив или шумный ветер.
на поезде по ее Северной Дакоте и что превосходно играет в хоккей. Она ему
рассказала, что "обожает" водевиль, что ее отец, Эндру Джексон Тозер,
родился на Востоке (это у нее означало в Иллинойсе) и что ей не очень по
душе ухаживать за больными. У нее нет особо честолюбивых замыслов. Сюда
она приехала из любви к новизне. С добродушным сожалением намекнула, что
на дурном счету у старшей сестры, что искренне хочет вести себя хорошо, но
как-то всегда нарывается на скандал из-за ночных вылазок и болтовни в
постели. Повесть не заключала в себе ничего героического, но от ясного
тона, каким девушка ее рассказывала, у Мартина создалось впечатление
веселой храбрости.
самому себе, что он идиот: совершать длинную поездку в Зенит дважды в
день! Припомнил, что помолвлен с девицей по имени Маделина Фокс;
тревожился вопросом верности; утверждал, что Леора Тозер и сиделка-то
липовая, что она безграмотна, как судомойка, и нагла, как
мальчишка-газетчик; он решил - несколько раз решал - позвонить ей по
телефону и отменить приглашение.
бюро. Он был в ужасе. Зачем он здесь? Будет, верно, истинной пыткой
проскучать весь этот нескончаемый обед. Да узнает ли он ее в обычном-то
наряде? Вдруг он вскочил. Она стояла в дверях. Скучный синий мундир исчез;
она была детски изящна и легка в платье princesse, дававшем одну цельную
линию от высокого воротничка и юной чуть выпуклой груди до кончика
башмака. Казалось вполне естественным, выходя с нею из клиники, локтем
прижать ее руку. Она шла рядом с ним мелким приплясывающим шажком, более
робкая теперь, чем утром, когда работа придавала ей самоуверенности, но
глядела на него доверчиво снизу вверх.
(но не с тяжелой важностью политика или начальника конторы, а с важностью
ребенка) подтвердила:
дерзость, и мне хотелось извиниться перед вами и... Мне понравилось, что
вы так помешаны на своей бактериологии. Я, пожалуй, тоже немного
сумасшедшая. Здешние стажеры - они вечно пристают, но они такие... такие
надутые: новенькие стетоскопы, с иголочки новенькое достоинство. Уфф!.. -
И еще важнее добавила: - О да, я рада, что вы приехали... Я дура, что в
этом сознаюсь?
кружилась голова. Он крепче прижал локтем ее руку.
ухаживать за собой?
девочкой? Мне захотелось... Я как-то почувствовал, что мы с вами можем
подружиться. Ведь можем? Можем?
богач? Нет?
сходить в Гранд-Отель, самый шикарный ресторан в Зените, но больше он в
тот вечер не думал о Маделине. Он был поглощен Леорой. Он находил в ней
непосредственность, свободу от предрассудков, прямоту, поразительные в
дочери Эндру Джексон Тозера. Она была женственна, но нетребовательна;
никого не стремилась исправлять, и редко что-нибудь ее шокировало; не была
ни кокетлива, ни холодна. Он встретил в ней поистине первую девушку, с
которой говорил без стеснения. Вряд ли Леоре представился случай сказать
что-нибудь самой, ибо Мартин выкладывал ей все, что мог рассказать
сокровенного ученик Готлиба. Для Маделины Готлиб был вредный старик,
высмеивающий святость брака и белых лилий, для Клифа он был скучный
профессор; Леора же загоралась, когда Мартин стучал по столу, повторяя
слова своего кумира: "До настоящего времени большинство исследований -
даже у Эрлиха - сводятся преимущественно к пробе и ошибке, строятся на
эмпирическом методе, противоположном научному; научный метод стремится
установить общий закон, управляющий группой явлений, так, чтобы можно было
предсказать, что произойдет".
Леору через стол. Он упорствовал:
всех этих мелочных, машинного производства исследователей, копошащихся в
куче навоза? Понимаете ли, что он такое? Понимаете?
ним. Но, пожалуйста, не запугивайте меня!
проклятые профы большей частью даже не знают, чего он добивается...
соотношение между синтезом антител и работами Аррениуса, все же слушала
Мартина с радостным сочувствием его пылу, ни разу не вставив мягкого
назидательного замечания в духе Маделины Фокс.
больницу.
он.
болван же я!
но я очень люблю, когда мужчины считают меня достаточно умной, чтобы
рассказывать мне, о чем они в действительности думают и... Спокойной ночи!
Мартин виделся со своей законной невестой Маделиной, хоть она не раз
звонила ему по телефону.
двоюродная бабушка в Зените послужила оправданием, почему Леора
отправилась учиться уходу за больными в такую даль. Поселок Уитсильвания,
в Северной Дакоте, состоит из одной улицы - дома в два ряда, в конце
красные элеваторы. Отец Леоры, Эндру Джексон Тозер - владелец банка,