Чтение 14–й страницы книги ~Омут~

Толстые пальцы Надсона с квадратными ногтями забарабанили по
поверхности стола.

- Я попытался исследовать лужайку возле бассейна. Но беда в том, что,
когда Марвелл позвал на помощь, все примчались туда бегом и гурьбой. Они
затоптали все следы, которые могли там остаться.

- Если это убийство... У вас, Надсон, узкий круг подозреваемых, это
те, кто пришли на встречу к Слокумам.

- Этого не записывай, - обратился Надсон к полицейскому с блокнотом и
снова повернулся ко мне: - Люди выпивали в гостиной, входили, выходили.
Даже Марвелл мог бы ее столкнуть, а затем своими же руками выловить.

- Почему вдруг Марвелл?

- Ну, представьте себе, Арчер, что ему нужны деньги для постановки
пьесы. Он очень дружен со Слокумом. Теперь у Слокума есть деньги.

- Вы не рассматриваете самого Слокума, не правда ли?

Гримаса пробежала по лицу моего собеседника.

- Джеймс - маменькин сынок. Он не тронул бы и волоса на ее голове.

- А Мод Слокум?

- Ее я тоже исключаю... Если полагать, что Оливия Слокум была убита,
то... это мог сделать кто-нибудь со стороны. У такой женщины обычно не
мало врагов.

- Вроде ПАРЕКО, - сказал я.

- А?

- Компании Тихоокеанских Очистительных Заводов.

- А... Нет. Нефтяные компании не прибегают больше к убийствам. Тем
более из-за такого ничтожного дела, как аренда нефтеносного участка. Для
них - мизерного... Я хотел спросить вас вот о чем: вы-то не видели
поблизости кого-нибудь из посторонних?

Этого вопроса я все время и ждал. Разговаривая, размышлял, как на
него ответить. Логично подозревать Ривиса: был около места предполагаемого
преступления, подвыпил, на что-то обижался. Но когда я подобрал его по
дороге обратно, он не производил впечатления человека, только что
совершившего убийство. И время встречи не сходилось с временем смерти
миссис Оливии. Однако если полиции нужно быстрое и легкое решение, за
такую версию схватятся. Я видал, как подобное случалось раньше, в дебрях
Лос-Анджелеса. Уверен ли я в полиции Нопэл-Велли? Я решил, что Надсону
можно доверять, но все-таки попридержал одну карту. Я не сказал ему, что
когда встретил Ривиса, было точно восемь двадцать три на циферблате в
машине и на моих наручных часах. Правда, Ривис-то и обратил внимание на
точное время, а это могло означать, что Ривис попытался использовать меня
в обосновании своего алиби. Я не люблю, когда меня используют.

Затянувшаяся пауза Надсону не понравилась, но он сдержался.

- Вы подобрали этого парня за воротами где-то после восьми. Вы
понимаете, мы не знаем, когда она была убита, и боюсь, никогда не узнаем.
Показания Марвелла неубедительны. В первый раз он даже не упомянул о
всплеске, который слышал, или думал, что слышал. Не гнездилась ли у Ривиса
в голове мысль об убийстве? Как по-вашему?

- А можно ли наслаждаться подобной мыслью? Он был в хорошем
настроении.

- Что он за парень? Он попадался мне на глаза, но я никогда с ним не
разговаривал.

- Ничего особенно подозрительного я не заметил. Он мог бы стащить у
своей матушки деньги, чтоб поиграть на скачках, но вряд ли стал бы толкать
пожилую даму в воду. Ненормальный? Может быть, но не совсем. Из того, как
человек говорит, это видно.

Надсон наклонился ко мне, широкий, как и крышка стола.

- Вам понравился парень? Поэтому вы позволили ему ускользнуть от
Фрэнкса?

- Я, знаете ли, потерял свою обычную бдительность, когда пуля чуть не
угодила мне в почку. Мне вовсе не нравится Ривис, но некоторым он
нравится, - при этих словах я пригнулся совсем низко к столу. - Кэти
Слокум он очень нравится.

Лицо Надсона налилось кровью.

- Неправда! Вы лжете... Кэти не связывается с отбросами общества.

- Не принимайте мои слова близко к сердцу, Надсон. - Я встал. -
Хотите, спросите ее отца.

Жизнь словно ушла из его лица. Он взял у полицейского блокнот и
вырвал последнюю страницу, исписанную карандашом.

- Эдди, иди отдохни. - И обратился ко мне: - Что вы-то намерены
делать? Поможете нам найти Ривиса?

- Я поговорю с миссис Слокум.

- Она с мужем там, в комнате напротив гостиной.

Я произнес:

- Я не лжец, Надсон.

- Что? - Он медленно выпрямился. Мы были приблизительно одного роста,
но Надсон был массивнее и сильнее. Огромное мускулистое тело заполняло
любую комнату, даже когда мысль в глубине бледно-голубых глаз блуждала
далеко.

- Я не лжец, - повторил я.

Холодно-враждебный взгляд сфокусировался на мне.

- Ладно, - сказал он, будто подумав. - Вы не лжец.

Он снова сел за стол, плечи опустились, словно у крупного пальто на
вешалке меньшего размера.

Проходя мимо открытой двери в гостиную, я мельком оглядел людей,
сидевших там в ожидании встречи с Надсоном. Лица у всех бледные. И хмель,
и веселые разговоры испарились полностью. Не верилось, что это гости,
которые собрались провести приятный вечер в мирном доме. Гостиная особенно
напоминала пещеру; под потолком витала смертная тень - тень ее хозяйки.

Выйти из пещеры было нельзя: у двери на стуле сидел полицейский в
голубой рубашке, чуть согнувшись, он изучал фуражку у себя на колене,
заинтересованно, будто лицо близкого друга, который был с ним в долгой
разлуке.

Я подошел по коридору к двери в другую комнату. Заперто. Я собирался
постучать, но тут послышалось, как мужчина за дверью произнес короткое
слово, которое никак не вязалось с представлением о теноре, человеке
высокой культуры. Я вздрогнул. Тенору ответила женщина, ответила что-то
так быстро и тихо, что слов я не разобрал. Но всхлипывания ее после
реплики достигли моих ушей, вполне отчетливо.

Я прошел по коридору чуть дальше, к следующей, соседней двери, открыл
ее и оказался в темной комнате, рядом с той, где муж и жена беседовали
друг с другом. Приглядевшись, заметил, что... моя комната была не совсем
уж и темной - свет проникал сюда из холла, слегка мерцая на стекле и
серебре посуды, которая наполняла буфет. Да и со стороны комнаты "диалога"
шел слабый свет, тонкая полоска его пробивалась из-под старинных
раздвижных дверей, что отделяли "мою" комнату (очевидно, столовую) от
соседней. Я тихо двинулся к раздвижным дверям и затаил дыхание возле них.

Мод Слокум:

- Я перестала пытаться сделать что-либо, перестала... Долгие годы
делала для тебя все, что было в моих силах. Это не помогло. Теперь мое
терпение кончилось, Джеймс.

- Ты никогда и не пыталась. - Голос Джеймса безжизненный и горький. -
Ты жила в моем доме, ела мой хлеб и ни разу не сделала даже слабой попытки
помочь мне. Если я и законченный неудачник, как ты говоришь, то по твоей
вине, ничуть не в меньшей мере, чем по моей.

- Дом не твой, а твоей матери, - язвительно возразила она, - хлеб не
твой, а твоей матери, чрезвычайно пресный каравай!

- Оставь эту тему!

- Как я могла это сделать? - Теперь голос Мод лился плавно, как у
человека, что держит под контролем и себя, и ситуацию. - Твоя мать была
центральной фигурой в нашей супружеской жизни. У тебя был прекрасный шанс
оторваться от нее, когда мы поженились, но тебе не хватило смелости.

- У меня не было такой возможности, Мод. - Голос тенора-актера
задрожал под бременем жалости к себе. - Я был слишком молод, женился в
самом деле рано. Я зависел от нее, даже не закончил школу. Кроме того, -
ты знаешь - в те времена было не особенно много работы вокруг, а ты так
спешила замуж...

- Я спешила? Ты со слезами на глазах умолял меня выйти за тебя замуж.
Ты говорил, что твоя бессмертная душа без этого погибнет.

- Я считал, что так оно и было, - отчаянно отозвался Джеймс Слокум. -
Но ты ведь тоже хотела выйти за меня. У тебя были свои причины.

- Ты чертовски прав: у меня были причины - ребенок в животе, и
никого, к кому я могла бы обратиться за помощью. Конечно, мне следовало бы
поступить по-иному - проглотить свою гордость и убраться куда-нибудь
подальше от столь благородной семьи. - Голос Мод понизился до едкого
шепота: - Именно такого ждала твоя мать, не так ли? От меня, маленькой
простушки...

- Ты никогда не была "маленькой", Мод.

Она разразилась неприятным смехом:

- Да уж, видно, так. Женщины не были для тебя "маленькими". Колени
твоей матери всегда были достаточно велики для тебя, достаточно
удобно-велики!

- О, знаю, что ты чувствуешь по отношению ко мне, Мод!

- У меня вовсе нет никаких чувств, Джеймс. Никаких!.. Как только я
стала кое в чем разбираться, ты превратился для меня в пустое место.

Джеймс Слокум попытался придать твердости своему голосу.

- Теперь, когда мама умерла, я хотел бы думать, Мод, что ты будешь