съежившись и теснясь поближе друг к другу, сидели губернатор, О'Брайен,
Пирс и Марика. У каждого в руке находился стакан с каким-нибудь напитком.
Дикин сидел на полу в дальнем углу, дрожа от холода. В его руке,
разумеется, не было никакого стакана.
Рэфферти. Вместе с ними ворвалась струя холодного воздуха и снега. Они
быстро прихлопнули за собой дверь. Лица их были бледные и изможденные.
свалимся.
горжусь вами. Можете лечь на мою койку, Банлон, а вы Рэфферти - на койку
майора.
Кто-то должен все время поддерживать пар. Если этого не сделать, то вода в
конденсаторах замерзнет, а до форта Гумбольдт еще далековато.
сознательность?
Но мне холодно - в этом углу здорово дует, а в кабине машиниста мне будет
тепло и уютно. Кроме того, мне не хотелось бы провести здесь остаток ночи,
Пирс. Чем дальше я буду от вас, тем спокойнее буду себя чувствовать. Я
ведь единственный человек, которому можно доверять! Или вы забыли, что я
остался единственным среди вас, на кого не падает подозрение.
очередь глянул на полковника. После непродолжительного колебания, тот
утвердительно кивнул.
синей и красной отметками, - подсказал Банлон Дикину.
повернулся к полковнику Клэрмонту.
же знаем, на что способен этот подонок!
показал его Пирсу. - Я запер тормозное колесо. Хотите взять ключ на
хранение?
потянулся за стаканом. В этот момент О'Брайен поднялся с сидения и
обратился к Банлону и Рэфферти:
Банлона в купе Клэрмонта, а Рэфферти - в свое собственное. Пока Рэфферти
осматривался с должным почтением, О'Брайен ловко вытащил из шкафчика
бутылку бурбона и поставил ее в коридоре на видном месте.
собой еще одну бутылку, направился обратно. Дойдя до походной кухни, он,
не постучав, вошел и закрыл за собой дверь.
безнадежным взглядом живого покойника.
горячую плиту. - Зато у нас есть вот это. Самое теплое место во всем
поезде.
ощущал холода: лицо его блестело от пота, когда он подкидывал дрова в
огонь.
манометра, удовлетворенно кивнул и прикрыл топку. Затем снял с крючка один
из фонарей и отправился с ним в тендер, который еще был заполнен дровами
на две трети. Он поставил фонарь на пол и принялся перекладывать дрова с
правой стороны на левую. Пятнадцать минут спустя лицо его не просто
блестело от пота - пот лил с его тела ручьями. Он устало выпрямился,
вернулся в кабину и посмотрел на манометр. Стрелка приближалась к синей
отметке. Дикин открыл дверцу топки, помешал головешки, подбросил еще дров
в жаркую печь и даже не взглянув снова на манометр, вернулся к
изнурительной работе на тендере.
работу и стал внимательно вглядываться в оставшуюся груду дров. Затем
отбросил еще несколько поленьев и снова взял в руки фонарь. Он медленно
опустился на колени и его, обычно безразличное, лицо озарила горькая
печаль и гнев.
превратились в ледяные статуи. Дикин сбросил еще несколько поленьев,
освободив их тела до пояса. У обоих на голове зияли страшные раны, на
обоих была форма офицеров американской кавалерии, на одном - капитана, на
другом - лейтенанта. Сомнений не было: это были два офицера, которых
безуспешно разыскивал полковник Клэрмонт - Оукленд и Ньювелл.
том виде, в каком их обнаружил. Из-за усталости, которая теперь граничила
с изнеможением, он потратил на это вдвое больше времени, чем на разборку.
манометра и обнаружил, что она далеко ниже синей линии. Открыв топку он
убедился, что головешки уже догорают. Преодолевая усталость, он снова стал
загружать топку дровами, пока не забил ее до отказа, затем поднял
воротник, надвинул на лоб шапку и спрыгнул с подножки в белую мглу,
которая уже переходила в буран.
чего осторожно выглянул из-за угла вагона.
боеприпасы, на подножке сидел человек и пил прямо из горлышка бутылки.
Дикин без труда узнал в нем Генри.
третьего вагона. Словно на посту, тут стоял еще один человек. Хотя на лице
его на этот раз не было улыбки, ошибиться было невозможно - Дикин видел
перед собой черное и круглое, как луна, лицо Карлоса.
первого вагона с лошадьми. Он забрался в вагон и закрыл за собой дверь.
Когда он пробирался в переднюю часть вагона, одна из лошадей нервно
заржала. Дикин быстро приблизился к ней, потрепал по загривку и ласково
шепнул ей что-то в ухо. Лошадь обнюхала его лицо и успокоилась. Достигнув
передней части вагона, Дикин осторожно посмотрел в дверную щель. Карлос,
который находился сейчас всего в нескольких футах от Дикина, угрюмо
созерцал свои совсем закоченевшие ноги. Дикин подошел к ящику с сеном,
осторожно снял верхний слой, достал передатчик и привел ящик в
первоначальный вид. Потом он вышел через заднюю площадку и осмотрелся по
сторонам. Видимость все еще была нулевой. Он спрыгнул в снег и быстро
добрался до конца состава.
столб. Размотав телеграфный провод, он закрепил его конец у себя на поясе
и начал взбираться на столб. Это было тяжелое испытание, так как мороз и
снег покрыли столб толстой коркой льда. Когда после больших усилий он,
наконец, достиг верхушки столба, то минуты две растирал кисти рук, пока
сильная боль - признак возродившегося кровообращения - не убедила его, что
опасность обморожения миновала. Тогда он отцепил от пояса конец провода,
прикрепил его к телеграфным проводам и скользнул вниз.
заслоняя его по возможности от леденящего снега, приступил к передаче.
двое бледнолицых.
позволяли покрывавшие его усы, борода и снег - было заметно что произошло
что-то важное.
телеграфную. Картер сидел на приеме и что-то записывал. Кэлхаун взглянул
на него и на второго пленного - телеграфиста Симпсона, кивнул часовым и
уселся за свое обычное место за столом. Белая Рука остался стоять.
же исказилось от бессильного гнева.
и вышел. Белая Рука последовал за ним. Через несколько секунд их фигуры
побелели от густо падающего снега.
Сепп Кэлхаун.
утвердительно кивнул. - Отлично! У восточного входа в Ущелье Разбитых
Надежд с одной стороны утесы, с другой - склон, покрытый камнями, за