Чтение 14–й страницы книги ~Оборотень~

Я кивнул. С Куртом я уже имел честь познакомиться.
-- Во что был подмешан яд?
-- В одну-единственную котлету, специально приготовленную лично мною. Она предназначалась для Артиста.
-- Каким же образом эта единственная котлета попала в тарелку Потапова? Объясните!
Он беспомощно развел руками.
-- Вот чего я никак не могу понять, так именно это. Ведь я сам видел, как порцию с той котлетой Артист самолично взял с раздачи.
-- Артист... -- я растерянно посмотрел на него. -- Вы уверены?
-- Абсолютно! На все сто! Я сам положил злополучную котлету в его тарелку. Сам!
Да, было от чего свихнуться.
-- Вы лично знакомы с Артистом?
-- Лично -- нет, но неоднократно видел его здесь и наслышан о его мерзких делах.
-- Как он выглядит? -- быстро спросил я, подавшись вперед. -- Кто скрывается под этим прозвищем?
Он не успел ответить. В дверь кто-то гулко забарабанил.
-- Откройте! -- грубо потребовали снаружи. -- Эй, кто там? Что за дурацкие шутки? Ты, Харитон? Хорош борзеть, старый хрен, открывай!
-- Что случилось? -- услышал я спокойный голос Баварца.
-- Да Харитон заперся. Подлюга! Небось бормоты налакался...
-- Девчонка с ним?
-- А я почем знаю!
Послышался негромкий стук в дверь.
-- Макар Иванович, будьте так любезны, откройте, пожалуйста, дверь, -- чуть слышно произнес Баварец.
Катя инстинктивно прижалась ко мне.
-- Я боюсь! -- прошептала она, вся дрожа.
Харитонов напрягся и сжал кулаки, его толстая, мясистая шея стала багровой.
-- Я не дам вас в обиду, -- храбро шепнул я девушке в самое ухо. Я почувствовал такой прилив отваги, что готов был сразиться с целой армией Баварцев, Куртов, Утюгов, Сундуков, Смурных и им подобной нечисти. Мне вдруг стало ясно, что чувствовали средневековые рыцари, идя на подвиги ради прекрасных дам.
-- Слышите, Макар Иванович? -- снова произнес Баварец. -- Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам. Откройте дверь, или я прикажу стрелять.
Я взглянул на дверь. Она была обита листовой жестью, но автоматная очередь наверняка прошьет ее насквозь.
-- Ну нет, -- процедил сквозь зубы Харитонов и решительно шагнул к двери, -- достаточно я совершил подлостей в этой жизни. Хватит!.. Слышишь, Баварец? Убирайся прочь и забери свое шакалье! Девушку я вам не отдам -- и точка!
Баварец оказался терпеливее, чем я думал.
-- Зря вы так горячитесь, Макар Иванович. Я ведь все равно войду, если потребуется, вы же меня знаете.
-- Знаю, -- глухо произнес Харитонов, -- на свою беду.
-- А беды может не случиться, если вы будете благоразумны. Давайте жить в мире и согласии, а, Макар Иванович?
-- Да что ты с ним цацкаешься, Баварец! -- нетерпеливо проревел кто-то из-за двери. -- Только моргни -- и я шарахну по этой скорлупе из своей пушечки -- одни щепки полетят!
Харитонов резко повернулся к нам. Глаза его светились решимостью и покорностью выбранной судьбе, страха в них не было в помине.
-- Уходите! -- чуть слышно шепнул он и махнул рукой в сторону люка, из которого я появился четверть часа назад. -- Быстрее!
-- А вы? -- спросил я, кидаясь к люку и увлекая девушку за собой.
-- На мне кровь человека, -- спокойно сказал он, -- и я обязан смыть ее. Прощай, Катюша!.. Да идите же вы, чтоб вас!.. -- крикнул он, заметив мою нерешительность.
Я схватился за крышку люка. Катя крепко держалась за мою руку.
-- Вы совершаете ошибку, Макар Иванович, -- снова раздался бесстрастный голос Баварца, -- притом ошибку грубейшую. Воля ваша, вы сами выбрали свою судьбу. Я умываю руки... Давай! -- Последнее слово явно адресовалось кому-то снаружи.
Автоматная очередь наискосок прошила дверь, пробив ее в нескольких местах. Харитонов вздрогнул, пошатнулся, схватился за грудь и упал на затоптанный множеством грязных ног ковер.
-- Макар Иванович! -- закричала Катя и рванулась было к нему, но я удержал ее.
-- Идемте отсюда! Скорее, Катя! Мы все равно не сможем ему помочь. Видите, что творится?
Мощные удары в дверь гулко отдавались под низкими сводами "преисподней".
-- Как же это? А? Как же? -- шептала Катя, широко раскрыв глаза и безропотно подчиняясь мне. Я уже спустился вниз и теперь помогал девушке, поддерживая ее за талию. Когда мы достигли дна колодца, я снова поднялся наверх и задвинул крышку люка.
Но прежде чем окончательно поставить ее на место, где-то вдалеке я услышал беспорядочные выстрелы. Ломиться в дверь тут же перестали.

12.

Я спустился вниз, ощупью нашел руку Кати, так и не пришедшую в себя от потрясения, и потащил ее вслед за собой по подземному тоннелю. Она не сопротивлялась. Я хорошо запомнил, с какой стороны пришел сюда, и решил двигаться в прежнем направлении -- туда, где еще не ступала моя нога и где я надеялся найти выход. Снова потянулись бесконечные метры этого мерзкого тоннеля, до половины заполненного гнилой водой. Мы миновали небольшой, градусов под сто пятьдесят, поворот и двинулись дальше. Внезапно я уперся головой во что-то твердое. Я поднял глаза и едва сумел различить во тьме, что тоннель кончился и передо мной глухая бетонная стена. Трубы, сопровождая нас на протяжении всего пути, теперь устремились вверх. Я выпрямился и расправил затекшее тело; девушка последовала моему примеру. Она молча сносила все тяготы этого ужасного путешествия, вызывая во мне чувство восхищения.
-- Еще немного, -- подбодрил я ее, -- и мы выберемся отсюда.
Хотелось бы мне самому в это верить!
Вертикальный лаз, вдоль которого шли теперь трубы, был узок, но не настолько, чтобы в него не мог протиснуться человек моей комплекции. Я нащупал на стене ржавые стальные скобы и начал подниматься наверх. Автоматы, болтавшиеся у меня на шее, мешали мне двигаться, но я старался не обращать внимания на эти мелочи.
-- Не отставайте, Катя! -- шепнул я девушке.
Узкая полоска света внезапно ударила мне в глаза. Скобы кончились, как, впрочем, и сам лаз, дальше трубы были замурованы в теплоизоляционные материалы и бетон. Я стоял на предпоследней скобе, спиной прислонившись к трубе, и с надеждой смотрел на щель между неровным краем бетонной панели и деревянным щитом, который в этом месте заменял участок стены. За щитом отчетливо слышались голоса. Я приник к щели. В поле зрения попало распахнутое окно, обшарпанные стены, чуть левее -- пустой шкаф со стеклянными дверцами, на котором пылились спортивные кубки и глобус с дырой на месте Саудовской Аравии... Сердце бешено забилось. Так я же вернулся туда, откуда начал свой путь!
Прямо передо мной возникла физиономия седого доктора.
-- Иван Ильич! -- заорал я что было мочи и забарабанил в щит. -- Откройте скорее! Это я, Максим!
В два счета щит был сорван со стены, и я оказался в объятиях седого доктора. Кто-то помог выбраться обессилевшей Кате.
-- Вот не знал, что в этом доме привидения водятся, -- похлопал доктор меня по плечу и улыбнулся. -- Рад вас видеть живым и здоровым, Максим. Вы как нельзя более кстати. Рассказывайте, что с вами произошло, только покороче.
В двух словах я поведал доктору обо всем, что со мной произошло с момента нашего с Фомой бегства из спортзала. Помимо нас в помещении оказалось еще несколько человек. Они плотным кольцом обступили меня и с жадностью слушали мой сбивчивый и торопливый рассказ.
-- Жаль ребят, -- печально произнес доктор, имея в виду Фому и Лиду. -- Но надежды терять не будем, возможно, им повезло, как и вам... Ого, я вижу, вы не с пустыми руками! -- Он кивнул на мой арсенал. -- Помогите, товарищи!
Меня вмиг разоружили, и я с облегчением вздохнул. Доктор бережно взял один автомат в руки.
-- "Калашников". Отличная машина, скажу я вам, только я ее уже не застал. Меня ведь в самом начале сорок пятого мобилизовали, а тогда другие красавцы на вооружении были. Что ж, придется, видать, и из этого пострелять. Вспомним молодость, мужики, а?
-- Вспомним, вспомним! -- дружно ответило ему сразу несколько голосов. -- Фашиста били, и этих подонков побьем. Не впервой, поди.
Помимо доктора моим арсеналом завладели еще четверо мужчин. Несмотря на их преклонный возраст, все они горели желанием сразиться с бандитами и отстоять свои жизни и жизни остальных пленников. Я понял, что оружие попало в надежные руки -- передо мной были бывшие фронтовики.
Тут только я заметил, что губа у доктора рассечена. Он поймал мой взгляд и махнул рукой.
-- Не обращайте внимания, Максим. Это мерзавец Курт мне удружил. Ну ничего, попадется он мне...
Мне вспомнились слова Лиды о том, как доктор бросился ей на выручку и как получил удар сапогом в лицо. Я выразил ему свое сочувствие.
-- Да что я, -- сказал доктор, -- вот Сергею действительно досталось.
-- Сергею? -- удивился я.
Чтобы рассеять мое недоумение, Иван Ильич поведал мне следующее. Вскоре после нашего бегства в спортзал явился Смурной. Осмотрев пленников, он обратил внимание на Лиду -- единственную молодую девушку среди них, схватил ее за руку и поволок за собой. Она отбивалась, кричала, звала на помощь, но Смурной лишь ухмылялся в ответ и рычал что-то похабное. Сергей попытался было возразить против подобного обращения с супругой, но дальше этого беззубого протеста у него дело не пошло. Смурной даже не обернулся. И тогда Иван Ильич бросился на бандита, но Курт, до сих пор безучастный ко всему происходящему, молниеносным ударом сшиб несчастного доктора с ног. Смурной, уже в дверях, обернулся и загоготал, а Курт со скучающим видом уставился в окно. Прошло минут пять. Доктор, вернувшись к теннисным столам, не спускал глаз с Курта. И тут произошло неожиданное. Сергей, в груди которого все клокотало, с перекошенным от гнева лицом стремительно ринулся на Курта, и не успел тот глазом моргнуть, как оба уже покатились по полу. Схватка была короткой и жестокой. Обладавший гораздо большим опытом в драках и нанесении телесных увечий, Курт в два счета сбросил с себя противника, хотя и превосходящего его силой, выхватил из-за пояса нож и нанес Сергею сильный удар в область лица. К счастью, Сергей увернулся, и нож лишь скользнул по его щеке, распоров ее. На этом Курт успокоился и в дальнейшем держал противника под прицелом автомата, а Сергей с помощью доктора вернулся к столам, обещая расправиться со всей их бандой сразу же, как представится случай. Курт захохотал, а через десять минут покинул спортзал, так как кто-то позвал его, и больше не появлялся. Видимо, решил доктор, охрану выставили с той стороны двери.
Уход Курта послужил сигналом для активных действий всех пленников. Чтобы впредь не терпеть издевательств от бандитов, было решено забаррикадировать дверь и не впускать их внутрь, пока не прибудет подкрепление от Щеглова -- седой доктор обнадежил людей, что помощь вот-вот придет и все их беды разом прекратятся. Люди, уставшие от неизвестности и страха, с готовностью ухватились за эту весть, словно утопающие за соломинку. По распоряжению доктора (Иван Ильич единодушно был признан командиром в этот критический час) дверь в спортзал -- а она открывалась внутрь -- завалили матами, бухтами каната и теннисными столами, причем сооружение получилось настолько надежным и впечатляющим, что никакая сила, казалось, свалить его не сможет.
Доктор же, пока велось возведение баррикады, проник в кабинет спортинструктора и обнаружил раскрытое окно. Догадаться о том, что мы с Фомой воспользовались именно этим путем, было для него делом двух секунд. На случай попытки бандитов проникнуть в спортзал через главную дверь, решил доктор, сюда можно будет укрыть женщин и наименее пригодных для боевых действий мужчин. Словом, доктор намеревался всерьез противостоять вооруженной банде и, если потребуется, подороже продать свою жизнь. Все без исключения пленники решительно поддерживали своего командира -- кроме Сергея, который не согласен был ждать ни минуты, с яростью носился по залу и готов был пробить стену собственным лбом. И пробил бы, если бы не распахнутое окно, на которое он случайно наткнулся в кабинете спортинструктора. Его держали впятером, оттаскивали от окна, и лишь перед самым моим появлением его удалось уломать. Махнув в сердцах рукой, он убежал в зал, попутно обозвав доктора и его помощников пособниками бандитов и бесчувственными кретинами. Нетрудно догадаться, что мой арсенал в составе пяти автоматов пришелся защитникам баррикады более чем кстати.
Доктор только успел закончить свой рассказ, как в кабинет влетел взъерошенный Сергей и сразу же устремился ко мне.
-- А, Максим! -- обрадовался он и тряхнул меня за плечи так, что я больно прикусил язык. -- Говори, ты видел ее? Где она? Я знаю, ты видел ее! Не молчи же!
Огромный, всклокоченный, со свежим багровым шрамом на левой щеке, весь перепачканный кровью, с глазами, готовыми испепелить любого, кипящий, бурлящий, буквально выплескивающий потоки страсти и гнева, -- он совсем не походил на того флегматичного, капризного, вечно брюзжащего маменькина сынка, каким я его успел узнать за эти дни. Клянусь чем угодно, но таким он мне был явно по душе! Я улыбнулся -- несмотря на всю трагичность нашего положения.
-- А-а, ты знаешь, где она! -- он тряс меня как грушу. -- Скажи, где ты ее видел? Отведи меня туда, и я пришибу того негодяя, посмевшего... посмевшего, -- он судорожно сглотнул, -- коснуться ее своими грязными лапами! Веди же меня, Максим?
Тут он заметил в руках у доктора автомат. Глаза его вмиг вспыхнули дьявольским огнем.
-- Вот что мне нужно!
-- Ну нет, -- доктор крепче сжал оружие, -- эта штуковина мне самому пригодится. А ты и кулаками поработать можешь -- вон они у тебя какие.
-- Верно! -- подхватил кто-то. -- Не трожь пушку! У нас каждый ствол на счету.
Сергей заскрежетал зубами и расправил плечи.
-- Ладно, черт с вами! -- Он порывисто обернулся ко мне. -- Веди, Максим! Где ты ее оставил?
Я беспомощно посмотрел на доктора и развел руками. Видимо, придется мне в третий раз спускаться в этот зловонный тоннель.
-- Хорошо, Сергей, я покажу тебе дорогу, -- сдался я наконец, -- но, боюсь, ты будешь бессилен что-либо предпринять. -- И я рассказал ему все, что произошло с Лидой.
Он застонал, но от решения своего не отказался. И тогда я шагнул к темному лазу, из которого десять минут назад выбрался с практиканткой Катей.
-- Идите, идите, Максим, -- напутствовал меня доктор, -- и будьте осторожны. Приглядывайте за этим бугаем, чтобы по дурости под пули не лез, -- сам не уцелеет и девушку не вызволит.
Я спускался вниз, чувствуя над собой нетерпеливое сопение Сергея, и в душе радовался и за него, и за Лиду -- дай-то Бог, чтобы с нею все было в порядке! И еще Фома... Где они сейчас? Живы ли, в безопасности ли? Сомнения терзали мою душу, неведение не давало покоя...
Мы уже шли по тоннелю, согнувшись в три погибели; я не видел Сергея, но отчетливо слышал его громкое дыхание у себя за спиной. Просто удивительно, как он, при его далеко не миниатюрном телосложении, умудрился втиснуться в узкий тоннель -- узкий даже для меня!
-- Стой! -- рявкнул он и схватил меня за плечо. -- Я слышу ее голос! Это она!
Я едва удержал равновесие. Не хватало еще, чтобы у этого психопата начались слуховые галлюцинации! Я прислушался, но ровным счетом ничего не услышал. Мы как раз находились под люком, который вел в "преисподнюю". Я пожал плечами (насколько это позволяли габариты тоннеля) и двинулся было дальше, но Сергей крепко держал меня за полу пиджака.
-- Я слышу ее голос, -- упрямо твердил он. -- Она там, наверху. Ты как хочешь, а я полез.
-- Не делай глупостей! -- предостерег я его, но было уже поздно: он проворно карабкался по ржавой лестнице наверх -- туда, откуда чуть заметно пробивался тусклый, дрожащий свет. Уперевшись головой в крышку люка, он рывком сдвинул ее в сторону и вылетел из колодца. Не решаясь оставлять его одного, я последовал за ним.
Но как только голова моя оказалась вровень с бетонным полом "преисподней", в десяти сантиметрах от своего носа я неожиданно увидел чьи-то ноги -- они принадлежали явно не Сергею. Кто-то схватил меня за плечи и выдернул из люка, словно пробку из бутылки. В следующее же мгновение я оказался в объятиях Щеглова.

13.

-- Вот ты где, Максим, дружище! -- мял он меня своими ручищами. -- Рад видеть тебя целым и невредимым. Честно говоря, боялся я за тебя.
Я не верил своим глазам. Передо мной стоял и улыбался Щеглов Семен Кондратьевич собственной персоной! Но когда в двух шагах от люка я увидел Фому, живого и ухмыляющегося, а чуть поодаль -- Лиду в объятиях счастливого Сергея, мне стало ясно, что мир поистине полон чудес.
Описывать свои чувства я не стану, замечу лишь, что все это походило на сказочный сон или на проделки доброго волшебника. Фома крепко стиснул мою ладонь, а Лида едва сдерживала слезы счастья, когда обеими руками держала своего героя-супруга, чтобы вновь не потерять его. Тогда-то я впервые увидел, что Сергей способен улыбаться. И улыбка эта, надо сказать, весьма ему шла, буквально на глазах преображая объятого праведным гневом мужчину в беззаботного подростка, еще по-детски наивного, но уже осознающего себя личностью. Словом, все закончилось просто превосходно. Впрочем, это был еще не конец.
Я осмотрелся. В "преисподней" царил полумрак. Ни одна из лампочек не горела -- видимо, кто-то прекратил подачу электропитания. Помещение освещалось несколькими карманными фонарями, развешанными по стенам подвала, но толку от них было не больше, чем от светлячков в ночном лесу. Помимо нас пятерых, здесь находилось еще несколько человек, но сколько их было и как они выглядели, я разглядеть не мог из-за явно недостаточного освещения. Скорее по наитию и логике вещей, чем в результате наблюдения, я понял, что Щеглов вернулся в дом отдыха не один, а с обещанным подкреплением, этими сумрачными, полуневидимыми, неподвижными силуэтами. Они старались не попадать под прямые лучи света, отбрасываемые фонарями, -- сказывалась профессиональная привычка все видеть самим и оставаться незримыми для вероятного врага -- и все же у двоих или троих я заметил в руках блеснувшее оружие. Как Щеглов попал сюда, в это бандитское логово, оставалось для меня загадкой -- до тех пор, конечно, пока гений современного сыска не развеял моего неведения. Тогда же я узнал историю Фомы и Лиды.
-- Когда мы оцепили здание дома отдыха со всеми его пристройками, -- рассказывал Щеглов, -- перед нами встал вопрос: как проникнуть внутрь незамеченными? Мы тогда уже поняли, что в доме творится что-то неладное, и в открытую занимать здание не рискнули -- я знал, что здесь находится около тридцати несчастных "отдыхающих", которые в любой момент могут быть превращены в заложников. Нам удалось незаметно занять постройки, примыкающие к зданию, и как следует укрепиться на этом рубеже. -- Я вспомнил неясные силуэты, виденные мною в окне одного из домиков, и все понял. -- Потом внезапно началась стрельба, хотя никто из наших ребят себя не обнаружил -- за это я ручаюсь. И вот тут-то появилась эта парочка, -- Щеглов кивнул на Фому с Лидой. -- Правда, был еще третий, но он сразу же исчез.
-- Это же был я! -- воскликнул я.
-- Теперь-то я знаю, что это был ты, а тогда твое исчезновение внесло замешательство в ряды нашей группы. Но вот этот молодой человек, -- он снова кивнул на Фому, -- вовремя ввел нас в курс дела.
-- Я ведь не знал, Максим, -- смущенно произнес Фома, -- что эти люди -- из милиции...
-- Мы решили, -- вставила свое слово Лида, -- что попали в лапы к бандитам.
-- Вот-вот, -- подхватил Фома, -- потому я и поспешил захлопнуть крышку люка. Зачем, думаю, всем троим пропадать?
-- Спасибо, Фома, -- с чувством произнес я.
Он махнул рукой.
-- А вышло так, что я оказал тебе медвежью услугу. Пока выяснили наши личности, прошло достаточно времени, чтобы ты успел скрыться.
-- Но это было бы еще полбеды, -- нетерпеливо перебил Фому Щеглов, -- если бы наши ребята, наткнувшись на этих искателей приключений, не обнаружили себя. Началась перестрелка, и мы довольно скоро вынудили Баварца и его компанию прекратить огонь. Тем временем я, старший лейтенант, -- он ткнул пальцем куда-то в темноту, -- и еще несколько человек воспользовались канализационным колодцем, чтобы проникнуть в здание, -- а идея эта, бесспорно, твоя, за что мы тебе очень благодарны -- и попали сюда. Если не ошибаюсь, это и есть "преисподняя".
Я кивнул.
-- Совершенно верно. Я здесь тоже успел побывать и случайно стал свидетелем еще одного убийства.
-- Ты имеешь в виду шеф-повара? -- спросил Щеглов с интересом. -- И что же здесь произошло?
Я рассказал ему все -- с того самого момента, как надо мною впервые захлопнулась крышка люка канализационного колодца. И только закончив рассказ, я заметил, что Щеглов -- не единственный мой слушатель: рядом с ним стоял молодой блондин с погонами старшего лейтенанта и напряженно ловил каждое мое слово.
-- Значит, у них теперь есть оружие, -- подытожил Щеглов, закуривая. -- Прекрасно! В случае опасности они смогут оказать сопротивление банде. Я сразу понял, что на Ивана Ильича можно положиться. Слышите, старший лейтенант?
-- Да, -- отозвался тот, -- это меняет дело. Но против банды им все равно не выстоять. Я считаю, что пора принимать решительные меры.
-- Не такой дурак Баварец, -- возразил Щеглов, -- чтобы устраивать перестрелку со своими же пленниками. Нет, он поступит по-другому -- объявит их заложниками и вступит с нами в переговоры.
Старший лейтенант нахмурился.
-- Я должен связаться с командиром, -- сказал он и исчез в темноте.
-- Семен Кондратьевич, -- дернул я Щеглова за рукав, -- у меня есть одна мысль. Что, если переправить людей, запертых в спортзале, сюда, в "преисподнюю"? Здесь они окажутся под защитой прибывшей группы. Как вы считаете?
Щеглов с сомнением покачал головой.
-- Одно дело -- ты, и совсем другое -- пожилые женщины и больные старики. Я сам шел по этому проклятому тоннелю и знаю, что это такое. Нет, они там не пройдут.
-- Пройдут, Семен Кондратьевич! -- горячо возразил я. -- Ручаюсь вам!
-- А по-моему, -- раздался сзади решительный голос старшего лейтенанта, -- к предложению товарища Чудакова следует прислушаться. Переправив сюда пленников, мы, с одной стороны, решим вопрос с заложниками -- и тем самым упредим возможность переговоров с Баварцем как с хозяином положения, а с другой -- развяжем себе руки. Пока люди находятся в спортзале, мы не вправе ими рисковать. Пройти же по тоннелю им помогут мои ребята.
Щеглов с пристрастием тер подбородок.
-- Надо все взвесить, прежде чем принимать решение, -- сказал он.
-- Я уже все взвесил, капитан, -- безапелляционно заявил старший лейтенант и отдал лаконичное распоряжение кому-то в темноте. Две тени бесшумно метнулись к люку и исчезли в нем.
Щеглов беспомощно развел руками.
-- Увы, когда требуется поработать головой, зовут старика Щеглова, но как дело доходит до драки, обходятся теми, у кого ноги длиннее да кулаки поувесистее. Впрочем, я не в обиде, у каждого своя сфера деятельности.
В этот момент в наружную дверь трижды громко постучали.