окрестностях Северного вокзала.
двух молодых людей...
Рахман был способен дать тридцать тысяч фунтов наличными завтра же, в
чемодане, даже не прочтя сценария. Но прекрасно мог и отказать, выдохнув в
лицо сигарный дым.
повторялась часто. Вообще-то, это развлекало Рахмана. Способ отвлечься от
неврастении. О его жизни можно роман написать. Рахман приехал в Лондон
сразу же после войны в толпе прочих беженцев из Восточной Европы. Он
родился где-то на скрещении нечетких границ Австро-Венгрии, Польши и
России, в каком-то маленьком гарнизонном городке, неоднократно менявшем
название.
ответит...
усталости...
адрес и номер телефона. Он рассчитывал, что я свяжусь с ним, как можно
быстрее, чтобы мы вместе посмотрели мою правку "Blackpool Sunday".
ждало нас на Чепстоус Виллас? Рахман, вышвыривающий из квартиры мебель
через окна, как рассказывала нам Линда? Или же он затаился и подстерегает
Линду и ее ямайских друзей, чтобы застать врасплох?
квартиры, и я часто искал его потом на плане Лондона. Может, это был
Лэдброк Сквер? Или он располагался дальше, в районе Бэйсуотера? Фасады
окаймлявших его домов были темны, и если бы в ту ночь погасли фонари, мы
бы могли ориентироваться по свету полной луны.
вошли в сквер, и я запер за нами калитку. Теперь мы были отрезаны от мира;
никто больше войти не сможет. Нас охватила прохлада, словно мы оказались
на лесной тропинке. Листва деревьев над нашими головами была такая густая,
что едва пропускала лунный свет. Траву давно не косили. Мы нашли
деревянную скамейку с рассыпанным вокруг гравием. Сели на нее. Мои глаза
привыкли к полумраку и я различил в середине сквера постамент, на котором
возвышалась заброшенная фигура какого-то животного. Я задал себе вопрос,
львица ли это, ягуар или просто собака.
жары, навалившейся на Лондон несколько дней назад. В этом городе
достаточно было свернуть за угол любой улицы, чтобы очутиться в лесу.
брошенная им Жаклин в первый день, встревожила меня:
обеда в районе Хэмпстеда: Жаклин собиралась сходить с Линдой по магазинам.
Домой я вернулся около семи. Жаклин была одна. На кровати валялся конверт:
такой же голубой и того же формата, что и первый; но на сей раз в нем было
триста фунтов. Жаклин казалась смущенной. Она прождала Линду всю вторую
половину дня, но та так и не пришла. Заходил Рахман. Тоже ждал Линду. Дал
ей этот конверт, и она его приняла. А я подумал в тот вечер, что она
отдала ему долг натурой.
этого лекарства. Из болтовни Линды я узнал о его привычках. Когда он
ужинал в ресторане, то Приносил свои вилку и нож и предварительно
осматривал кухню, чтобы удостовериться в ее чистоте. Ванну принимал три
раза в день и натирался "Синтолом". В кафе заказывал минеральную воду и
настаивал на том, что откроет ее сам; пил из горлышка, во избежание
контакта губ с возможно плохо вымытым стаканом.
на Линдину. Навещал он их во второй половине дня и, не раздеваясь, без
малейших предварительных ласк, требовал, чтобы они повернулись спиной, и
овладевал ими быстро, холодно и механически, словно зубы чистил. А потом
играл с ними в шахматы на маленькой доске, которая всегда лежала в его
черном портфеле.
ночам ямайскую музыку и смех. Мы чувствовали себя несколько растерянно,
потому что привыкли к полоске света, выбивавшейся из-под Линдиной двери. Я
несколько раз пробовал дозвониться Майклу Савундре, но слышал только
бесконечные длинные гудки.
в конце концов, с трудом объясняли себе наше присутствие в этой комнате. У
нас даже сложилось впечатление, что мы проникли в нее, взломав дверь.
если Петер Рахман окажется за тем же столиком на пляже, на берегу
Серпантина, что в прошлый раз. Но ни разу его не встретил. Я расспросил
кассира, но он не знал никакого Петера Рахмана. Я сходил домой к Майклу
Савундре на Усмпон стрит. Тщетно звонил в дверь, а потом вошел в
кондитерскую на первом этаже, на вывеске которой красовалось "Жюстен де
Бланке". Почему это имя осталось в моей памяти? Этот Жюстен де Бланке тоже
не смог дать мне сведений. Он почти не знал Савундру, так только, в лицо.
Да, да, блондин похожий на Джозефа Коттена. Он считал что Савундра редко
тут бывает.
того из ямайцев, который был хозяином, не видел ли он Эджероса и Линду. Он
ответил, что уже давно не видел. И у него, и у посетителей вид был такой,
словно они нас остерегаются.
рахмановский "Ягуар", стоящий на углу Чепстоус Виллас и Ледбури Роуд.
сидя в своем автомобиле.
после бомбежки.
передумал и засунул ключи в карман пиджака.
месте замка зияла дыра. Мы вошли. Пол был завален обвалившейся штукатуркой
и разным строительным мусором. Мне в нос ударил тот же запах, что в
гостинице в Сассекс Гарденс, только еще сильнее. Меня затошнило. Рахман
снова порылся в портфеле и вытащил фонарик. Посветил вокруг, и я увидел в
глубине комнаты старую и ржавую кухонную плиту. Крутая лестница со
сломанными деревянными перилами вела на второй этаж.
состоянии, и по мере осмотра диктовал мне кое-какие сведения, сверяясь с
вытащенной из черного портфеля записной книжкой.
заметками - я сохранил их до сегодняшнего дня. Зачем он мне их
продиктовал? Может, хотел, чтобы где-то осталась копия.
называлось Повис Сквер. Эту улочку продолжали Повис Терасс и Повис
Гарденс. Под диктовку Рахмана я записал номера домов 5, 9, 10,11 и 12 на
Повис Терасс, 3,4,6 и 7 на Повис Гарденс, и 13, 45, 46 и 47 на Повис
Сквер. Ряды домов с арками "эдуардовской" эпохи, как уточнил Рахман. После
войны тут стали жить ямайцы, но он, Рахман, купил все дома скопом, когда
их собирались снести. А теперь, когда тут больше никто не жил, вбил себе в
голову сделать капитальный ремонт.
Льюиса Джонса в доме 5 на Повис Гарденс, Чарлза Эдварда Бодена в доме 13
на Повис Сквер, Артура Филиппа Коэна в доме 46, Мэри Мотто в доме 47...
Может, они понадобились Рахману двадцать лет спустя, чтобы подписать
какую-нибудь бумагу? Но я не очень-то в это верил. Я спросил его об этих
людях, и он ответил, что большинство из них несомненно исчезло без вести
во время "молниеносной войны".