безответной.
Клари до калитки. Она зябко куталась в плащ, пытаясь защититься
от острого пронизывающего ветра.
поведал он ей и уточнил: -- Из Шрусбери.
они хотели?
сказал, что когда-то давно, еще до принятия обета, служил в
твоем доме. Оказалось, он даже помнит отца Вулфнота. Я подумал,
что они обязательно зайдут к тебе засвидетельствовать свое
почтение. Я не ошибся?
пространство, словно мысли ее витали где-то далеко, рассеянно
обронила:
некий юноша, ставший впоследствии монахом в Шрусбери. Он
приходил по церковной надобности?
чудесного исцеления, заглянув в глаза смерти, решил
подготовиться к последнему часу и отдать все свои долги
заранее. Когда мы встретились, они стояли возле усыпальницы
отца твоего супруга. Им почему-то показалось, что одна
благородная девица из рода де Клари была похоронена здесь
восемнадцать лет назад. Тот, что на костылях, хотел провести
ночь в молитвах на ее могиле.
развеял, -- с тем же вежливым безразличием откликнулась
Аделаис.
ошибается. Конечно, меня здесь тогда не было, но со слов отца
Вулфнота я знаю, что усыпальница не открывалась десятки лет.
Еще я сказал ему, что семейный склеп де Клари находится в
Элфорде.
непосильное странствие, -- словно размышляя вслух, промолвила
Аделаис. -- От всего сердца надеюсь, он не собирается пускаться
в него.
отказались от моего предложения переночевать у меня и тронулись
в путь не медля ни минуты. Я видел, что, дойдя до главной
дороги, они повернули на восток. Молодой монах сказал:
"Несомненно, она в Элфорде. Я найду ее". Ты права, госпожа,
путешествие ему предстоит многотрудное, но верю, он дойдет. Не
слабая плоть, а необоримая сила духа поддержит и приведет его
туда. -- Пользуясь простотой и непринужденностью своих
отношений с Аделаис, священник спросил ее напрямик: -- Он
найдет в Элфорде ту, кого ищет?
безмятежностью. -- Восемнадцать лет -- длинный срок, разве я
могу знать кого он имеет в виду? Да и семья была тогда намного
больше: двоюродная, троюродная родня, некоторые из них по тем
или иным причинам оказались лишены наследства. Всех и не
упомнишь. Мой покойный супруг, разумеется, точно знал, кто кому
кем приходится, ведь он был главой семьи. А в его отсутствие
обо всем и обо всех приходилось заботиться мне.
голову. Серые тяжелые облака низко висели над землей.
нельзя более непоследовательно добавил: -- Это же надо --
восемнадцать лет... Должно статься, в свое время калека-монах
питал к одной из этих молоденьких кузин весьма нежные чувства,
а ее неожиданная смерть явилась для него гораздо большим
ударом, чем он склонен теперь признавать.
на голову капюшон, спасаясь от жгучих уколов редких снежинок, и
сделала шаг к калитке. -- прощай, святой отец.
надеяться, паломничество принесет долгожданное облегчение его
душе.
Аделаис. -- А еще помолись за меня и за всех женщин из рода де
Клари -- да простятся нам в смертный час грехи наши.
леса, Кадфаэль прислушивался к подозрительно ровному и
размеренному дыханию Хэлвина. Это была их вторая ночь после
Гэльса. Первую они провели в стоящем на отшибе домике батрака,
который жил со своей женой невдалеке от деревушки Уэстон.
Вчерашний день был длинным и трудным, поэтому монахи
обрадовались. завидев на опушке дом лесничего, и рано улеглись
спать. По настоянию Хэлвина они шли почти до самой темноты,
пока он был еще в состоянии двигаться. Кадфаэль уже заметил,
что благодатный животворный сон обычно легко приходит к
Хэлвину, принося успокоение его наболевшему сердцу. Наутро он
всегда просыпался бодрым и освеженным. Воистину неисповедимы
пути Господни в облегчении душевных мук бедных грешников.
через час. Из угла, где спал Хэлвин, не доносилось ни шороха, и
Кадфаэль был этому рад, хотя и догадывался, что тот проснулся.
Хэлвину пойдут на пользу даже несколько лишних минут отдыха.
что я сделал. И о ней тоже...
Захочешь -- сам расскажешь.
Да и теперь я могу говорить только с тобой, потому что ты
знаешь. -- Хэлвин произносил слова с трудом, запинаясь, как
человек, проведший много лет в одиночестве и отвыкший от
человеческой речи. После длительного молчания он продолжил: --
Она не была красавицей, как ее мать. В дочери не горел ее
неистовый огонь, но зато сколько чарующей мягкости!.. Ничего
темного, загадочного -- она была открыта, распахнута навстречу
добру и свету, как цветок. И ничего не боялась -- тогда не
боялась. Доверяла всем. Ведь ее никто не предавал -- тогда не
предавал. Ее предали только раз и от этого она умерла. --
Хэлвин тяжело вздохнул и опять надолго замолчал. Потом спросил
робко: -- Кадфаэль, ты долго прожил в миру, любил ли ты
когда-нибудь?
Ведь мы -- она и я -- любили друг друга. В юности это так
мучительно, -- с болью в голосе вымолвил Хэлвин. -- От любви не
спрячешься, от нее не прикроешься никаким щитом. Видеть ее
каждый день... знать, что она испытывает те же чувства...
неутомимо предаваясь трудам на ниве Господней, загружая руки,
ум и душу служением делу, которому он себя посвятил, мысли эти
всегда таились в глубине его сердца. Как пламя, скрывавшееся
под пеплом, они вырвались наружу при первом порыве ветра.
Теперь, по крайней мере, он мог поделиться своим горем и
облегчить исстрадавшуюся душу. От Кадфаэля он не ждал слов
утешения, да и не нуждался в них. Ему достаточно было знать,
что его слушают.
Кадфаэль не разобрал, то ли это было ее имя -- Бертрада, то ли
"отрада". Впрочем, это не имело значения, главное, он уснул и
проспит еще какое-то время. Тем лучше, ему так необходим отдых.
И если лишний день, проведенный в пути, омрачит состояние духа
Хэлвина, его измученное бренное тело будет благодарно за
сбереженные силы.
продолжал спать крепким сном. Без посторонней помощи ему ни за
что не спуститься вниз по ненадежной лестнице, но через
отверстие в потолке будет слышно, когда он проснется. Старый
монах очень надеялся, что Хэлвин поспит подольше, набираясь сил
перед новым днем.
не пробудившегося после зимы леса, в котором витали горьковатые
прелые запахи прошлогодних листьев. Рядом с избушкой деревья и
кусты были выкорчеваны, через редкие толстые стволы виднелась
изъезженная дорога. Какой-то малый катил по ней тачку с
хворостом; слева и справа от него с писком вспархивали
потревоженные пичуги. Лесничий уже поднялся и хлопотал во
дворе, собираясь доить корову. Собака вертелась у него под
ногами, не отходя ни на шаг. Было пасмурно, но светлые легкие
облака стояли высоко. Погода не предвещала ни дождя, ни снега