Его величество обиделось и смоталось, не проронив ни слова.
зол, как собака. Плохо быть не в своей тарелке, да еще при этом шляться по
чужой стране, не зная толком, чего ищешь. Я еще раз проклинаю свой бзик,
заставивший меня очутиться в самолете и прилететь в Токио. Лучше бы я
остался в Париже искать Гектора и Пино. Может быть, им сейчас приходится
крайне туго, а тем временем ваш Сан-А метелит японских легавых, приняв их за
бандитов. Он носится с конвертом, надпись на котором никто не может
расшифровать, и спокойно наблюдает за тем, как японцы делают себе
харакири... Он...
через дверную вертушку, ее блокирует огромный японец в национальном костюме.
Я уже собираюсь облаять его, когда признаю в нем Берю. Чувак хоть куда! На
нем черное шелковое кимоно (то самое, которое он отважно вынес из дома Фузи
Хотьубе), с зеленым драконом на спине, изрыгающим огонь. Толстяк корчит мне
рожу. Возмущенный его жестом, я толкаю вращающуюся дверь. Берю начинает
рычать, так как его пузо попадает между дверным затвором и вертушкой. Он
вырывается и догоняет меня на улице.
своего старого японского друга.
меня в эту дребедень, не спрашивая моего желания. А теперь собираешься идти
развлекаться без меня. На кось выкуси!
японском, ты мигом сядешь в лужу.
упрямца? Я уступаю, и мы отправляемся в путь.
Нас встречает слуга в белой куртке и провожает в огромный салон, где хозяйка
дома восседает на диване, предназначенном для военных маневров, в компании
трех джентльменов.
женщин. Она - женоненавистница и любит единолично блистать в окружении
воздыхателей всех возрастов и профессий. Это крупная женщина примерно сорока
лет, рыжеволосая, с горящим взглядом, полными губами, смехом, способным
разрушить вдребезги структуру кристалла, резкими жестами и непредсказуемым
поведением. И без психоаналитических сеансов профессора Ляпетриш из
Трепанского университета серого вещества ясно, что эта жизнерадостная
вдовушка совершенно чокнутая и киряет, как полк поляков.
в качестве аперитива.
комиссара Сан-Антонио! Ходячая легенда французской полиции! А это Барбара,
Сан-А. Лучшая шмара Соединенных Штатов и их окрестностей! Можешь поцеловать
ее, она это любит!
плотный. Я награждаю Барбару парижским засосом, который, кажется, приходится
ей по вкусу, а чтобы дать мне понять это, она обвивает руками мою шею и
скользит своей ногой между моими. Рульт хлопает себя по ляжкам.
прихлопы.
давным-давно знаком с этим парнем.
я.
названием "представление гостей". Мне показывают профессора
Ямамототвердолобо, старика, морщинистого, как древний пергамент, который
абсолютно естественно диссонирует с этим пьяным балаганам. Затем мне
представляют старикашку-америкашку с мурлом измятым, как автомобиль для
гонок со столкновениями.
состояние в Токио, продавая брелки в форме атомных бомб.
головокружительную карьеру в Японии, играя филиппинцев.
друга, Бе-Рхю-Рье, который сгорал от желания познакомиться с вами.
смотрит на Рульта.
"цветок сурепки в винном соусе". Толстяк громко смеется.
предки были японцами.
Берю, уважающий массаж почек,-чтобы преодолеть пороги от Ни до Гара целым и
невредимым. Все начинают постепенно надираться и довольно откровенно
массировать ягодицы Барбары.
Пронзительность его взгляда начинает беспокоить Толстяка.
по-японски?
лишь возрастает.
к трусикам ровесниц, как они не могут успокоиться, пока не прикоснутся к
тому, что под ними, если я осмелюсь на такое сравнение1
попытаюсь определить, откуда вы родом.
испускать возгласы "ойя, ойя", как если бы он словил сомнительный кайф. Но в
конце концов, разочарованно качает головой.
признаться, что не знаю этого языка.
добавить:
виски:
теперь смени пластинку, папаша, в натуре, ты мне давишь на эндокринку!
Все начинают жевать. Малышка Барбара оказывается великой искусницей в
применении двух своих полусфер и их ближайших окрестностей. Она закладывает
в свое декольте шикарные паштеты и вынуждает нас лакомиться ими на месте.
Мне еще не приходилось клевать с таких литавр. Я начинаю отдавать себе отчет
в том, что мне не удастся рассказать вам этот эпизод до конца, мои дорогие
бедняжки-читательницы. Скажу лишь, что даже у пожарников из Шампюре кишка
тонка, чтобы укротить это пламя.
монгол-гордец! У Толстяка блудливая арапка1. Американка сладострастно
повизгивает. Ей попался первоклассный дегазатор, пардон, дегустатор! Берю и
так обожает штефку, ну а пошамать из декольте зажигательной дамочки - это
апофеоз его аппетитов! Он напрочь забывает рецепты Раймона Оливера. Между
прочим, такой урок по телеку произвел бы настоящий фурор! Представьте-ка
себе знаменитого Раймона, дегустирующего подобным образом свои блюда со
сногсшибательной Картин; вот бы это подогрело аппетит телезрителей - отцов
многодетных семей, мрачных матушек-бандерш, балующих своих чад лапочек,
дедушек, белых пап, черных пап, с черных земель, мам по имени Мишель,
канадцев, португальцев, португальских устриц и крестных матерей,
титулованных и титрованных, любителей пряностей, трезвенников, язвенников,
трезвомыслящих инакомыслящих, недоброжелательных аджюданов2,
доброжелательных хулиганов, благоразумных, заумных, запредельных в
настоящем, присягнувших, посягнувших, веснушчатых, фининспекторов,
прозекторов, проректоров и проректорш, а также многих других, да, очень
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Дальский Алекс
Андреев Николай
Каменистый Артем
Грабб Джеф