прекрасными глазами и заплакал.
а нравы наши по- прежнему подобны дикарским, пещерным.
отметил в одиночестве; никого не звал; накануне слетал в
Париж, отстоял службу в православной церкви на Рю Дарю,
оттуда вылетел в Ниццу, взял в аэропорту на прокат маленький
"фиат" (терпеть не мог показного шика, экономил в мелочах,
чтобы главные средства вкладывать в дело, а проценты с дела
обращать в приобретение русских книг, картин, икон, архивов)
и отправился на кладбище - совсем небольшое, на окраине
города; дорога петляет, словно в Крыму, похоронены здесь
русские, никого другого, только русские: Горчаковы,
Ростопчины, Вяземские, Епанчины, Пущины, Раевские,
Бенигсены, Кутузовы, Романовы...
день, приготовил Ростопчину огромные букеты роз; белые - для
бабушки, красные - мамочке; их любимые цвета; память о людях
продолжает их жизнь среди нас; не так силен ужас потерь,
иллюзия постоянного соприсутствия, непрерываемость бытия...
потом прошел по маленьким узеньким аллеям, остановился возле
свежей могилы, спросил Петю, кто почил, отчего нет креста;
тот ответил, что преставилась Аграфена Васильевна
Нессельроде; жила в жестокой нужде, голодала, старенькая; на
крест собирают, но пожертвование дают очень скупо - по пять,
десять франков, откуда ж денег взять, князь; старики
вымерли, молодые по-русски не говорят, стыдятся предков,
норовят фамилию поменять, а уж имен православных я вовсе не
осталось: где был Миша, там ныне Мишель, где Петя - Пьер;
что бы Марье в Мари переделаться, так ведь нет, в Магдалены
норовят, только б от своего корня подальше, несчастные мы
люди, кочевники; про евреев говорят, что они рассеянны по
миру, дудки, если уж кто и рассеян, то мы, а как же, ведь и
прежний помощник американского президента Збигнев Бжезинский
славянин, и французский генерал Пешков, усыновленный
Горьким, да и папа нонешний тоже не итальянец, а нашей,
славянской крови.
купить сыра, хлеба, зелени, бутылку красного вина из
Сен-Поль де Ванса; князь вообще-то не пил, а если и
пригубит, то лишь "вансовку", ее так и Бунин называл, Иван
Алексеевич, и Шаляпин, когда наведывался на юг, и даже
Мережковский, хотя сурового был норова человек и более всего
на свете любил изъясняться по-французски, русскую историю
комментировал на чужом языке, так, говорил, точнее ее
чувствуешь, науке угодна отстраненность.
Америку интереснее всех понял француз Бомарше; Китай и его
культуру открыл миру итальянец Марко Поло в своей "Книге";
Бисмарк, наверное, точнее других ощущал Россию, а именно
русские смогли синтезировать дух Европы, ошеломить ее, в
свою очередь, Чайковским, Толстым, Чеховым.
могилой мамочки и князя Горчакова было пустым - он купил эту
землю для себя девять лет назад, когда сын женился на певице
из Мадрида, уехал с нею в Аргентину, изменил фамилию, став
Эухенио Ростоу-Масаль (сократил наполовину отцовскую и
принял девичью фамилию жены), купил земли на границе
Патагонии; отцу писал редко, чаще матери; американка, она
бросила Ростопчина, убежав с французским режиссером; была
счастлива, пока тот не умер от разрыва сердца, вернулась в
Цюрих, позвонила бывшему мужу, предложила мировую; сын Женя
(тогда еще не Эухенио) был в восторге, хотя мать оставила
мальчика отцу, не видала его двенадцать лет, только порою
присылала открытки на рождество, очень красивые; Ростопчин
отверг предложение: "Я не прощаю измены". Женя тогда
замкнулся, он все эти годы - хоть уже и окончил университет
- жил мечтою о семье; это ведь так не престижно, когда за
столом нет папы или мамы, приходится уклончиво отвечать на
вопросы друзей; в том кругу, где он вращался, дом должен был
быть крепостью, все необходимые приличия соблюдены; внешнее,
то есть форма, обязана быть абсолютной, на этом держится
общество, нельзя замахиваться на святое. Наверное, именно
тогда и начался разлад между отцом и сыном; Женя перешел- на
французский, перестал читать русские книги; по прошествии
года Ростопчин, к ужасу своему, услыхал акцент в говоре
сына; "Мальчик, - сказал он ему тогда, - ты не вправе забыть
родное слово". Женя ответил, что его родная речь -
французская или английская, на худой конец, немецкая или
испанская. "В России я никогда не был, не знаю эту страну и
не люблю ее". - "Разве можно не любить родину? - спросил
тогда Ростопчин. - Ту землю, где родились твои предки?!"
Моя родина здесь, ответил Женя, а большевики выкинули твоих
предков и тебя вместе с ними, хороша родина... Ростопчин
заметил, что в случившемся больше нашей вины, тех, кто
правил, чем большевиков; те знали народ, а мы не знали его,
жили отдельно, в этом трагедия; не только большевики, но
даже Гучков с Родзянко, тузы, говорили государю, что
необходимы реформы, нельзя тасовать колоду знакомцев из
придворной бюрократии, люди без идей охраняют традицию, а
какова она была, наша традиция, если говорить честно?
Революция случилась через пятьдесят шесть лет после того,
как отменили рабство, а править империей продолжали те, что
служили рабству, по-иному не умели; надо было привлекать к
управлению людей нового толка, предпринимателей,
специалистов производства, а не стариков вроде Штюрмера или
Горемыкина, которые спали во время заседаний кабинета,
тщились сохранить привычное, чурались самого понятия
движение, страшились реформ, а уж про конституцию и слышать
не хотели.
странами в Европе, которые жили без конституции.
Конфуцианство - в Китае, у нас - теория общины, то есть не
личность, не гражданин превыше всего, но клан, община,
деревня; что хорошо для сотни, то обязательно для каждого, в
этом мы повинны перед Россией; да, горько, да, трагедия
эмиграции, но ведь, когда мы были в Москве, страна занимала
последнее место в Европе, а большевики - хотели мы того или
нет - вывели ее на одно из первых мест, несмотря на все
трагедия и войны; нет ничего горше объективности, эмоции
всегда угоднее, душу можно облегчить, поплакать или
покричать, но ведь и эмоция подвластна разуму, то есть
объективному анализу данностей, а не наоборот, если
наоборот, тогда жди новой трагедии, тогда ужас, крах,
Апокалипсис.
хочу иметь ничего общего с тем, что было у вашей семьи
раньше... Мама дала мне душу американца, и я благодарен ей.
Я живу просто и четко, по тем законам, которыми управляется
это общество...
Ростопчин. - Когда ты был маленьким, я мыл тебя, одевал,
водил в театр, рассказывал тебе сказки...
это принятое отношение к тому, кому ты дал жизнь. Мама меня
никогда и ни в чем не упрекает...
ты не вправе требовать от меня, чтобы я вычеркнул ее из
сердца. Она мать.
твоего дома.
к дворецкому, и к своей гоночной машине, и к полетам на
море, к моей библиотеке и к утреннему кофе, который тебе
приносит в спальню фрау Элиза?"
потерял его, ибо безнаказанность - путь к потерям.
слова.
Суворов Виктор
Белов Вольф
Конан-Дойль Артур
Никитин Юрий
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман